Генерал же Баринов обо мне знал немало. Причем даже такое, о чем могли знать только близкие мне люди. Поначалу я думал, что обо мне рассказал ему князь Багратион. Но он поклялся, что таких разговоров между ним и Бариновым не было. Тогда откуда у этого доселе неизвестного мне генерала появились столь неожиданные знания о моей службе на Кавказе и в Польше?
Я прямо спросил его об этом. Тот усмехнулся и сказал: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаённого, что не вышло бы наружу» [24]. С его слов я лишь понял, что генерал неплохо знает Священное Писание, но ясности от этого не прибавилось.
Но больше всего меня поразили его воины. В народе их называли «пятнистыми». Это прозвище они получили по цвету их мундиров. Ни одна известная мне армия мира не носила ничего подобного. Но, на мой взгляд, такая форма, хотя и не придавала воинам лихости и щегольства, была очень удобна в бою и в походе. Правда, подчиненные генерала Баринова носили ее в основном во время их экзерциций в Кордегардии.
А как «пятнистые» владели оружием! Они прекрасно стреляли из ружей, умело орудовали своими ножами, а в рукопашной схватке каждый из них легко справился бы с дюжиной врагов. Если верить князю Багратиону – а я не могу ему не верить, – именно эти «пятнистые» помогли русским егерям разгромить высаженный под Ревелем британский десант.
Теперь же эти чудо-воины обучали наших солдат тому, что им могло бы понадобиться в схватке с врагом. Помимо всего прочего, они готовили тех, кто мог бы вести бой в горной местности. Значит, подумал я, сражаться нам придется в горах. Эх, как жаль, что по приказу императора Павла Петровича мы покинули занятые нами земли в Дагестане и Бакинском ханстве. Теперь придется снова возвращаться туда, откуда мы ушли непобежденными.
Помня об обещании, данном мною господину Патрикееву, я составил список офицеров, с которыми служил во время Персидского похода графа Зубова. Среди них было немало достойных людей, которые не участвовали в заговоре против государя. Часть из них была отправлена в отставку, но, как сказал мне генерал Баринов, даже если кто-то и оказался причастен к этому заговору, но ничего серьезного не совершил, то такой офицер может рассчитывать на прощение императора.
– Пусть молодые люди, обманутые своими преступными вожаками, службой своею смоют ту грязь, которая к ним прилипла, – сказал генерал Баринов. – Государь строг, но справедлив. И добр… Он по-отечески может наказать своих неразумных чад, но может их потом и простить. За список же ваш, Павел Дмитриевич, большое спасибо. Думаю, что упомянутые в нем лица – а многие фамилии мне известны – прославят русское оружие в грядущем походе.
– Значит ли это, что уже на будущий год наши войска снова отправятся по знакомым им дорогам на Дербент, Баку и Гянджу? – спросил я.
– Полагаю, что да. Только надо будет согласовать окончательный план похода с Первым консулом Франции Наполеоном Бонапартом. Ведь теперь французы союзны нам. Да и в Европе за британцами остались кое-какие долги. Впрочем…
Генерал Баринов задумался, а потом стал прощаться со мной. В этот момент из висевшей на его груди черной коробочки раздался голос императора:
– Николай Михайлович, я бы хотел переговорить с вами по срочному делу. Жду вас в своем кабинете.
– Понял, ваше величество. Через пять минут буду у вас. – ответил Баринов.
Я остолбенел от неожиданности, а генерал лишь развел руками – дескать, служба. И, пожав мне руку, отправился во внутренние покои дворца.
Глава 3. «Йо-хо-хо, все равно за борт!»
15 августа 1801 года. Французская республика. Руан. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области
Итак, приступим к делам нашим скорбным. Виконт перестал быть для меня пациентом и превратился в объект вербовки. Правда, как и с его болезнью, мне нельзя было ошибаться. И в первом, и во втором случае мог наступить летальный исход. Тут уж как получится. Хотя нам очень хотелось, чтобы Виконт стал нашим агентом и помог нам в нашей работе.
