Ознакомительная версия.
– Удачи!
Но его никто не услышал. Агент покинул комнату так же стремительно, как до этого раздавал инструкции.
Жеврич помог с рукой. Он вызвал из города доктора.
Медик долго охал над ранами, тряс свой мешок с инструментами, шипел и переговаривался вполголоса с сербом. Старый венецианец, бежавший с побережья от турецких десантов и побаивавшийся всесильного начальника тайной канцелярии, был опытным пройдохой и желал знать, кто будет платить за дорогостоящее лечение.
Больной вопрос. У Потемкина денег не было.
Младен долго орал на медика. И когда тот уже совсем смирился с тем, что придется работать бесплатно, Жеврич вынул из-за пазухи кошель с деньгами.
– Наш общий друг оставил мне некую сумму на расходы, связанные с делом, – видно было, что необходимость обращаться к фондам выводила прижимистого серба из себя. – Так что этот вопрос мы, я думаю, решим.
Доктор выдохнул, поклонился и исчез. Вернулся он под вечер. Вместе с корзиной баночек, кувшинчиков и мешочков. Кроме длинной устной инструкции на сербском, он вручил Алексу записанную памятку на латыни, которую Потемкин, благодаря заполученным с телом знаниям, также смог разобрать. Правда, в этом случае понимал он через слово, но после разговора с медиком лечение уже не казалось сложным. Это втирать утром и вечером, это пить по ложке, это заваривать и промывать рану. Довольно просто, если не перепутать.
Медик настаивал, чтобы дней через десять он еще раз показался в городе. Лубки врач осмотрел и остался доволен, но заживление таких ран – дело, требующее ухода и внимания со стороны. Так что… Алексей прервал рассуждения доктора о пользе посещения докторов.
Они раскланялись, старик получил свой гонорар и удалился.
Жеврич, расставаясь с деньгами, выглядел настолько потерянным, что Алекс ощутил физическое неудобство. Пора было двигать «домой».
– А что отмечали мы вчера? – задал он вопрос, крутившийся на языке.
– Победу…
Заметив удивленный взгляд собеседника, серб продолжил:
– Ваши в Италии разгромили французов. Суворов сделал настоящее чудо! Как ему такое удается, не понимаю. Жубер убит, его войска бегут, целая куча видных якобинцев попала в плен.[30] Такую викторию дурно было не отметить. Мы и отметили.
Алексей пожал плечами. Возможно, так оно и было.
– Мне кажется, что я вам больше не нужен?
Жеврич улыбнулся широко и почти искренне:
– Да что вы! Можете гостить столько, сколько пожелаете… – он придвинул стул к лежанке. – Но если чувствуете, что готовы вернуться к родному для вас человеку, то я, конечно, задерживать вас не стану. Сеньор Белли требовал, чтобы я разузнал все о пропавшем агенте – я это сделал. Ведь, согласитесь, ваше появление не прошло незамеченным. А уж как Конрад был рад, что вы вывернулись из рук турок!
Серб всплеснул руками и еще раз широко улыбнулся. Потемкин согласно закивал, а сам подумал, что Белли был прав. Делать ему в компании Жеврича нечего.
– Если вы чувствуете себя готовым для дороги, то я скажу Славко, чтобы отвел вас обратно.
Младен явно выглядел довольным.
– Там еще мул был?
Портить отношения с односельчанами из-за животинки, реквизированной для его перевозки, не хотелось.
– Конечно, конечно!
…Выехали в Грабичи они только через день.
Уже на самом подъезде к селению кабадах Славко Лазович и Потемкин столкнулись с двигавшейся им навстречу группой вооруженных людей. Это старший Джанкович, вернувшись с карательного набега, спешил в столицу, чтобы отстоять в суде или отбить с оружием своего сводного брата. Когда дело касалось крови, горцы не считались ни с кем.[31]
При расставании кабадах и арамбаши обменялись парочкой пылающих взглядов, но до угроз или оскорблений дело так и не дошло.
О том, что с ним приключилось в Цетине, и о знакомстве с Белли Потемкин так и не рассказал своему новому родственнику. Лишь заявил, что вызывали для стандартного дознания, разобрались и отпустили. Барис если и не поверил, то вида не подал. С Алексеем он вел себя как обычно, лишь избегая по возможности всяких упоминаний о последних событиях. Зато по случаю и без припоминал всякие жизненные мелочи из семейной мирной жизни в России, имена, даты, биографии родственников и прочая. Видимо, он старался таким образом пробудить уснувшую память брата. Потемкин был признателен за такую деликатность, но это же и мешало разузнать что-либо новое о действиях турок на побережье. Барис старался не поднимать тем, способных вызвать у собеседника дурные воспоминания, а если тот заводил речь первым, то всегда прерывал разговор в зародыше.
А поговорить было необходимо. Алексей не знал, как попасть домой, в двадцать первый век, так что по мере сил старался разузнать все о том, как устроен мир, в который занесла его нелегкая судьба, и приспособиться для того, чтобы провести тут остаток жизни. Турки же были не только важной частью окружающего мироздания, но и основной его заботой. Сколько бы не тянулся отпуск, ему придется взяться за то, чем занимался человек, тело которого он занял.
Можно, конечно, и сбежать от прошлого, начать жизнь с чистого листа где-нибудь в Европе. Но как только он начинал рассматривать в уме такой вариант, взвивалась болью рука, зубы сжимались, а перед мысленным взором появлялась морды толстого Али и усатого Тургера. Он знал, что скоро будет восстание в Сербии, знал, что янычар попрут с побережья, и хотел быть тем, кто выпустит жизнь из мучивших его гадов. Или хотя бы приложить к этому руку. Не убивший никого крупнее комара за свою сознательную жизнь, поборник отмены смертной казни, он, попав в век девятнадцатый, готов был рискнуть всем немногим, что у него осталось, чтобы насладиться местью.
Это было настолько необычное чувство, что Алекс стал сомневаться:,только ли это все его личные мотивы? Не сказывается ли здесь темперамент настоящего Петра Джанковича? Нет ли в его кровожадности той исступленности, с которой предки бежавшего сербского кнеза резались с другими горцами во имя забытых причин, отмечая свой жизненный путь смертями друзей и близких и исповедуя забытый в веке двадцать первом библейский принцип «око за око»?
Потемкин постарался отрешиться, переключиться на простые житейские темы… но мысли о мести так и не исчезли.
Второе, что беспокоило парня, это участившиеся яркие сны. С одним и тем же сюжетом: старая Бона склонилось над его спящим телом и призывно машет рукой, что-то говорит, о чем-то молит, плачет, кричит, а он ничего не слышит.
Когда он рассказал об этих снах брату, тот удивленно пожал плечами.
– Это странно, что карга смогла под крылом Морфея к тебе проскользнуть.
Ознакомительная версия.
