Захар пожал плечами.
— Друг твой помер. В курсе? — спросил капитан.
Захар только вздохнул в ответ.
— Толку от него… — раздраженно сказал кто-то из младших командиров. Скорее всего, это были лейтенанты. Командиры рот. «Надо было запоминать, блин, инструктаж!» — обозлился сам на себя Захар. — «Сейчас бы понимал хотя бы, кто есть кто».
— Черт с тобой… — словно сам к себе обратился комбат. — А теперь слушай меня, боец Захаров. Сегодня надо взять холмы.
— Мне одному? — растерялся тот.
— МНЕ ОДНОМУ! — рявкнул в ответ командир. — И ВСЕМУ БАТАЛЬОНУ! Атака ровно в половине шестого. В тумане, пока не видно ни черта. Через мины поведешь ты.
— Так я же…
— Лебедев! — снова рявкнул комбат и здоровенный конвоир моментом оказался в блиндаже. — С этого цуцика глаз не спускать. Башкой отвечаешь. И этот… Култышев тоже с тобой за ним пусть глядит в оба. Шаг вправо, влево — сами знаете что. А ты, — снова обратился он к Захару — обязан туда провести нас. Живым останешься — будет тебе грудь в крестах. Или честно за Родину погибнешь. Не сможешь — зароем как собаку и скажем, что так и было. А теперь иди и думай — как тебе быть. У тебя полчаса. Лебедев! — и капитан показал конвоиру волосатый кулак. Тот молча козырнул и выпроводил Захара в туман.
— Лебедев, слышь чего скажу… — осторожно спросил Захар, оказавшись на сыром и холодном воздухе. — Может у вас чай есть тут? Или кофе?
— Ххе… — только и ответил Лебедев. Но повел его в направлении кухни, издалека пахнувшей какой-то вкуснятиной. Вкуснятина оказалась овсянкой…
— …Нету шансов, товарищ капитан! — вздохнул в это время один из «кубиков» в блиндаже. Тот, который со звездой на рукаве.
— Политрук, шел бы ты делом занимался. — Зло махнул на него капитан. — Вон в тумане газеты подтащили. Раздай. Пусть новости почитают. Мужики обрадуются бумаге на самокрутки. А ты, комроты, останься. Время еще есть, а совет в Филях мне держать больше не с кем.
Политрук накинул плащ-палатку и вышел.
— Шанс у нас есть один. По туману как можно ближе к высоткам подобраться. Но мины, мины… Потому впереди пойдут сейчас старики. Тихо пойдут. Очень тихо. Сколько смогут, столько снимут. В третьей роте вроде сапер есть бывший?
— Погиб позавчера.
— Тьфу, мать… — ругнулся комбат. — Идиотизм. Сто пятьдесят человек на две высотки без артподдержки. Ляжем все. Смысл? А я уж на этого окруженца понадеялся. А гармонист жив?
— Минут десять назад жив был!
— Ладно, свинья не выдаст…
Мокрый полог плащ-палатки, заменявшей дверь, распахнулся:
— Товарищ капитан, старший лейтенант Кутергин в ваше распоряжение прибыл!
На пороге молодцевато отдал честь в новом, но уже измазанном новгородской грязью обмундировании командир.
— Оп-па… Вот это хрен с горы! — удивился комбат. — Один старшой или как?
— Почему же один? — протянул пакет Кутергин. — Пополнение привел. 200 бойцов.
— И то хорошо. Щедр комполка нынче, щедр… Ну садись, старший лейтенант. Мозговать будем. Чайку?
А в это время Захар тщательно облизывал после ненавистной, но такой вкусной сегодня овсянки ложку.
Рядом сидел молчаливый Лебедев, флегматично жующий чего-то свое. Сухарь, похоже. Вдруг, в молочном тумане, кто-то крикнул высоким голосом, срывающимся на фальцет:
— Первая рота! Политинформация!
Лебедев неожиданно подал голос:
— Давай, комсорг! Поведай нам новости! — И так же лениво продолжил грызть.
Бойцы рядом немного оживились, но даже не подумали подыматься. Вообще-то по фильмам, подумал Захар, они должны обступить политинформатора и жадно интересоваться новостями.
Из тумана показался пацаненок с торчащей из безразмерной шинели цыплячьей головой.
В руках он нес свернутую газету.
Встав в центре лежащих на мокрой земле бойцов, он развернул ее и, смешно прокашлявшись, начал:
— От советского Информбюро! УТРЕННЕЕ СООБЩЕНИЕ ОТ 2 МАЯ!
В течение ночи на 1 мая на фронте чего-либо существенного не произошло.
— Удивил! — Засмеялись бойцы! — Вот когда ты, комсорг, самолет пуком собьешь, вот тогда это будет существенное событие! О тебе даже товарищу Сталину сообщат! И сразу в тыл к немцам отправят. Как химическое оружие!
Солдаты в голос заржали, а политинформатор, видимо уже привыкший к насмешкам бойцов продолжил, ни разу не смутившись:
— На одном из участков Западного фронта противник предпринял ряд атак при поддержке танков. Огнём нашей артиллерии и пехоты все атаки гитлеровцев были отбиты. Немцы потеряли убитыми более 400 солдат и офицеров. Уничтожено два танка противника. Захвачены трофеи и пленные.
Снайперы частей, обороняющих Севастополь, за 29 апреля уничтожили 90 солдат и офицеров противника.
— Сюда бы их… Чтоб с высоток гадов посшибали! А то блин ползаем тут как вши беременные… — продолжили комментировать бойцы.
— Пленный солдат 7 роты 176 полка 61 немецкой пехотной дивизии Эрвин Шмоллинг рассказал: «В феврале меня мобилизовали и послали на фронт. У солдат, недавно прибывших из Германии, нет никакого желания воевать. Они думают о своих семьях и стремятся всеми правдами и неправдами вернуться на родину».
— Угу… Заметно. — Кто-то подал голос.
— Администрация одного немецкого госпиталя в г. Вена предложила безногим и безруким солдатам, не закончившим курс лечения, немедленно покинуть госпиталь и выехать на родину. На протесты раненых последовало следующее разъяснение: места в госпитале нужны для солдат, которые после выздоровления могут быть снова отправлены на фронт. В этом же госпитале было много случаев, когда тяжело раненные солдаты были отравлены.
— Да ну на хрен? — удивился кто-то.
— Фашисты, товарищи, способны на все! — оторвался от газеты комсорг. — Вот в этой же сводке… Читаем: Гвардейцы части, где командиром тов. Родимцев, захватив опорный пункт противника, обнаружили три трупа советских бойцов, замученных гитлеровцами. Взятых в плен раненых красноармейцев немцы пытали, а потом привязали проволокой к дереву. В таком положении раненые красноармейцы умерли в страшных мучениях.
Молчание повисло над полянкой. У Захара моментально всплыли перед глазами истощенные десантники, ползущие навстречу фрицам.
— Ты это, комсорг, заворачивай свои страсти. Чего бы хорошее прочитал. А это мы и так видели своими глазами.
— А хорошее вам сейчас товарищ комбат прочитает. Приказ командира полка.
— Ого! — Мужики запереглядывались.
— Никак в атаку?
— Ага! Вон и подкрепление подошло. Эй, земляки! Вологодские есть?
— Эх, а техники так и нет…
