– Да. Скучаю. За родителями, за братьями, за сестрами. За оставленными там друзьями, которые уже давно забыли меня…. А может и не забыли…. Кто знает?
– Но ты не вернешься.
– Без нужды – нет. Умом я понимаю, что изменился настолько, что потребуются годы, чтобы привыкнуть снова, и не факт, что я вообще смогу привыкнуть. Я слишком долго жил на острие удара, слишком часто хожу по краю, чтобы вернуться в безопасность. Война стала не просто профессией. Нет. Это уже образ жизни, способ существования. Что самое важное, я люблю этот образ жизни.
– Я понимаю. Вот сейчас я чуть ли не выла на луну… ну или на солнце, что не суть важно. Домой хотелось. А как представила, что вот вдруг ну вот прямо сейчас меня туда вернуть… да я ж там просто помру с тоски! Локти себе отгрызу за упущенный шанс!
– Да, что-то вроде. – он усмехнулся лукавой улыбкой. – Привыкла?
– Втянулась в ритм жизни и мне только это начало нравится.
– Даже так?
– Мда. Даже так.
Воин рассмеялся, запрокинув голову. Рин улыбнулась.
– И ничего смешного в этом нет!
– Ну-ну.
– Слышь, Зу, расскажи о своей расе.
– Что именно?
– Да что захочешь.
Зуан задумался, теребя пальцами воротник куртки. Совершенно дурацкая привычка, почти моментально подхваченная у девушки. Рин терпеливо ждала, давая ему время собраться с мыслями, вспомнить…
– Даже не знаю, что тебе рассказать. О родной планете? Смысла не вижу. Как выберемся отсюда, просто слетаем на Роринари, сама посмотришь. Планета осталась нетронутой. Так уж вышло, что мы хоть и воевали всю свою историю, но планету не угробили. Традиции, да и собственные мозги не дали использовать высокотехнологическое площадное оружие. Почему мы такие воинственные? Жизнь заставила. Мы были не самыми сильными на нашей планете. Зверье было сильнее, и пока не смогли их перебить, не могли стать доминирующим видом. Вот как только перебили основную массу хищников, вот тогда и стали развиваться, как техническая цивилизация.
– Сильно страшное зверье?
– Слишком огромное. Роринари – большой мир. Условия почти тепличные, да и суши много. Вои и развилось зверье, размерами с тяжелый звездолет. Тяжело с такими справляться, если вооружен луком и мечом. – Зуан хмыкнул. – Зато отношение к населению у нас уникальное. Вооружены практически все от детей до стариков, так уж повелось, да и сейчас не слишком безопасно. Хищников все равно много, а для ребенка опасность представляет даже крупная рикша. Что-то вроде грызуна, вот такой высоты. – росс показал габариты обычной домашней кошки. – С другой стороны, грабежей и вообще преступности мало: поди рискни напасть на прохожего, если все население вооружено, обучено этим оружием владеть и охотно пускает его в дело.
– Практично.
– Мы вообще практичная раса. А после первой войны с соседями стали еще воинственнее и практичнее.
– Что за война?
Зуан потер переносицу, дернул ушами.
– Когда мы вышли в космос, мы вынесли на орбиту практически всю промышленность, и стали осваивать ближайшие системы. Так получилось, что мы быстро нашли способ пересекать межзвездные расстояния и стали заселять ближние системы. И столкнулись с соседом.
– И сосед оказался вам не рад?
– Ну почему же. Рад. С гастрономической точки зрения.
– Они вас что… ели?
– Пытались. – росс хмыкнул. – Напали на дальнюю колонию, думали, получится под шумок всех вывести. Но у нас хорошо налажена система связи, да и все население вооружено. Конечно, кое-кто все же попался, но ихрены увязли на той планете. Все же, шахтерская колония на планете, прорытой шахтами чуть ли не до ядра – не самое удобное место для охоты.
– Война закончилась?
– Да. Мы выжили, ихрены – нет.
– Вырезали?
– Полный геноцид. – уши росса прижались к голове. – Мы не привыкли оставлять за спиной врага. Тем более такого, который рассматривает нас как пищу.
– А воплей не было?
– Каких?
– Ну, типа это негуманно и тыпы.
– Были. Но мы и аристократию проредили под шумок. Очень, знаешь ли, полезно было почистить прогнившие дома. Зато вторая тотальная война прошла и проще, и страшнее. Мы чуть не погибли. Выжило около трети вида. Зато выиграли.
– И опять геноцид?
– Да. Злые мы, что поделать.
– Не вижу смысла оставлять в живых врага. На будущее что ли? Чтобы успел подняться на ноги и отомстить? – Рин фыркнула. – Гуманизм, это, конечно, штука важная, но не должна перевешивать безопасность вида.
– Где-то так и мы решили. Тогда на Черном троне был Владыка. И он решал такие вопросы.
– А сейчас?
– Черный трон пустует уже три тысячелетия. Правит пока Золотой трон мира. Да и регалии власти с Черного тропа пропали.
– Хм. – Рин прищурилась, рассматривая воина. – Скажи, Зуан, ты сам – аристократ?
– Что? – воин удивленно глянул на девушку.
– Говорю, ты по рождению аристократ?
– Ну… – Зуан замялся.
– Баранки гну! – Рин ткнула пальцем в бок россу. – Ну так что, ты аристократ?
– Да. – сдавшись, ответил он.
– Какое место в вашем обществе занимает твой клан?
– Это что, допрос?
– И с особым пристрастием, между прочим. – нагло ответила она. – Ну, так какое?
– Самое высокое.
– Правящий клан?
– Да.
Зуан рассматривал свои руки с величайшим интересом, словно никогда их не видел.
– А ты тогда кто?
– Воин.
– Зуан!
– Меня уже десять лет считают мертвым.
– Слушай, Зу, не парь мне мозг!
– Я старший. – он сдался.
– Вот так бы и сразу. – Рин внезапно запнулась. – Подожди-ка, то есть ты – наследный принц?
– Официально – мертвый наследный принц.
– Да с колокольни я хотела на официальную статистику мелким напылом. Ты чё, сбежал?
– Не совсем. Так получилось. Я разбился на одной планетке. Меня подобрали воины.
– И ты благоразумно смолчал?
– Да. Сперва я не хотел с ними портить отношения, а потом втянулся. Кроме того, в столице я бы долго не прожил.
– Почему?
– Скажем так, я несколько не устраивал вкусы аристократии.
– А твой отец?
– Мой отец слепо верит своему советнику. Его словно клинит на этом. Он верит почти всему. А Зунрар меня ненавидит.
– А твои братья?
– У меня их трое и две сестры. Хорошие отношения у меня только с младшим.
– А сестры?
– Я их не знаю. Я покинул столицу в шестнадцать лет. Им было только по пять.
– Сколько тебе сейчас?
– Двадцать восемь.
– А ты говорил, что не видел их десять лет.
– Я их видел однажды. Когда моя часть была в столице. Но они меня не видели.
