суетящихся муравьёв и мошек. Вот и бросили им жука в муравейник.
Книга ещё не написана, а последним перед армией из их произведений, прочёл «Пикник на обочине», для чего выписывали журнал «Аврора». Вещь замечательная и мне словно Рэдрику Шухарту также сложно вырваться из теперешней парадигмы.
Уж не знаю в какую из гипотез поверить: во всевышнее вмешательство или же в Странников с их неясными целями и негуманоидными помыслами? Хрен редьки не слаще. Разве не могли закинуть на полгода или год ранее? Там бы я мог стать субъектом, а здесь лишь являюсь объектом уставных отношений, с определённым законами сроком.
Я сейчас подобен собаке на сене, что хранит непригодное ей в пищу. Так и мои познания остаются почти без применения, а могли бы принести значительную пользу. Только кому об этом рассказать, чтобы не беседовать на следующий лень с Наполеоном Бонапартом местного пошиба, запакованным в рубашку с очень длинными рукавами?
Вот и получается, как в замечательном тосте: «Имею желание купить дом, но не имею возможности. Имею возможность купить козу, но не имею желания». Вот мне и остаётся организовать алхимическое производство в части, и лишь пить «за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!»
Спится мне не позволит дефицит сахара в части, но зато подтвердится тезис родителей, что ненужных познаний не бывает, они всегда могут быть применены в нужном месте и в подходящее время.
* * *
И всё бы можно было счесть замечательным в сегодняшней бане и после неё, а день считать почти праздничным, если бы не наши армейские долбодятлы. По дороге мы заглянули на коммутатор и развесили там свои выстиранные вещички сохнуть возле печки, да и отправились в барак, выяснив что всё в порядке.
Только успели в нем расположиться, и как следует расслабиться, как поступил звонок и всех вызвали на коммутатор. А там начштаба поставил всем срочную задачу восстановить связь с офицерским городком, а также оказать всяческую помощь якуту, который и сообщил ему, что умелец на нашей сотке [23], свалил столб и оборвал все провода, в том числе проводную линию за которую ответственен Володя.
Тот и дожидался нас в вагончике чтобы указать место повреждения. Вот ведь — весёлая задачка. Благо ещё осталось немало светлого времени и навалившись всей толпой сможем, восстановить. Нам придали ребят из взвода минёров, чтобы те помогли установить столб на место и как следует укрепить, пока стаем возиться с проводами.
Веселое дельце, а все теплые вещи ещё не высохли и идти придётся лишь в том теплом нижнем, что выдали в бане, а это совсем не Фонтан [24] и не теплый курорт. Однако приказы командования не обсуждаются, а исполняются.
Столб минёры поставили достаточно быстро, когда мы освободили его от всех обрывков проводов. Сказался их опыт проведения сапёрных и инженерных работ Благо сам столб дебилу за рычагами не удалось сломать. И как же он разворачивал этот сарай на гусеницах, что походя смахнул столб с проводами? Понять совершенно нереально! С такими талантами можно было лишь родиться!
Но минёры пока что закрепили столб не капитально, а отправили искать железный провод большого диаметра, так как существующий покорёжен в хлам и оборван, и столб держится только на их честном слове, и чем им удалось его закрепить.
Но следить как другие работают (что возможно делать до бесконечности) нам не довелось. Пока минёры возились, мы спустили медные провода воздушки с соседних опор, и Володя стал их сращивать, а мы приступили к распутыванию своих линий полёвки и звонить в оба конца, определяя какие обрывки куда направляются — маркируя их соответственно.
Но самое весёлое началось, когда пришлось доращивать и завязывать узлы на полёвке. В армейских рукавицах такое не сделать, а тонких кожаных перчаток ни у кого из нас не было. Пришлось вязать голыми руками.
Такое мы проделывали десятки раз, но только при небольшом количестве оборванных проводов и не в тех масштабах. Там было по несколько линий, а тут весь наш жгут пришлось не только сращивать, но по многим линиям добавлять новые куски полёвки, что вдвое увеличило количество узлов.
Очень скоро тракториста материли все — дружно и в полный голос. Было наплевать какого он призыва, и все грозились накостылять ему чтобы мало не показалось. Так как руки на морозе дубели неимоверно скоро и приходилось постоянно прятать ладони в варежки для согрева.
Солнце же быстро катилось к закату и мороз крепчал. Я плюнул на всякие приличия и стал греть их в самом теплом месте, а эти олухи стали ржать и потешаться, спрашивая где успел подцепить мандавошек, ведь только что мылся в бане? Всё бы им ржать коням в пальто.
Объяснил им свои действия, а Володя подтвердил, что в лагере многие так делали, чтобы не обморозить руки. Так что вскоре все последовали моему примеру и временами засовывали руки в ширинку, чтобы отогреть. Наверно со стороны всё смотрелось уморительно, как будто собралась целая толпа озабоченных и постоянно занимаются карманным бильярдом.
Провода воздушки мы подняли на столбы первыми и сразу закрепили их, а свою полёвку крепили в наступающих сумерках, но там возни оказалось немного. Благо или наоборот — как посмотреть, но всё происходило недалеко от домика якута на самом въезде в посёлок охраны, отчего и были оборваны все наши линии в офицерские дома.
Правда это позволяло время от времени бегать погреться в его дом, а то все окочурились бы от холодрыги. Но сквозь тернии мы успешно восстановили связь. С коммутатора нам дозвонились, сообщив, что все наши линии работают и связь восстановлена, пока мы все отогревались у Володи горячим чаем. Мы сначала допили его и лишь затем попрощались с хозяевами и поблагодарили за тёплый приём и замечательный чай с ягодами брусники.
Он нас немного взбодрил и до барака добрались бодрыми и отогревшимися. Однако без последствий это происшествие не обошлось, и я сильно простыл без поддетых под форму теплых свитера и брюк. Почти неделю провалялся в вагончике санчасти вместе с ещё одним парнем из нашего взвода Алексеем. Ему бы все оставшиеся сто дней до дембеля праздновать и радоваться жизни, а он вместо кайфа валялся тут на соседней койке.
Познакомились с ним поближе только сейчас, а то в прошлый раз между нами была пропасть в три призыва и ни о какой дружбе не могло быть и речи. Я знал его, и он меня: здоровались и
