красивые. А ещё с ними увязалась тётечка от графа Шереметева. Тот сам её послал. Она татарка и худо-бедно понимала танцовщиц, ну и присматривает за, непривычными к русским порядкам, сотрудницами дербентского гарема. Ещё Ванька, ещё Стеша. И неожиданно, пока не было Петра Христиановича дома, привёз Тихон, посланный в Студенцы за Йоганом Бауэром, Василису Преблудную. Якобы Матрёна почувствовала, что она понадобится графу. Против Матрёны не попрёшь. Значит, и вправду, понадобится лекарка, а это ничего хорошего не сулило. Что-то плохое случится. Ну и сам немецкий управляющий.
Так что и верхний этаж весь народом заполнен. А весь двор лошадьми, которые за сутки столько навоза произвели, что можно завод по производству биодизеля открывать. Шестьдесят лошадей – это не хухры-мухры. Это полторы тонны навоза за сутки. А съели, а выпили? Нет, нужно быстрее организовывать встречу Марата с Александром и отправлять их назад. И не из-за навоза даже. Из-за времени года. Сентябрь ещё относительно тёплый месяц, а вот потом снег пойдёт, а абреки легко одеты и кони к большим морозам не привыкли. Простынут и те, и те.
Брехт утром, выдвинувшись на Слоне к Кремлю, корил себя, что не переговорил вчера с обер-полицмейстером, чтобы тот встречу устроил ему с императором, вот так на дурика ехать в Кремль, где теперь проживает Государь со всем семейством, не самое перспективное занятие. Поважней есть особы, которым тоже хочется с монархом пообщаться.
Так и оказалось. Подъехал он к Спасским воротам, а они заперты. Всё, разошлись гости. Если есть билет на бал, то приезжайте к восьми вечера. И раньше не надо, не запустим.
– Да, я князь…
– Пётр Христианович, ты чего надрываешься? – из-за плеча огромного гренадёра торчала курносая мордочка Константина Павловича – цесаревича.
– Ваше императорское…
– Обижусь, сто раз повторял, для тебя – Константин Павлович, – пьяненький, но не бухой. Так, навеселе.
– Константин Павлович, мне бы с Александром переговорить, у меня остановился в доме Пщышхуэ кабардинский. Это что-то навроде военного вождя и главного судьи у черкесов. Нужно. Это правильное слово, Константин Павлович, нужно, чтобы Александр Павлович его принял, как можно скорей, и пообещал заботиться о Кабарде и Моздок им вернуть, ну, я объясню императору, как с ним говорить и чего обещать. Этот разговор позволит предотвратить большую войну на Кавказе, в которой погибнут десятки тысяч наших солдат и офицеров. И они – черкесы – помогут нам при положительном исходе этих переговоров в войне с Персией или Ираном, которая вскоре начнётся, а потом и в войне с Портой. Тоже вскоре грянет.
– Стой. Стой. Пётр Христианович, ты наговорил как вице-канцлер целый. Провести тебя к Александру? А что? У него сейчас сестрёнка наша, Елена Прекрасная, с мужем – принцем Фридрихом Людвигом – сыном Фридриха Франца I, великого герцога Мекленбург-Шверинского. Ну, да ты знаешь. Был же на свадьбе.
– Конечно, Константин Павлович, – блин, нет этого воспоминания в мозжечке. Не в мозгах же. Там и нет мозгов. Инстинкты одни.
– Ну, пойдём. Расскажешь про черкесов своих, да и про Царицу Мариам грузинскую, и патриархов двух, что ты с нею заманил.
– Двух?
– Двух. Приехал с царицей Варлаам – архиепископ Грузинский и Давит V – Патриарх-Католикос армянский. Ох и ругается вице-канцлер Кочубей. Прямо слюной брызжет. Хорошо хоть матушка за тебя заступилась. Сказала: раз Пётр привёз их, то есть у него задумка. Пошли. Я тоже послушаю. Интересно, какая может быть задумка – эту мегеру грузинскую в Москву притащить.
