— Ты думаешь, что я… что уже… Да?
— Ну что ты, дружище! — бодро произнёс Окиал. — Конечно, я так не думаю. Что-что, а это всегда в нашей власти: думать. Или не думать… — Он широко улыбнулся и, протянув руку, нерешительно тронул плечо друга. — Ты, главное, сам об этом не думай. — Помедлив, как перед прыжком в воду, Окиал всё-таки сжал пальцы и потряс это плечо, стараясь придать своему жесту однозначный смысл ободряющей ласки.
Плечо Навболита было твердым, холодным и даже сквозь хитон мокрым — от пота. Нормальная здоровая плоть. Смертная. Боящаяся… Впрочем, это ещё ничего не значило: вознесение Примнея тоже произошло не сразу.
«Никаких «тоже»!» — одернул себя Окиал, отпустил плечо друга и сел, чтобы не смотреть на него сверху вниз. Всё-таки, он привык считать Навболита на целую голову выше себя — во всех смыслах. Да и Навболит привык к этому. Вот и пускай всё остаётся между ними по-старому — и как можно дольше…
Это был правильный ход — хотя бы внешне вернуть другу привычный ракурс в их отношениях, и Окиал от души похвалил себя, глядя, как Навболит на глазах обретает былую уверенность.
— Никогда бы не подумал, что я могу так перетрусить! — твердеющим голосом произнёс Навболит, делая отчаянную заявку на самоиронию.
Окиал почти без усилий изобразил на лице зависть и восхищение: самоирония всегда считалась одним из похвальнейших качеств учеников Тоона. Самому Окиалу она была болезненно недоступна. И всё же… Примней тоже храбрился и самоиронизировал. Но учителя не оказалось рядом, а они с Навболитом ничем не сумели помочь Примнею.
— А точно они были вдвоём? — спросил Окиал. — Ты уверен?
— Ну конечно! Только Евмей и учитель, и никого больше. Если бы там были пастухи, я бы заметил… Уж с одним-то учитель справится, правда?
— Ещё бы! — поспешно поддакнул Окиал. Пожалуй, слишком поспешно: Навболит сразу как-то погас и отвёл глаза.
— Тяжёлая… — пробормотал он, приподнимая амфору. Похоже, он только сейчас обнаружил её у себя на коленях. — Что в ней?
— А ты попробуй! — спохватился Окиал. — Очень вкусно!
— Проверить хочешь? — Навболит усмехнулся, и Окиалу не понравилась эта усмешка.
— Что проверить? — спросил он.
— Ну как — что. Примней даже глотка воды не мог выпить. Часа не прошло — а уже не мог.
— Вот об этом я как-то не подумал! — заявил Окиал, и это была чистая правда. Он даже засмеялся от удовольствия, что не пришлось покривить душой.
— А почему бы и нет! — решительно сказал Навболит. — Давай проверим! — Он зажмурился, широко раскрыл рот и вздёрнул амфору над запрокинутой головой.
Ни капли, конечно, не пролилось из запечатанной глиняной горловины, и, сделав несколько судорожных сухих глотков, Навболит со стоном отшвырнул амфору. Окиал, охнув, едва успел остановить её возле самой стены, в половине локтя от острого каменного выступа, мягко подбросил к себе и поймал руками, как мяч.
— Горячка! — произнёс он с ласковой укоризной. — Этому напитку цены нет, а ты бросаешься.
Навболит непонимающе посмотрел на него.
— Тебе распечатать, или как? — спросил Окиал, показывая ему залитую воском горловину.
— Тьфу на тебя! — с облегчением сказал Навболит. — Шуточки… — Забрал амфору, в два приёма расплавил и удалил восковую пробку и глотнул. Задохнулся, почмокал, закатив глаза, и глотнул ещё раз.
— Не увлекайся! — предупредил Окиал. — Этот мёд собран дикими пчёлами лет пять назад, не меньше.
— Семь, — уверенно сказал Навболит и сделал третий затяжной глоток. — М-мм!.. Вот теперь я чувствую себя человеком. Надо было сразу дать мне этот чудесный эликсир, а не сюсюкать и не утешать, как маленького.
— А я что — не сразу? — возмутился Окиал.
— А ты рассюсюкался. Ах, да сколько их было, ах, да откуда я прыгал, ах, да учитель справится… — Навболит собрал остывшие восковые лепёшки, слепил их в один комок и снова сформовал из них пробку. Но прежде чем заткнуть горловину, приложился ещё раз. — Только время зря потеряли! — заявил он, отдышавшись, закупорил амфору и прислонил к стене грота.
— Да я же тебе сразу… Ты же держал и не видел…
— Ладно, давай забудем твою оплошность, — сказал Навболит, вставая, и тут же пригнулся, ударившись макушкой о свод. — Ну и выбрал же ты местечко! Грязно, тесно, темно. Евмеевы хряки и то лучше устроены… Пошли.
— Куда?
— Туда, — Навболит мотнул головой. — Поможем учителю. — И он на четвереньках резво двинулся к выходу.
— Ну уж нет! — Окиал изловчился, поймал его за полу хитона и дёрнул. Навболит качнулся назад и сел, рефлекторно пригнув голову.
— Он же там один, — проникновенно сказал Навболит, ощупывая макушку, и вдруг судорожно, длинно зевнул. — Ему же помочь… — пояснил он, справившись с зевком и продолжая держаться за голову. — А-аа?.. — и опять зевнул.
— Ты ему уже один раз помог, — сказал Окиал, подтаскивая друга к стене.
— Не один, — вяло возразил Навболит, отпустив наконец макушку и слабо сопротивляясь. — Я ему всегда помогаю… И ты всегда…
— А как же, — согласился Окиал, устраивая его на сухом месте подальше от амфоры.
— Мы за него в огонь и в воду… — проговорил Навболит, поворачиваясь набок и опуская щеку на сложенные лодочкой ладони.
— Особенно в воду, — подтвердил Окиал. — В холодную. Как только проспишься.
— Красивый грот! — отчётливо произнёс Навболит, с видимым усилием раздирая слипающиеся веки. — Окиал! Какой красивый грот… Здесь должны водиться нимфочки… — Веки его окончательно сомкнулись, и он засопел.
Окиал посидел над ним, соображая, где именно в хижине Евмея оставил он свою мантию. Наконец обнаружил её под стеной, возле аккуратно свёрнутых козьих шкур, забрал и укрыл Навболита, тщательно подоткнув с боков толстовязанную шерстяную материю. «Нимфочек тебе…» — пробормотал он, усмехнувшись, вернулся к устью грота и отогнул ветку.
Спящий продолжал спать возле груды тюков и драгоценной утвари. Совершенно непонятно — зачем одному человеку столько посуды. Если он торговец и это его товар, то кому он собирается продавать его здесь, на севере острова, в семидесяти стадиях от столицы? Не козопасам же, для любого из которых один кубок из этой груды — целое состояние… Воин, вернувшийся домой с богатой добычей? Тоже не получается: корабль явно феакийский, ибо лишь феакийские корабли несут на корме Медный Перст, Всегда Обращенный к Полярной Звезде. А феакийцы никогда ни с кем не воевали — если не считать одноглазых циклопов, от которых они в конце концов и сбежали в Схерию. И произошло это, если верить учителю, в незапамятные времена, когда ещё юн был Навсифой, отец Алкиноя, нынешнего царя феакийцев… Скорее всего, спящий не имел никакого отношения к народу Схерии. Скорее всего, это был просто пассажир, случайный попутчик — как и белобородый старец в грязном хитоне, сидевший поодаль.
