Она всегда была сильней чем он. Она бы выдержала, если бы погиб он. Она бы сделала что — то стоящее. Она немного рассказала ему про госпиталь, который она основала. Эта тема явно была для нее болезненной, но все же — она что — то сделала.
А он не мог ничего, кроме как скитаться.
Неудивительно, что скитания привели его на Казоми—7, где началась большая часть всего этого. Тут был храм, посвященный Деленн, но тот вечно был забит народом, так что Шеридан направился дальше — так же, как и тот слепой, с которым он говорил примерно час назад. Здесь трудно было следить за ходом времени. Порой все проносилось перед ним, словно иллюзия. Порой все было совершенно ясным и резким.
Но тот последний миг он помнил. Он никогда не смог бы его забыть. Свет, жгучий слепящий и режущий, свет, который готов был разорвать его на части. Она, оттолкнувшая его прочь…
И затем — то, что было после. Он уходит, пренебрегая тем, что ворлонец может убить его. Желая, чтобы ворлонец убил его. Ворлонцы боготворят смерть — говорили ему. На какое — то время он был с ними согласен.
Вот только его смерть обошла. Он уже умирал прежде, был возвращен обратно, и теперь казалось так, словно ему придется жить вечно.
Он шел все дальше, а затем он остановился и огляделся по сторонам. У него было иррациональное ощущение, что кто — то следует за ним. Здесь никого и нигде не было видно, и он двинулся дальше. Он не знал куда направляется. Он хотел уйти подальше ото всех, а возле храма было столько народу, что он просто хотел быть… где — нибудь в другом месте.
С края кладбище казалось огромным, но на деле оно было просто размыто туманом, темными облаками. И запахом мертвых. Изнутри оно было небольшим, особенно если помнить о количестве тех, кто был погребен здесь.
И погребены тут были не только они, но и их мечты, их надежды и слезы их любимых. Как много вместилось в такое небольшое место.
Он вновь остановился. Он сейчас был почти на границе района, на самой окраине города. Перед ним не было почти ничего, кроме открытого пространства, дорог и…
И пустоты. На мили и мили окрест не было ничего. Он поднял голову и взглянул в пространство над ним. Там тоже не было ничего.
Он пошел вперед и понял, что пересек границу кладбища. Здесь не было ни знаков, ни оград, или чего — то подобного, но он знал это. У него было такое ощущение.
Он остановился, помедлил и посмотрел назад. Он сделал один шаг назад на кладбище, и вновь почувствовал как пересекает невидимую границу.
Он вздохнул.
— Я знаю, что ты здесь. Вылезай, хватит прятаться.
Замерцало сияние и появился он, облаченный в черное и серебряное, алое и золотое. Он был не более материален чем призрак, и также, как призрак, он был прозрачен, но все же, когда Джон смотрел на него — ему казалось что внутри него он видит что — то иное. Не холодную сырую землю и кладбищенский туман — очертания и аура целого нового мира полного жизни, замыслов и будущего.
Он так заворожен был этой картиной, что почти не заметил слов.
— Да, Шеридан. — сказал Синовал. — Ты всегда слишком хорошо меня знал.
Обо всех великих мужчинах и женщинах ходят легенды. У каждой расы и цивилизации есть свои собственные герои и легендарные фигуры которые обещали вернуться, когда их народ будет нуждаться в них. Легенды рассказывают о героических смертях, величественных деяниях и великих трагедиях. Детали разнятся, но в главном они схожи.
Некоторые приписывают это ворлонскому влиянию на развитие младших рас. Это возможно, но я думаю, что здесь кроется большее. У всех нас есть желание верить в героев, которые не умирают, в кого — то, кто вернется, чтобы спасти нас, если мы не сможем спасти себя сами. При ближайшему рассмотрению подобные мечты оказываются именно тем, что они и есть — ничем кроме бесплодных мечтаний. Но все равно — они утешительны и приятны.
Синовал был героем для очень немногих. Его не любили, ему не доверяли, и друзей у него было немного. Однако легенды уже прорастают, и многие уже не сплевывают при упоминании его имени, и не присматриваются к теням — не подслушивает ли он. Он не стал настоящим героем — пока что — но зерно этого уже брошено в почву.
Думаю, его бы это позабавило. Я хотела бы так думать.
