— Никак в атаку?
— Ага! Вон и подкрепление подошло. Эй, земляки! Вологодские есть?
— Эх, а техники так и нет…
— Ну, ты комсорг и умеешь обрадовать…
…- Понял, старлей?
— Так мы же там, на хрен, весь батальон положим?
— Процентов тридцать на минах. Еще процентов тридцать немцы на подступах положат. А там уж как Бог даст. И скажи спасибо, что туман. Хоть какой-то шанс. Значит, после построения отправляем саперные группы. Остальные ждут артподготовки. Сколько чего, а боги войны обещали помочь. Минут на десять. За эти десять минут надо как можно дальше рвануть. Тут пятьсот метров от нашего леса по полю. Потом подъем. Пологий. Так что мертвой зоны не будет. Стройте своих, мужики…
— …Товарищи красноармейцы! Есть приказ командования. Выбить немцев с холмов, закрепиться там и держать оборону. Дело не простое. Но напомню вам приказ Народного Комиссара обороны СССР номер сто тридцать.
Капитан обвел суровым взглядом строй бойцов:
— Рядовым бойцам, пулеметчикам, минометчикам — стать мастерами своего дела бить в упор фашистско-немецких захватчиков до полного их истребления! Всей Красной Армии — добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения Советской земли от гитлеровских мерзавцев! Мы должны разбить немецко-фашистскую армию и истребить немецких оккупантов до последнего человека, поскольку они не будут сдаваться в плен. Других путей нет. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать, во что бы то ни стало.
Захар стоял и слушал казенные, обычные, вроде бы, слова, но они, почему-то его цепляли.
Он знал, что война кончится через три года, в мае сорок пятого. Но что бы она закончилась в том мае, а не позже, он должен сейчас вместе со всеми, стоящими рядом мужиками, пойти и убить немцев там, на этих двух высотках, между которыми они с Виталиком еще вчера ползли. А что бы война закончилась еще раньше, ему надо выжить, а потом рассказать всю правду вот этому капитану. И пусть потом он отправляет его в особый отдел или еще куда… жаль, что сейчас не поверит. Решит, что струсил.
— Лебедев! А Лебедев! А мне винтовку дадут? — спросил Захар, уже сидя в траншее.
— А твоя-то где? — приоткрыл один глаз дремлющий Лебедев.
— Не помню. Когда прыгал сюда, куда-то делась…
— Ну и все. Так пойдешь. С лопаткой. Лопатка то есть?
— Нету! — сознался Захар.
— А чего у тебя есть-то вообще? — раздался знакомый голос вчерашнего конвоира.
— Мурзик! — Лениво сказал Лебедев. — Дай бойцу лопатку.
— Хера себе! Чего это я ему свою лопатку должен отдавать? — удивился рядовой Култышев.
— А у него, кроме зубов и пальцев, не с чем в атаку идти.
— Лебедь! Свою ему отдавай. А я не дам! — сел рядом Култышев.
А Захар поинтересовался:
— А почему Мурзик?
Удмурт косо посмотрел на него и сказал:
— Еще один такой вопрос и в атаку пойдешь с руками, а зубы тут оставишь. Понял?
— Чего не понятного-то… — обиделся Захар и замолчал.
— Лебедев. Дай будущему штрафнику штык. — Подал вдруг кто-то голос. — Пусть к палке какой-нибудь примотает.
— А я чего, товарищ лейтенант? — ответил Лебедь.
— А ты и так большой. Тебя фрицы увидят, и пятки салом сразу смажут.
Лебедь вздохнул, отомкнул штык и протянул его Захару.
Тот повертел его в руках. Тогда Лебедь приподнялся и стащил с бруствера длинный сучок. Мурзик же достал из кармана шнурок.
Матерясь про себя, Захар приматывал штык к деревяшке. Лебедь курил, правая его нога почему-то дрожала, а Култышев просто смотрел в молочное небо, вертя в руках складной нож…
Слева и справа вдруг зашевелился народ. Часть бойцов вдруг поднялась полезла через бруствер в сторону немцев.
— А мы чего? — заволновался Захар.
— Сиди и жди. — Спокойно ответил Лебедь. — Сиди и жди.
Где-то в глубине наших позиций вдруг заиграла гармошка. Несколько нестройных голосов заорали: «По полю танки грохотали!».
— А это чего это? — нервно подпрыгнул Захар. — Мужики, чего это?
— Сиди и жди…
Немцы почему-то молчали. Тишина стала казаться невыносимой, как в этот момент где-то что-то ухнуло, засвистело и утро разорвалось — «Бамм! Бамм! Бамм!»
— Рота к бою! — закричал лейтенант.
Мужики медленно, ровно нехотя, встали.
— Да как же я с палкой-то… — простонал Захар, когда крепкая рука Лебедя схватила за шкирку.
— Сейчас в репу дам! — пообещал тот. И зашмыгал носом.
А Мурзик надел каску, прикусил ремешок и чего-то там замычал. На верхней его губе повисла капелька пота.
Взрывы долбили красными вспышками в белизне тумана.
— Батальон! По-пластунски! Вперед!
Спотыкаясь, он перелез через стенку окопа и, словно паук побежал вперед на четвереньках. В сторону раскатов.
Его тут же дернули за ноги и он плюхнулся рожей в грязь.
— Ползи, дура! И перед собой смотри! Мину увидишь — обползай!
— Ага. — Кивнул Захар, хотя мало что понял. Как же ее увидеть-то… Переползая через какие-то рытвины, он старался тыкать в каждый подозрительный бугорок штыком. Везло. Пока везло.
И тут артналет прекратился.
— Батальон! — где-то заорал комбат! — За Родину! Вперед, мужики!
Тут же его кто-то дернул за шкварник и подопнул.
Справа, слева, впереди, сзади раздался многоголосый рев:
— АААААААААААА!!!!!
Заорал и Захар, помчавшись сквозь туман неизвестно куда.
И тут же немчура открыла огонь. Вокруг засвистело, загрохотало, застонало. Краем глаза он успевал замечать, как рядом то и дело падают бойцы. Кто отброшенные назад свинцом, кто, взлетая на воздух.
Чья-то кровь брызнула в лицо теплым дождем. Моментом вдруг казалось, что больше никого не осталось, что он бежит один навстречу смерти. А все пули летят в тебя. Пару раз он споткнулся о мягкие тела убитых. Пару раз свалился в маленькие минометные воронки. И порвал штаны, пробегая через чертову колючку.
И вдруг земля пошла вверх. А в тумане вдруг показались сначала яркие вспышки, а потом и сами силуэты врагов.
Он орал, но бежал, не мигая, вытаращив покрасневшие глаза.
Он один!
А вот хрен! Не один! Кто-то уже прыгал в немецкую траншею, сбивая прикладом каску пулеметчику. Кто-то уже хрипло матюкался, с жутким хлюпом втыкая лопатку поперек гансовского лица.
Захар разбежался и, словно играя в футбол, со всей дури пнул высунувшегося невпопад немца. Тот хрюкнул и, взмахнув руками, упал вниз.
Не удержавшись, Захар свалился на него. И сверху упал кто-то еще. Выбравшись из-под тела, он увидал, что это какой-то незнакомый «кубарь», зажавший в руке наган.
