Выйдя из погреба, Егор велел Солеву и Апраксину:
– Освободите от пут этого Фролку! Не обижайте больше, накормите, поднесите чарку. И вообще, присмотритесь к мальцу. Наблюдательный очень уж! Может, его в нашу Службу определить? Подумайте на досуге…
Возле амбара Алешка Бровкин старательно лил из ведра колодезную воду на голые руки и плечи Петра, изображавшего из себя неуклюжую букву «Г». Царь по-мальчишески взвизгивал, громко фыркал и довольно отдувался…
Когда вода в ведре закончилась, Петр выпрямился, взял из рук подбежавшего Гаврюшки льняное белое полотенце, начал усердно растираться, покосился на Егора и сообщил, недовольно скривившись:
– Молчит, гад упрямый! Все терпит, орет благим матом, зубами скрипит, плюется во все стороны, волком воет, но… Не отвечает на вопросы, гнида! Ничего, я сейчас малость отдохну, перекурю, и – по новой… У тебя, Алексашка, есть что-нибудь?
– Есть, мин херц, есть! Предложение одно дельное – есть. Чего время терять?
– Так предлагай, чего молчишь? – нахмурил брови Петр.
– Помнишь, мин херц, как ты Якова нахваливал в Амстердаме-городе? Мол: «Побольше бы нам – таких Брюсов! Не деньги и богатство – главное в этой жизни! А стремление к разным знаниям, стремление – первым быть во всем!» Помнишь?
– Ну помню! И что с того?
– Брюс, он действительно немного ненормальный. Для него главное – возможность постоянно получать новые знания, – начал терпеливо объяснять суть своей идеи Егор. – Ради этих мифических Высших Знаний он душу продаст свою! Причем нашему Яшке совершенно все равно – кому конкретно продавать эту душу… Вот я и предлагаю: воспользоваться этим и предложить Якову сделку, от которой он не сможет отказаться…
– Какую еще сделку? – взревел Петр. – Да я ему, уроду рыжему, сейчас вставлю в задницу раскаленный прут, а после этого…
Минуты через четыре, дождавшись, когда царь полностью выговорится, Егор продолжил:
– Суть сделки проста. Брюс рассказывает: кто и куда увез царевича Алексея. Он же за это получает – свою заветную мечту. А именно, в Москве мы его тайно (и пожизненно!) поселяем в большой специальный дом – с крепкими решетками на окнах, под строгой охраной. Оснащаем там всякие лаборатории, какие он пожелает, закупаем в Европах любые книги, какие он скажет. Захочет телескоп – как у Галилея – будет ему телескоп… Указом настоящим все это оформим, прямо при нем. Пусть там будет прописана и сумма, ежегодно выделяемая на всякие Яшкины чудачества. Скажем, тысяч сорок рублей в год, или там – семьдесят… Брюсу это непременно понравится: полный покой, охрана, ничто не отвлекает – от получения разных знаний. Подумай, мин херц! Попробуй… Нам сейчас дорога – каждая минута![18]
Надо отдать царю должное: для принятия важного решения ему хватило секунд сорок—пятьдесят.
– Василий! Срочно бумагу, перо и чернила! – велел Петр Волкову. – Немедленно, бегом!
Через двадцать минут царь вышел из амбара и сообщил:
– Алексей находится в карете англичанина Сиднея, его сейчас везут в Европу – через Брянск и Киев. Под задним сиденьем кареты есть тайник… Меньшиков и Волков, вперед! Вот вам моя грамота сопроводительная, дорожная. Освободите сына – утоплю в золоте! Маркиз, останешься при мне…
Быстро шагая в сторону дома, Егор расслышал, как Петр давал Бровкину последние строгие указания:
– Указ этот – соблюдать тщательно! Брюса доставить на Москву, поселить в дальнем крыле Преображенского дворца, оборудовать там все – под надежную темницу, навесить крепкие решетки на окнах…
Несмотря на то что уже смеркалось, они решили выезжать в погоню немедленно.
– Только так и можно нагнать этого Сиднея! – объяснил Саньке Егор. – Надо скакать и день и ночь, постоянно меняя уставших лошадей на свежих. У меня бляха охранная с собой, да и грамота царская – дорожная, по идее, сменных коней должны безотказно давать под это дело, но и денег мне собери в дорогу – рублей пятьсот– шестьсот, на всякий случай, одежку сменную…
– Саша, только одевайся потеплее! – заботливо советовала жена. – Морозы могут ударить внезапно. Вот этот кафтан – на лисьем меху – надень, рукавицы прихвати с собой. Да и валенки низкие, портянки байковые я тебе положила в дорожную сумку…
Егор, Волков, Иван Солев, Никита Апраксин и восемь драгун ехали всю ночь. Когда луна пряталась за низкие тучи, то зажигали яркие факелы, один раз сделали полуторачасовой привал, разожгли костер, накормили лошадей, сами перекусили – на скорую руку.