Разумеется, ходят слухи, питаемые загадкой того, как именно он умер, или даже — умер ли он вообще. Известно что он увел часть его флота во вселенную Чужаков, известно что не вернулся никто из тех, кто ушел туда, и также известно, что с тех пор Чужаков не видели в этой вселенной.
Вариантов возможно множество. Синовал мертв, Чужаки здесь и скрываются. Синовал погиб, но при этом он уничтожил Чужаков, или же уничтожил для них возможность вернуться сюда. Он жив и оказался там в ловушке. Он убил повелителя Чужаков, занял его место и правит там как темный бог, ожидая возможности вернуться.
Слухов ходит множество, и я не знаю что думать. Я хотела бы думать, что я проницательна в том, что касается понимания сути людей, ибо Г'Кар хорошо учил меня. Я также видела очень много ужасающих вещей, и меня уже давно непросто напугать.
Но я никогда не могла понять Синовала, и он пугал меня. В его сердце зияла пустота и потому эмоции, которые ранят и радуют всех прочих из нас, не могли коснуться его. Эта черта могла привести его к величию или же сделать его непредставимым злом, и я чувствовала, что лишь по его прихоти он сражается на нашей стороне, а не на стороне врага.
Но я вновь уклоняюсь в сторону. Те, кому удавалось до сих пор терпеть мои сбивчивые записи, должны были уже заметить эту мою слабость. Я вернусь к изначальной теме и постараюсь придерживаться, ее насколько смогу.
Как я говорила — уже ходят легенды что Синовал вернется, когда он снова понадобится этой вселенной, но также ходят и слухи о том, что он уже вернулся. И их чересчур много. Минбарская женщина, живущая близ Йедора, заявляла что она носит его ребенка. Человек, владелец фрахтового судна, по имени Капитан Джек рассказывал, что он подвозил Синовала, и во время этого путешествия они говорили о человеческих спортивных и азартных играх.
Синовала видели и на дне общества, и в высших кругах, но есть одна история, услышанная мной, которую я считаю заслуживающей доверия более остальных, ибо я сама говорила с участвовавшей в том женщиной и ее дочерью, центром того, о чем говорилось. Мне разрешили рассказать эту историю, но их имена, с вашего позволения, я оставлю при себе.
Она была минбаркой, жившей в мире — колонии Таролин—2. Эта планета сильно пострадала во время войн, но не больше многих, и куда меньше некоторых. Она была замужем и недавно родила дочь.
Однажды ночью она проснулась от странного холода, исходившего непонятно откуда. Ее муж был в отлучке, так что она и ее ребенок был одни. Почти что в полной темноте она наощупь вошла в комнату где, спал ребенок.
Когда она вошла туда — она увидела там чужака. Он выглядел словно минбарец, но посреди его лба был светящийся третий глаз, и одет он был в алые и золотые одежды, что мерцали и время от времени становились черными с серебром. Он выглядел почти бесплотным. Но он держал ребенка на руках. Она не плакала, более того, она тихо ворковала.
Он повернулся к женщине, и она готова была требовать, чтобы он убрался, напасть на него, или угрожать ему мужем или друзьями, когда что — то удержало ее.
— Я не причиню ей зла. — проговорил чужак. — Я обязан ей всем, что я есть, и всем, чем я был. Если честно — я пришел передать ей подарок.
Когда она вырастет — скажи ей, чтобы она искала мужчину, который носит цепь от этого ожерелья. Она узнает его, когда увидит. Как и он — ее.
— И кем будет этот мужчина?
— Другой половиной ее души.
Затем он уложил ребенка обратно и просто исчез. Она бросилась к дочери, лишь для того чтобы найти ее в полном порядке, улыбающейся и сжимающей в маленьких руках подвеску от небольшого ожерелья. На ней были изображены молот и звезда. Она попыталась забрать подвеску, но девочка не хотела с ней расставаться.
Я видела ту подвеску, слушала историю, и я верю ей. Наверное, это мало что значит, но было кое — что еще.
Несколькими месяцами позже, на Казоми—7, была другая минбарская мать, с другим ребенком, на этот раз — сыном. Однажды утром она нашла у него в руках странный подарок — длинную цепь, оплетающую металлический цветок. Она оцарапала руку о цветок, когда попыталась взять его, но сам ребенок ничуть им не ранился.
Я надеюсь, эти двое найдут друг друга. Синовал любил говорить, что ничто не высечено на камне, а даже если и так — камни можно разбить. Но я хотела бы думать, что хотя бы некоторые вещи предопределены заранее.
