твоя.
— Ладно, как скажешь… И откуда ты такой правильный, Краснов? Циничнее надо быть и наглее… Иначе так и будешь всю жизнь на заводе прозябать.
— Ничего, прорвемся, — улыбнулся я и похлопал дружбана по плечу.
Уж чего-чего, а цинизма, взращенного старыми невзгодами, во мне хватает… Правда, он пока особо не проявляется, дремлет, наверное, убаюканный сознанием молодого и энергичного комсомольца. Вот ведь интересная штука. В кругу этих людей я особенно четко понял — я не только изменился физически, но и «химия» чувств немного другая стала. Хотя Литвинов прав — либо ты серая масса, либо раздвигаешь локтями конкурентов в движении наверх. Уж мне ли не знать…
Я тоже оделся, и хозяин с облегчением и прощальной улыбкой выставил нас из дому. Мы спустились на первый этаж, вышли из подъезда и увидели такси, высаживающее пассажиров. Это он удачно подъехал. Я кинулся к водиле.
— Шеф, свободен?
— В парк, — буркнул тот.
— Ну так все равно же поедешь через центр.
— Зачем? — пожал плечами таксист. — Могу и по Окружной.
— Нужно девчонок развезти по домам, замерзнут они, покуда доберутся на перекладных…
Водила заколебался.
— Сколько? — спросил он.
— Чирик! — ответил я.
— Ладно, садитесь…
Я помахал девчонкам. Они тут же кинулись к машине. Ну да, в чулочках-то не долго на морозце постоишь. Я открыл заднюю дверцу, и они с радостью залезли в теплый салон. Я же сел рядом с шофером.
— Ну, куда едем? — спросил тот.
— Вы где живете, Лида? — повернувшись к девушкам, уточнил я.
Она назвала адрес.
— Сначала — туда, — сказал я таксисту, — а потом… — и я назвал адрес Ангелины.
Шофер кивнул и дал по газам. Пробуксовывая на плохо расчищенной мостовой, уже не новенькая двадцать первая «Волга» покатила со двора. Я обратил внимание, что счетчик таксист не включил. Рискованно, если учесть, что первый же постовой мог его тормознуть. Ведь когда в салоне такси сидят пассажиры, зеленый огонек за лобовым стеклом должен быть погашен. А за такие вот проделки статья по линии БХСС светит. Впрочем, это не мои проблемы. Тем более, что вскоре я задремал. Что ни говори, а посидели сегодня душевно. Проснулся я только, когда машина остановилась возле Лидочкиного дома.
Девушка выбралась из салона, помахала нам с Ангелиной. Дверца захлопнулась, и такси продолжило путь. Я оглянулся на свою единственную теперь спутницу, но она не захотела взглянуть на меня, уставилась в окошко на проплывающие мимо городские огни. Странно, а мне почудилось, что они нашли с Лидочкой общий язык. Хотя одно другому не мешает. Девушки, даже соперницы, вполне могут между собой подружиться и даже — объединиться против того парня, из-за которого только что готовы были выцарапать друг дружке глаза. Но при этом они понимают, что в конце останется только одна…
В полном молчании, словно чужие, доехали мы до дома, в котором живут Дороховы. Я расплатился с водителем и вышел вместе с Ангелиной. Хотел проводить ее до подъезда, но она, не оглядываясь, быстро пошла вперед, бросив дежурное «пока», и догонять я ее не стал. Ну что ж, так даже лучше. Обойдемся без тягостных объяснений. Я теперь знаю адрес Лидочки, ее фамилию и место учебы. Все остальное — дело времени и техники. Хорошая девочка Лида… А чем же она хороша? Скоро узнаю…
Я вернулся к себе и сразу же, совершив положенные гигиенические процедуры, завалился спать.
Третий в моём 1975 году день выдался бурным. То ли еще будет… Рано утром, как все работяги, я отправился на завод. В первую смену. С небольшого похмелья настроение у меня было средненькое. И мысль, что придется еще прозябать в литейке два месяца — совсем не радовала. Надо что-то с этим сделать. Я писатель, а не литейщик… Конечно, в СССР почетно быть выходцем из рабочей династии, но мои предки достаточно поработали, чтобы их потомок получил возможность прославить свой род на иной стезе.
С этими мыслями я и пошел к начальнику цеха. В кармане у меня лежал сборник стихов и записка, которую написал Мизин секретарю редакции. Я рассчитывал на то, что сочетание этих двух аргументов подействует на заводское начальство, и оно своими средствами поспособствует тому, чтобы меня отпустили с миром, а не мурыжили до мая месяца. Ведь могут же они оформить мое увольнение, как перевод? Или — нет?.. Плохо я помнил советское трудовое законодательство — кто же знал, что оно мне вот так понадобится. Начальника я встретил у входа в литейный цех.
— Товарищ начальник! — обратился я к нему. — Разрешите обратиться?
— Да мы, вроде, не в армии, — пробурчал тот. — Что у тебя?
— Да вот, хочу перейти на другую работу, Сергей Петрович, — сказал я и протянул ему записку главного редактора журнала.
Он развернул и прочитал ее вслух:
— Подателя сего зачислить в штат редакции, на должность литературного сотрудника, с окладом в соответствии с должностью. Мизин С. М., — и недоуменно на меня уставился. — Что это, Краснов?
— Записка секретарю редакции журнала от главного редактор Мизина Станислава Мелентьевича, — ответил я.
— Мизина? Того самого, что «За Калужской заставой» написал?
— Совершенно верно!
— А почему он тебя в свою редакцию берет? — удивился начальник цеха. — Ты что у нас — писатель?
— Есть немного, — кивнул я. — И поэт… Вот моя книга.
И я протянул ему свой щуплый сборник.
— Надо же… — покачал головой Сергей Петрович. — Чего же ты уходить собрался? Нам на заводе свои писатели и поэты тоже нужны. Для стенгазеты там или многотиражки…
— Вы подпишете моя заявление об увольнении? — без обиняков спросил я.
— Ну что ж, подпишу, — вздохнул тот. — А вот отпустят ли тебяе без отработки, не знаю… Ладно, подходи в контору в обед. Я переговорю с директором.
— Спасибо, Сергей Петрович!
— Пока не за что… — пробурчал начальник цеха.
Кажется, он от меня чего-то ожидал. Я немного напрягся — какое он может спросить алаверды за свою помощь?
Наконец, начальник выговорил:
— Ты вот отрази в своих стихах там или рассказах нашу работу, вот и будет от тебя спасибо.
— Постараюсь, — слегка покривив душой, сказал я.
Литераторов, воспевающих трудовые подвиги, итак пруд пруди. Да и подвигов особо на нашем предприятии не
