Ознакомительная версия.
Они и пошли, подхватив узлы и баулы.
– Очень, уж, он ароматный и пахучий, этот Амстердам, – усмехнувшись по-доброму, сообщил Даниленко. – Я это сразу понял, пока шли на «Короле» по Северному каналу. Там каждый пройденный километр пах по-особенному. То слегка подгнившими овощами и фруктами, то краской, то машинным маслом, то свежей древесной стружкой…. Сам город? Улица, по которой мы сейчас шагаем, пахнет подкопчёнными колбасками и сосисками. А из того кривого переулка явственно пахнуло рыбными пирогами и свежей сдобой. Голландцы и фламандцы, судя по всему, очень трудолюбивая нация…. А современная Россия, которую мы покинули совсем недавно? Там везде и всюду пахнет одинаково – полной безнадёгой и хронической ленью. Все только и мечтают, что о лёгких и халявных деньгах. Раз, и срубил. То есть, открыл фирмочку, нанял сотрудников, присосался к госбюджету, чиновникам заплатил положенные откаты, после чего, понятное дело, сказочно разбогател. Самому работать? Руками? Фи, это же дурной тон. Вертеться надо, крутиться, нос держать по ветру, правильно понимать текущую политическую ситуацию, в любую щель проскальзывать без мыла. Короче говоря, что угодно делать, только не руками работать. Для этого существуют гастарбайтеры из Средней Азии. Дурной тон, понимаешь. Мать вашу, труженицу наивную….
– Прекращай ворчать, – посоветовал Лёнька. – Лучше по сторонам посматривай. Тутошняя архитектура – отпад полный. Натуральное и патентованное Средневековье. Эстетика, блин горелый. Я такого и по телеку никогда не видел…. Церкви, колокольни, жилые дома, широкие каналы и узенькие канальчики. Многие строения возведены на массивных деревянных сваях, вкопанных в землю. Смотри, трёхэтажный дом под красной черепичной крышей слегка завалился на сторону. Сгнившие сваи не заменили вовремя, теперь его от разрушения «удерживают» только соседние домишки. Бардак, однако…. Обратил внимание на скульптурный фронтон декоров? Очень элегантная лепка квадратной, или же округлой, формы. Естественно, в сочетании с украшениями, символизирующими род занятий хозяина дома. Здесь, к примеру, проживает булочник. А тут – дамский портной…. Кстати, а зачем нам понадобились бродячие циркачи?
– Во-первых, узнать самые свежие новости. Цирк, постоянно кочуя по разным городам, весям и странам, становится – с течением времени – информационной кладовой-копилкой. Пораспрошаем, мол, что, где и как…. Во-вторых, у ребят и заночуем. С деньгами у нас нынче особых проблем не наблюдается. И свои имеются, и щедрая Сигне – при прощании – вручила мне тугой кошелёк с золотишком. Но, всё же…. На фига нам сдались здешние постоялые дворы? Ограбят ещё, не дай Бог…
– Гав! Гав! Гав! – из очередного проулка выскочила маленькая рыжая собачонка – так, ничего особенного: тощая, вертлявая, местами облезлая, помесь шпица и дворняги.
– Пшёл вон! – рассердился Макаров. – Гавкают тут всякие…. А ещё и дождик закапал с неба. Промокнем.
– Ерунда, – присаживаясь на корточки перед собакой, заверил Тиль. – Если в славной Фландрии кто-нибудь хочет получше обсушиться, то он разводит у себя в пузе пивной костёр. Поговорка такая…. Очень славный, добрый и приветливый пёсик. Пойдёшь с нами, цуцик?
– Гав! – собака радостно завиляла коротким хвостом.
– Вот, и отлично. Договорились, миляга. Я назову тебя – «Тит Бибул Шнуффий».
– Что ещё за дурацкое имечко? – возмутился Лёнька. – Так любишь выделываться и умничать?
– Никто и не выделывается. С чего ты, собственно, взял? Просто именно так и звали собаку легендарного Уленшпигеля. По крайней мере, по утверждениям господина Шарля де Костера. Будем, что называется, старательно «лепить образ». Достоверность, как известно, она очень важна. И для шутов, и для комедиантов…
– Мы собираемся стать комедиантами?
– Непременно. Это часть моего гениального стратегического плана. Более того, его наиважнейшая часть…. Двинули?
– А мы случайно, в полном соответствии с законом подлости, не нарвёмся на настоящих Уленшпигеля и Гудзака?
– Лёньчик, брат, ты не устаёшь меня поражать, – заливисто хихикнул Даниленко.
– Гав! – поддержал нового хозяина Тит Шнуффий. – Гав!
– Вот, даже пёсик рассердился, реагируя на твою потрясающую несообразительность. Ну, сам подумай, как можно столкнуться (тем более, нос к носу), с книжными героями, которых – в чистом виде – никогда и не существовало?
– Ах, да. Мы же имеем дело с «собирательными образами». Забыл. Извини…
Дождик прекратился так же внезапно, как и начался.
На площади Дам было шумно и весело. Людской нескончаемый гомон, нехитрые мелодии скрипок и альтов. Навязчивый плач волынок.
– Сегодня же суббота, – вспомнил Тиль. – То бишь, традиционный рыночный день. Тит Бибул!
– Гав!
