Элигий насторожился. Кому как не ему было знать, что именно близ аббатства скрывается затаившийся до времени Пипин. Но знал ли об этом Шарль? По всему, не должен был. Было предпринято все возможное, чтобы этот вертопрах не дознался.
И вот надо же, какая глупость! Ему самому никогда не приходила в голову идея просто так жертвовать Господу что-либо. Он готов был платить, дорого платить за исполнение задуманного. И платил не раз, так что даже прослыл щедрым человеком. Но отдавать тому, у кого все есть, да к тому же не слишком надеясь на результат – что за нелепое транжирство?!
Но все это пустое! Необходимо как можно скорее найти для Пипина иное убежище. Когда Мустафа вернется из Форантайна, следует послать его на ферму подготовить хозяйский дом для гостя. Там, в тишине лесов, среди ячменных полей никто не потревожит беглеца, а уж десятки его рабов-силачей не допустят к почетному узнику чужаков, как бы те ни звались. Эти выкупленные мавры и абары ни бельмеса не понимают на языке франков, будь ты сам кесарь, для них существует один закон – воля господина.
– Ну и как подношения? – наконец прервал он молчание. – Порадовал ли братию? Это они, что ли, тебя так отходили? – Элигий указал на затянувшуюся широкую царапину поперек щеки.
– Схватился с лесными разбойниками, – с глубоким равнодушием сообщил молодой воин. – И, надо сказать, Святой Эржен снова пришел на выручку.
– Что ж, хорошо, очень хорошо. О чем говорят в тех местах?
– Да все больше судачат о разбойниках, о том, что житья от них не стало и пора извести душегубов, всех до единого. Я отвез прошение смиренной братии в Реймс, архиепископ принял меня, обещал помощь и направил письмо государю с просьбой к Дагоберту послать сильный отряд, чтобы разобраться с лихоимцами.
Шарль расстегнул пару резных костяных пуговиц, вытряхнул из-за пазухи свиток.
– Отряд, – пробурчал мастер Элигий. – Можно подумать, у Дагоберта во дворе стоит десяток таких отрядов и только ждет, куда отправиться. Пусть местный правитель разбирается с разбойниками.
– Правителем был мой отец, а он невесть где, – с печальным вздохом, но гордо напомнил Шарль из Люджа, пряча свиток.
– Хорошо, – казначей придал лицу выражение, как ему представлялось, высокой государственной мудрости, и протянул руку. – Давай послание, я передам.
– Я сам отдам его. – Бастард продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. – Это мое дело.
Элигий пожалел, что рядом нет верного Мустафы. С каким бы удовольствием он приказал оглушить дерзкого юнца и ночью, когда город уснет, выкинуть в Сену. Когда б он не был так нужен, чтобы держать Пипина на привязи… Впрочем, теперь, похоже, на привязи нужно держать самого мальчишку.
– Ладно, – наконец выдавил он. – Сейчас я пойду во дворец, отправишься со мной. Мы попытаемся что-то предпринять для спасения аббатства и округи от лесных злодеев. И будь почтителен с государем.
Шарль смерил его насмешливым взглядом – уж точно не вчерашнему ремесленнику учить сына первейшего вельможи франкских земель хорошим манерам. Элигию хотелось резко ответить на эту молчаливую насмешку, но он сдержался. «Зачем множить распри? – подумалось ему. – Юнец горяч, и это хорошо. Такой не потерпит над собой ничьей власти, кроме, пожалуй, кесаря. А уж если заставить его подчиняться чужестранцу, то и вовсе может затеяться небольшой заговор. – Ему вспомнились вчерашние слухи, что якобы днем на Марсовом поле баронские войска едва не подняли мятеж против Рейнара. – Если дать смутьянам такого главаря, – он искоса поглядел на юного геристальца, – то в какой-нибудь лесной чаще нурсийского выскочку могут найти не совсем живым.
Гизелла взгрустнет немного, однако скоро утешится, а труп оплачут, похоронят, да и спишут на разбойников. А если докопаются до истины, то вся вина на Шарле. Стало быть, ему и ответ держать. Казначей же обязан печься лишь о государственной пользе, а не о всяких пустяках вроде сведения счетов между неразумными родичами».
– Запомни, – делая вид, что пропустил насмешку, с величественной назидательностью проговорил хранитель казны, – впредь ты не должен ослушничать. Я желаю тебе лишь добра, желаю видеть дуксом франкской армии. А далее – кто знает, и майордомом. Не препятствуй мне в этом замысле. Ибо молодость твоя и горячность способны истребить на корню плоды моих трудов.
Шарль из Люджа чуть склонил голову, будто подтверждая, что не прочь стать дуксом и майордомом.
– После доклада у государя отобедаешь, получишь мои распоряжения и отправишься в Форантайн.
– Но если государь повелит мне иное?
– Не заблуждайся, у Дагоберта есть верные слуги и помимо тебя. Вчера в замок отправилась твоя дорогая тетушка, моя нежно любимая супруга. Ее охраняет Мустафа и еще несколько моих людей, однако они нужны мне здесь. Ты же со своим отрядом укрепишь гарнизон Форантайна и будешь дожидаться там войск, посланных Дагобертом. А я уж позабочусь, чтобы ожидание не затянулось.
Тронный зал дворца кесаря франков был почти безлюден. Под его гулкими сводами, втягиваясь сквозь круглые слуховые отверстия, будто ища выхода и не находя его, подвывал ветер. Ему не было дела до юного государя и его сухощавого кривоносого гостя.
– Эти люди не станут воевать так, как ты их учишь, – с обычной прохладцей объяснял Дагоберт. – Они не держат строй, поскольку в строю не покроешь себя воинской славой. Победа достается всем, но каждый барон, несомненно, желая общего триумфа, в душе тревожится лишь о собственном прославлении и выгоде. Все его ратники в схватке помогают ему в этом и получают за это часть трофеев. А ты хочешь заставить их забыть все, к чему они привыкли.
Лис поглядел на Дагоберта, предчувствуя увольнение с занимаемой должности и стараясь скрыть невольную радость. Ему и прежде-то вовсе не улыбалось командовать бандами кичливых баронов, а уж сейчас, когда дело требовало свободного перемещения, так и вовсе.
– Не, ну это уж как в ваших краях водится, пусть хоть вприсядку хороводы перед вражинами злыми водят. При случае это ж не мне люлей навешают, а вам по всему фронту наваляют.
Ваша доблестная мамаша поставила меня командовать гвардией, я о том не просил. Уж явите милость, государь, воюю, как умею, пока что жалоб не поступало. Вам тут виднее. У нас в Нурсии воюют так, у вас сяк. Стало быть, мне с этим сяком делать нечего.
Шо я вам скажу: трон у вас есть, победу мы одержали, теперь можно и в отставку, и на просторы родной Нурсии. Эх, как там они без меня?
– О вашей Нурсии во всем свете никто слыхом не слыхивал, – без малейших эмоций ответил Дагоберт. – И об этом знаю уже не только я. Кардинал Бассотури вчера настоятельно интересовался происхождением вашим и ваших друзей. Он вскользь намекнул, что причисление моего отца к лику святых несколько задерживается в связи с тем, что непонятно, люди вы или демоны в человеческом облике, пришедшие из адской бездны. Сами понимаете, к чему может привести столь настойчивый интерес. Конечно, я назвал его слова бессмыслицей, однако не думаю, что он мне поверил.