Отоспавшись и справившись со своими желудочно-кишечными болячками, сэр Чарльз Джон Кэри выглядел гораздо лучше, чем вчера. Синюшная бледность исчезла с его лица, да и голос Виконта звучал не заунывно-загробно.
– Скажите, мсье Алан, – осторожно спросил он меня, – могу ли я надеяться, что болезнь окончательно отступила от меня и моей жизни уже ничего не угрожает?
– Можете. Это я вам говорю как врач. Хотя я бы посоветовал вам не спешить вставать с постели. Вы еще очень слабы…
– Проклятые устрицы! Проклятая Франция! Проклятые французы! – Тут Виконт спохватился и стал извиняться: – Простите, мсье, я не хотел обидеть вас и вашу страну… Хотя, как я понял, вы не француз, а русский.
– Сэр Чарльз, – ответил я. – Вы едва не отдали концы, и потому ваши чувства мне понятны. А насчет моей национальности… Скажу только, что мой народ на протяжении почти трех столетий бок о бок с русскими сражался с общим врагом.
– И что вы хотите сделать со мной? – спросил Виконт. – Вы ведь хорошо знаете, кто я и против кого работал в последнее время.
– Знаю, – кивнул я. – Мне известна ваша роль в заговоре против императора Павла I. Правда, по независящим от вас причинам вы не смогли довести до конца этот заговор, и русский император остался жив. И, чтобы замести следы, вы пристрелили одного из своих сообщников – генерала Беннигсена…
– Боже, – простонал Виконт, – вам и это известно…
– «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу» [25]. Следует не забывать, что говорил нам Господь. Впрочем, давайте вернемся к вашим делам, которые далеки от божественных.
– Это вы о Ревеле? – спросил Виконт.
– Именно о нем.
– Значит, проклятый ирландец вам все рассказал?
– Сэр Чарльз, вспомните снова Евангелия. Повсюду, там, где вы побывали, вы оставляли следы, большей частью кровавые. Мы внимательно следили за вами. Ведь вы, сами того не желая, помогли нам раскрыть целую сеть британских агентов. Мы их всех обезвредили…
– Боже мой, – вздохнул Виконт. – Что теперь будет со мной! Мне не простят всего случившегося.
– Да, особенно если мы предоставим неопровержимые доказательства того, что в Кёнигсберге по вашей вине погибли лучшие агенты Британии. И что из-за вашей беспечности Наполеон Бонапарт сумел беспрепятственно совершить свой прусский вояж, заключить договор с русскими и благополучно вернуться в Париж.
– Мсье Алан, или как вас там, – Виконт был в отчаянии. – Что же мне теперь делать?! Я попал в ловушку. Если вы представите Лондону доказательства того, о чем вы мне сейчас рассказали, то мне надо писать завещание и готовиться к уходу в мир иной!
Кэри застонал и закрыл лицо руками. Я понял, что пока не стоит окончательно его дожимать, и решил сменить тему разговора.
– Скажите, сэр Чарльз, у вас остались связи при дворе короля? Это я к тому, что, может быть, найдутся люди, которые попытаются спасти не вашу репутацию или карьеру – об этом не может идти и речи, а вашу жизнь и свободу.
– Эх, мсье Алан, – вздохнул Виконт. – Если бы вы знали, с кем мне приходилось иметь дело! Придворные – это стая кровожадных волков, которые готовы вцепиться в глотку своему ближнему, чтобы хоть немного возвыситься над окружающими. К тому же против меня настроены очень многие. Конечно, если вы не пустите в ход те сведения, о которых вы только что говорили, то я смогу попытаться спасти свою жизнь. У меня будет шанс уцелеть только в том случае, если Дженкинсон не узнает, что я вместо родового замка в Кловелли отправился в Нью-Хейвен и далее во Францию. А этого никак нельзя исключать, увы… И тогда мне повезет, если мне всего лишь отрубят голову. За измену, как вы, наверное, знаете, казнь куда более изощренная.