– Как думаешь, подполковник, перехватим англичанина в Брянске? – спросил Егор на привале Волкова, грея озябшие ладони над приветливым костром.
– Даже не знаю, Александр Данилович, – недоверчиво качая головой, вяло ответил Василий. – Ведь этот ворог выехал почти на два дня раньше нас. Надо поторапливаться! Еще я беспокоюсь, как бы обман не случился… Вдруг он от Брянска повернет не на Киев, а севернее? Как узнаем про то?
Утром, проехав – без малого – тридцать пять верст, они остановились в усадьбе местного помещика Рязанцева, которого Егор знал достаточно шапочно.
– Государево дело, Дмитрий Ильич! – объявил соседу Егор. – Помогай, не зевай – царю серьезно и дельно услужить!
Поспали часа четыре с половиной, поели на совесть, тронулись дальше. Голенастые кони соседа-помещика резво бежали по среднерусскому проселку в западном направлении.
На ночь, проехав порядка шестидесяти пяти верст и чуть не загнав лошадок, они остановились на постоялом дворе при царском придорожном кружале. Здесь, после демонстрации бляхи и царской грамоты, также не возникло никаких проблем. Покончив с сытным ужином, Егор строго велел целовальнику – крепкому и широкоплечему мужику с шикарной русой бородой (носимой последним за отдельную плату в царскую казну):
– Любезный, к рассвету подготовь нам сменных коней! Чтоб сытыми были да резвыми! Оседлай к самому рассвету. А за час до этого всех нас разбуди, завтрак подай. Да смотри у меня, если что – на каторгу пойдешь…
Ранним утром в дверь комнаты, где ночевали Егор и Волков, тихонько поскреблись.
Василий шустро соскочил с кровати, бодро простучал голыми пятками по некрашеным доскам пола, звонко отомкнул щеколду, приоткрыл дверь, шепотом перебросился парой слов с кем-то невидимым, уже вполголоса приказал:
– Заходи внутрь, человече, сам все доложи Александру Даниловичу!
Егор сел на кровати, протер кулаками сонные глаза, уже понимая, что сейчас услышит что-то явно неприятное. В комнату вошел вчерашний целовальник, склонился в низком и почтительном поклоне.
– Давай, борода, рассказывай! – широко зевнул Егор, прикрывая рот ладонью. – Запряг уже лошадок?
– Никак нет, вашество! Снег на дворе, пурга метет всю ночь. Такая сильная пурга – не приведи бог…
– Запрягай! – велел Егор, вылезая из-под одеяла. – Завтрак подавай. Сильная пурга – это нам только на руку…
– Точно, Александр Данилович! – поддержал его Волков. – Эта морда иноземная отдыхать будет, ни за что в такую метель-вьюгу не поедет дальше! Сократим расстояние знатно, если его пурга тоже застигла…
Бородатый целовальник, чуть помявшись, скромно поинтересовался:
– Извините, господа высокородные, не мое это дело, конечно… Но, ежели не секрет, за кем погоня-то? Вдруг да и подскажу полезного чего…
– За английским кавалером Сиднеем, врагом государевым, гонимся, – кратко сообщил Волков. – Не заезжал он, часом, к тебе?
– Заезжал такой иноземец, как же! Переночевал, вчера утром и выехал. На Брянск отправился…
– А был при нем малец лет девяти-десяти?
– Не, не было! – уверил целовальник. – Сундук вот большой был, это да…
– Какой еще сундук?
– Большой сундук – я же говорю… Странный такой: в его крышке дырки были проделаны круглые. Зачем – те дырки? Вечером этот сундук слуги кавалера втащили в его комнату, утром – вытащили обратно.
– Слуги? – решил уточнить Егор. – Сколько их было? Каковы – из себя?
– Двое и было. Кучер да денщик. Здоровые такие из себя, молчаливые. У каждого за пояс по пистолету двуствольному запихано.
Пока остальные его спутники готовились к утреннему приему пищи, Егор вышел на крыльцо: за ночь навалило сантиметров пять снега, сильный северный ветер гнал снежные полосы – одну за другой, кружил повсеместно крутые снежные спирали… Но гораздо хуже было то, что очень сильно похолодало – вплоть до минус семи-восьми градусов.
«А все товарищи-то твои одеты совсем даже и не по сезону! – грустно усмехнулся внутренний голос. – Особенно драгуны в своих мундирах – на рыбьем меху…» Перед дверью в столовую Егор тщательно отряхнул с плеч и груди снег, вошел, уселся на свое место, из вместительного штофа налил в оловянный стаканчик перцовки, выдохнул воздух из легких, со вкусом выцедил хмельное, занюхал рукавом, крякнул, весело захрустел ядреной маринованной редькой.