– Иди-ка сюда, бродяга облезлый. Полезай ко мне за пазуху, пока не затоптали. Молодец…
За длинными прилавками, покрытыми сверху плотной тёмно-коричневой тканью, располагались башмачники, старьёвщики, юнцы, торговавшие клетками с певчими птицами, собачники, кузнечных дел мастера, продавцы пёстрых непонятных шкур.
– Какое благородное животное раньше носило эту тёмную шелковистую шкурку? – уважительно тыкая пальцем, спросил Леонид. – Куница? Выдра? Колонок? Горностай?
– Издеваешься, незнакомец? – недоверчиво прищурилась пожилая красномордая тётка. – Не знаешь, как выглядит кошачий мех?
– Кошачий? Где же его используют?
– На перчатки и манишки. А ещё иногда им оторачивают рукава и отвороты зимних дворянских камзолов…
Между прилавками, вяло отмахиваясь от назойливых продавцов, заинтересованно бродили горожане и горожанки.
– О, слышу характерный и бодрый звон-бряк! – оживился Даниленко. – Это, не иначе, кружки, кубки, чарки и рюмки, встречаясь, приветствуют друг друга. А, мой друг, запахи-ароматы?
– Съедобным пахнет, – нервно подёргав носом, подтвердил Лёнька. – Желудок громко и плотоядно заурчал, а рот непроизвольно наполнился вязкой слюной…. Перекусим?
По периметру площади – на первых этажах домов – располагались разнообразные забегаловки, харчевни и трактирчики, из распахнутых окон которых и доносились глухие перезвоны посуды и обрывки хмельных разговоров.
– А с фантазией у местных трактирщиков и трактирщиц откровенно небогато, – размеренно шагая по чёрной брусчатке мостовой, проворчал Тиль. – Однообразные какие-то названья. «Синий лебедь», «Белый аист», «Красный колпак». Сплошные разноцветные стереотипы. Да и людно там очень, мать его…. Ага, возле «Лебедя» на тротуар выставили несколько столов. Догадливые, ничего не скажешь. И парочка свободных местечек, как раз, имеется. Присаживаемся рядом вон с теми тремя индивидуумами. Не стоит ловить ртами ворон. Иначе, так и останемся голодными…
– Вот, и искомые циркачи, – устроившись на широкой гладкой скамье, сообщил Макаров. – Сутулый мужичок с шутовским колпаком на голове ловко жонглирует пустыми пивными кружками. Подросток в мешковатом тёмно-лиловом трико показывает какую-то мимическую сценку. Второй парнишка ходит – не очень-то и уверенно – по туго-натянутому канату. Ничего особенного, короче говоря.
– Гав! – глухо подтвердил пёс.
– Вы что же, незнакомцы, с собакой припёрлись за стол? – возмутился сосед слева, облачённый в старенькую рейтарскую кирасу. – Так не полагается!
– Это с простыми собаками – не полагается, – многозначительно усмехнулся Даниленко.
– Чем же твоя шавка такая особенная?
– Тем, что она моя. То есть, он мой. Пёс Тиля Уленшпигеля – это вам, охламонам и недотёпам, ни хухры-мухры…
– Ты – Уленшпигель? – заинтересовались другие сотрапезники.
– Он самый. Прошу любить и жаловать.
– Чем докажешь?
– Для начала, расскажу свежую байку о сладчайшем и непогрешимом Папе Римском. А потом спляшу на канате. Понятное дело, вместе с моим пёсиком…. Идёт?
– Договорились. Если понравится, то и выпивку оплатим.
– Слушайте, добрейшие горожане…. Решил Папа Римский лично заняться отпущением грехов. Приходит к нему молодая женщина. Папа её спрашивает: – «Грешна ли ты, дочь моя?». «Грешна», – потупившись, отвечает прихожанка. «Сколько раз согрешила?». «Два». «Ступай. Прочти два раза «Отче наш», тебе и отпустится…. Следующая!». Входит вторая женщина. «Грешна ли ты, дочь моя?». «Грешна». «Сколько раз согрешила?». «Три». «Ступай. Прочти три раза «Отче наш», тебе и отпустится…. Следующая!». Заходит третья дама. «Грешна ли ты, дочь моя?». «Грешна». «Сколько раз согрешила?». «Четыре с половиной». «Плохо это», – нахмурился Папа. – «Нельзя начинать новое дело, не закончив старого. Иди, дочь моя, и срочно догреши. Потом придёшь…».
– Ха! Ха! Ха! – одобрительно заржали слушатели. – Молодец!
– Вот, ещё одна история, – разошёлся Тиль. – Умер Папа Римский и попал, как полагается, в Рай. Его познакомили с Архангелами, а потом устроили личную аудиенцию с Господом Богом. Тот спросил: – «Чего ты хочешь, раб Божий? Проси!». Папа отвечает: – «Я хочу ознакомиться с оригиналом Библии. С самым её первым вариантом». Бог махнул рукой, и Архангелы отвели Папу в Небесную библиотеку. Через час оттуда донёсся горький плач и отчаянные крики: – «Это невыносимо! Это несправедливо!». «Что ты, раб Божий, считаешь несправедливым?», – спросил вбежавший Бог. «В оригинале нет ни единого слова о безбрачии», – всхлипнул Папа, из глаз которого катились горючие слезинки…
Ознакомительная версия.
