осторожны!
Здоровяк хмыкнул, татарин легко улыбнулся. Полковник вышел из палатки, и мы остались втроем.
— Буров? — уточнил татарин. — Опыт в разведке имеется?
— Первый раз иду за линию, — отозвался я, — но не подведу.
Татарин недовольно выдохнул.
— Капитан Шамсутдинов, зовут Евгений. Это Володя Крюков — кивнул он на здоровяка. — Будем знакомы!
— Дмитрий! — представился и я.
— Смотри сюда, Дмитрий, и запоминай, — Шамсутдинов склонился над картой, — пойдем мы следующим маршрутом…
* * *
Передвигаться по ночному лесу — страшная история. Во-первых, в лесу не видно вообще ничего, кроме отблесков луны где-то высоко в небе, да и та вечно теряется за кроной деревьев. Во-вторых, ноги постоянно цепляются за корни, сучья, сорванные ветви, проваливаются в ямы. В-третьих, выдержать нужное направление практически невозможно. Лес кружит, водит, путает. Особенно ночью.
Нас было пятеро — это вместе со мной. Помимо Шамсутдинова и Крюкова, с которыми я уже был знаком, в группе были еще два разведчика: юркий, словно змея, Демин и молодой Миша Тарасов.
— Миха! — представился он, улыбнулся и протянул руку, которую я крепко пожал.
— Дима!
Демин же просто кивнул и отвернулся. Было видно, что и он не слишком доволен моей особой, навязанной группе полковником.
Перед выходом мне вручили летний маскхалат, я быстро надел его поверх гимнастерки. Шамсутдинов лично осмотрел меня, заставил попрыгать, проверив, не звенит ли что. Ничего не звенело. Евгений одобрительно кивнул.
— Первый раз, говоришь, в разведку идешь?
— Я быстро учусь.
Тишины не существует. Время от времени в ночи раздавались пулеметные очереди, вслепую бахали пушки с обеих сторон, фонари освещали ближнюю часть поля косыми лучами.
Наша группа скрытно прошла ходами сообщений до передовой части обороны. Шамсутдинов нырнул в командный блиндаж, минут через пять вышел оттуда и сделал знак всем находиться в состоянии готовности.
Красноармейцы вокруг поглядывали на нас без особого интереса. Кто-то завернулся в шинель и дремал прямо в закутке траншеи, другой курил в кулак самосад, третий грыз сухарь. Ответной атаки сегодня не ожидали, и все было относительно тихо.
А потом пошла артподготовка. Пушки одна за другой начали отстреливать снаряды, чужие позиции зарделись алым пламенем, и Шамсутдинов тут же скомандовал:
— Пошли вперед! В темпе! В темпе!
Я перелез через бруствер, пролез под «спотыкачем» из колючей проволоки, который своевременно чуть приподняли палками ради нас, и побежал вперед, стараясь не отстать от капитана и остальных. Несмотря на темное время суток, для нашего прикрытия ударили дымовыми, и теперь уже я сам почти перестал ориентироваться в направлении.
Мы все же продвигались вперед, причем в отличном темпе. Каждый из нас нес по несколько кило взрывчатки — на случай, если получится добраться до секретных танков. Но вес практически не чувствовался и скорости груз не сбавлял.
Благо, поле было уже зачищено от мин, мы прошли по нему в обе стороны за этот день, и можно было бежать смело… конечно, существовала вероятность наступить на пропущенную мину — но это уже судьба, тут не убережешься.
— К лесу!
Мы свернули в сторону леса, ближе к реке. Наша цель — бывший колхоз «Светлый путь» находился километров за пять-семь от линии фронта, и добраться до цели заняло гораздо больше времени, чем я предполагал. Пришлось сделать изрядный крюк, чтобы обойти передовые посты и укрепления немцев.
Немцы все еще держали несколько деревень под своим контролем, но постепенно отводили силы за реку, где линия обороны была устроена более основательно.
Спустившись вниз по руслу, после полуночи мы все же сумели выйти в заданный квадрат.
Мы подобрались к кромке леса и залегли. Деревня начиналась метрах в двухстах впереди и с нашей позиции отлично просматривалась. Пара десятков старых, покосившихся домишек и с десяток — поновее. Справа чуть в стороне располагались гаражи ремонтной базы, огороженные забором с колючкой поверху. Недалеко от них недавно построенные казармы.
Шамсутдинов вытащил из вещмешка бинокль и начал разглядывать деревню.
У въезда в деревню стояла деревянная будка, сбитая из грубых, не ошкуренных досок, окрашенных в черно-белые полосы. Массивный шлагбаум перекрывал дорогу. Для танка — не проблема, но легковушку или даже грузовик остановит. По обеим сторонам от шлагбаума были выставлены большие деревянные катушки из-под кабеля, так что обогнуть пост не вышло бы. А ехать через поле невозможно — колеса тут же увязнут в грязи. У будки дежурили трое часовых — двое рядовых и унтер. Тут же рядом приткнулся мотоцикл с коляской. Из коляски торчал ствол пулемета, направленный на дорогу. Чуть дальше стоял полугусеничный бронетранспортер «Ханомаг»*, тоже мордой к дороге. Внутри кузова за пулеметом кто-то сидел, я заметил тлеющий в ночи огонек сигареты. Рядом с будкой в железной бочке потрескивали дровишки. Часовые время от времени подходили и грели руки — ночь оказалась прохладной, хотя дождик сегодня не моросил.
*«Ханомаг» или Sd. Kfz 251 — Sonderkraftfahrzeug — самый массовый немецкий бронетранспортер времен Второй Мировой Войны. Получил свое прозвище по названию фирмы-производителя ' Hanomag'.
Деревня освещалась лишь бледным, неземным светом луны, которая сегодня была почти полная. Я предполагал, что на водонапорной башне, которая служила нам главным ориентиром, так же установлен наблюдательный пост — место удобное, обзор широкий.
В самой деревне особого движения не наблюдалось. Местные в ночное время носа из домов не показывали — соблюдали комендантский час, а немцы спали. Только вооруженные патрули ходили по улицам, да в районе гаражей кто-то бодрствовал, там горели все фонари и мелькали смутные тени, но забор мешал рассмотреть все детально.
— А что там на дереве справа от будки? — прошептал Тарасов, у которого, как и у меня, бинокля не имелось. — Будто мешки подвесили!
Я сначала не понял, о чем он говорит, но тут Шамсутдинов передал мне бинокль, я навел его на нужное дерево, на которое прежде и внимания не обратил… увидел и замер, в бессильной ярости скрежеща зубами.
Это были не мешки, а два мертвых человеческих тела, время от времени чуть покачивавшихся на ветру. Парень и девушка. Совсем молодые, лет по пятнадцать-шестнадцать… почти мои ровесники, лишь чуть младше. Тела были обнажены и страшно обезображены — все в порезах и следах побоев. У девушки отрезали обе груди, у парня — половой орган. Руки у подростков были выкручены назад и явно вырваны из суставов, кисти охватывали веревки, другие концы которых были перекинуты через сук, в нескольких метрах от земли.
Внезапно