Пока шли, налетел холодный ветер и стал развевать полы плаща Константина, так и норовившие опутать ему голову. А ещё этот же ветер прошёлся по загаженному двору Кремля. Десяток тысяч людей за один день превратили святыню в помойку. Бумажки, огрызки яблок, тряпочки цветные. Грустное зрелище. Так уже и стук молотков. Сотен молотков. Плотники и солдаты разбирали трибуны и амфитеатра, кончился праздник.
– Грустное зрелище, Константин Павлович, не находите? – поправил на нём плащ Брехт.
– А? А, да. Нажился кое-кто.
– Народу нужны праздники.
– Александр так же говорит.
Они по Красному крыльцу вошли в Грановитую палату. Члены царской семьи и несколько приближённых чиновников сидели в углу и трепались на французском. В центре внимания как раз и была, вторая дочь Павла, Елена. Муж, лопоухий пацан, сидел в глубоком кресле и дремал кажется. Елена что-то возбуждённо рассказывала матери – Марии Фёдоровне. Вошедших заметили. Чего бы не заметить? Деревянные каблуки сапог, подбитые железными подковками, громко цокали по полу, отдаваясь эхом по большому пустому помещению. Всю мебель уже вынесли, приготовив место для танцев.
– Костик, ну, где же ты пропал? – погрозила ему веером Елена Прекрасная.
Брехт подошёл, щёлкнул каблуками, поклонился.
– Ваше императорское Величество. Явился на расправу.
– Сашенька, ангел наш, повинную голову и меч не сечёт, – вступилась за него Мария Фёдоровна.
– Повинную ли? – Александр встал и похлопал по плечу Елену.
Стоп. Она через пару лет умрёт от туберкулёза, а сейчас симптомы есть? Да, сто процентов. Вон одно плечо ниже другого. Вон блеск в глазах. Вон бледность кожи. А ещё испарина на лбу.
– Ваше Императорское Величество, а могу я задать вашей сестре несколько не совсем скромных, но очень важных для неё вопросов.
– Пётр Христианович? – подскочила мать готовая защитить свою дочь.
– Мария Фёдоровна, это касается здоровья Её высочества. Да и всех вас тоже.
– Князь! Объяснитесь! – Нахмурился Александр. Желваки заходили.
– Мне нужно задать Елене Павловне сначала несколько вопросов. Медицинских.
– Разве вы эскулап? У вас какое образование, Пётр Христианович? – встал рядом с братом и Константин.
Надо, Федя, надо, подбодрил себя, струхнувший от такого напора, Брехт.
– Домашнее. Это сейчас не важно. Так я могу задать вопросы?
– Ну вы и настойчивы, князь. Задавайте.
– Давайте присядем, – Брехт угрюмо оглядел семейство и вскочивших царедворцев.
– Присаживайтесь, месье, – Александр плюхнулся в своё полукресло.
– Слушаем вас, Пётр Христианович, – разрядила наступившую за этим тишину Мария Фёдоровна.
– Елена Павловна, слабость, усталость, быстрая утомляемость – что-то из этого вам знакомо?
– Знаете, после рождения ребёнка я, и правда, стала быстро уставать и, точно, пройду немного и слабость в ногах.
– Пётр! Пётр Христианович? – подскочила императрица.
– Повышенная потливость. Особенно ночью? – забил следующий гвоздь Брехт.
– Я! Я! Она часто просыпаться в пот, – оказывается, этот подросток не спит. Принц, блин. И эти хороши: выдали девочку больную в пятнадцать лет замуж и в шестнадцать она уже родила.
– Князь? – встал снова Александр.
– Прошу всех сесть, – повысил голос Пётр Христианович. Сели. Испугались.
– Потеря веса. Да, можете не отвечать, по вам видно, Елена Павловна. Честно ответьте про кашель. Бывает?
– Чахотка! – взвизгнула Мария Фёдоровна и
