и те, кто просто курил ничем не примечательные тонкие сигареты. Но последних было не так много. Все же для большинства присутствующих курение было неким ритуалом, во время которого можно неторопливо обсудить важные вопросы и при этом прикрыть паузы на обдумывание ответов очередной длинной затяжкой.
Задерживаться в дверях дед не стал. Почти сразу он нашел взглядом сидящего в кресле справа около открытого окна Петра Мироновича и двинулся к нему. Рядом с Коршуновым в соседнем кресле сидел седовласый мужчина в темно-синем пиджаке. Жидкие волосы были зачесаны слева направо и еле-еле прикрывали обширную лысину. Дед подошел к старому другу и седовласому, поздоровался и неторопливо прошел к стоящему по правую руку от кресла Коршунова двухместному диванчику. Сам диванчик был занят офицером лет тридцати, но тот сразу уступил моему деду место. Еще и прищелкнул каблуками, коротко поклонившись деду. Знает и уважает!
Мой взгляд лениво скользил дальше по комнате. Слева вдоль стены расположились два длинных дивана, между которыми стояла вешалка, занятая сейчас пиджаками тех, кого разморило от духоты задымленного и прогретого помещения. В противоположном от входа в комнату конце к стене был прислонен комод, на котором лежали в шкатулках сигары, стоял пачками табак, а сквозь прозрачные дверцы можно было рассмотреть бутылки с дорогим алкоголем.
Тут мне на левое плечо легла чья-то рука, тут же сжав его. Скидывать ее я не стал, догадываясь, кто так мог поступить. Вместо этого бросил ленивый взгляд за плечо, убедился в верности своего предположения, и равнодушно спросил:
— У вас есть ко мне какие-то претензии?
— Я рад, Гриня, что ты очнулся, — тихо сказал брюнет, чей злой взгляд был направлен на нас с Евгенией. — Честно. Но пока тебя не было, многое изменилось. Мне Женя всегда нравилась, ты знаешь об этом. И пусть раньше я мог только смотреть, как она виснет на тебе, а ты просто используешь ее, но сейчас все по-другому. Мы помолвлены. Поэтому предупреждаю тебя сейчас — не смей уединяться с ней! Не смей вообще принимать ее ухаживания!
— Может, напомнишь свое имя? — также тихо, как до этого шептал брюнет, прошептал я.
— Ты издеваешься? — чуть ли не змеей прошипел он.
— Нет. Просто после ранения я многое забыл. И тебя с Женей тоже.
Брюнет впервые вышел из-за моего плеча, обогнул меня и посмотрел мне прямо в глаза. Я спокойно встретил его взгляд, не пытаясь отвести его в сторону.
— Не врешь, — нахмурился парень. — Я Петр Вяземский. Мы вместе учились в Михайловской академии.
— Я видел фото, — кивнул я. — И читал письма. Если судить по ним, мы были друзьями.
— Да, — медленно кивнул Петр. — И я бы хотел остаться твоим другом. Но если ты встанешь между мной и Женей — то былое можешь даже не пытаться вспоминать.
— Дзинь! Дзинь! Дзинь! — прервал нас и остальных в комнате мелодичный перезвон колокольчика.
— Господа! — громко привлек к себе внимание Коршунов, держащий небольшой серебряный колокольчик в правой руке. — Полагаю, ждать больше некого, поэтому, как председатель, предлагаю начать наше собрание. Возражения?
Возражений не последовало.
— Отлично, — удовлетворенно кивнул Петр Миронович. — Тогда озвучу основные темы, которые нам сегодня предстоит совместно решить. Первое — в наш славный город командующим гарнизона назначен генерал-лейтенант князь Баратинский, — с одного из диванов слева грузно поднялся квадратный мужчина с солидным пузом и шикарными усами на пол-лица.
— Рад приветствовать высокое собрание, — сипло проговорил мужчина и прищелкнул каблуками.
Наблюдая за его движениями и мимикой лица, он создавал у меня ощущение бывалого волка, чье боевое прошлое однако уже позади и скоро придется уступить место молодым волчатам. Но пока еще кое-какой порох в пороховницах остался и без драки свое место уступать генерал не намерен.
— Генералу поручено привести гарнизон Твери к новым штатам, утвержденным канцелярией Его Величества в прошлом году. Надеюсь, господа, что вы поддержите князя и нашу армию, вверенную в его попечение.
Собрание встретило слова Коршунова одобрительным гулом. Чтобы не выделяться, я тоже согласно покивал и пробормотал, что конечно поддерживаю, а как же иначе-то быть может.
— Следующая тема уже не столь приятна, как предыдущая, — со вздохом произнес Петр Миронович, когда гул чуть стих. — Дворянка Ольга Николаевна Бельцева обвиняет дворянина Игоря Константиновича Малышева в недостойном поведении на приеме у баронессы Мейерхольд. Честь дворянки защищает ее дядя Дмитрий Сергеевич Бельцев.
Я посмотрел на вставшего с дивана мужчину. Лет пятьдесят, предпочитает курить трубку. Подтянут, на поясе висит кортик. Точно служил и скорее всего во флоте. С другой стороны ему навстречу к центру комнаты вышел тот самый молодой офицер, что уступил место моему деду.
— Дмитрий Сергеевич, озвучьте пожалуйста ваше обвинение, — когда спорщики вышли в центр комнаты, попросил Петр Миронович.
— Во время бала у баронессы Мейерхольд молодой человек позвал мою племянницу прогуляться в саду. Когда она согласилась, и молодые люди остались наедине, Малышев воспользовался моментом и притиснул мою племянницу к дереву, начав срывать с нее платье, а рот заткнув ладонью. На счастье Ольги в тот же сад в это время вышла подышать сама баронесса. Она увидела безобразие и тут же позвала своих слуг, чтобы пресечь бесстыдство! Призвать к ответу Малышева в тот же вечер я не имел возможности. Ольга пошла на вечер со своими подругами. Но хоть честь моей племянницы не была опорочена, однако Малышев нанес ей глубокую моральную травму! Я требую дуэль до первой крови!
— Игорь Константинович, слово вам, — когда Бельцев замолчал, Коршунов обратился к молодому офицеру.
— Каюсь, господа, — сокрушенно наклонил голову поручик. Я наконец-то смог разглядеть его погоны. — В тот вечер я перебрал и не смог сдержать своих чувств. В свое оправдание могу сказать, что Ольга Николаевна — настоящее сокровище рода Бельцевых и за нее даже умереть не жалко! Я принимаю вызов и готов ответить за содеянное в любой момент.
У меня от таких слов возникли двоякие чувства. Я видел, что молодой офицер не притворялся. Он говорил абсолютно искренне, и ему действительно было стыдно от того, что он совершил. Но почему же у меня внутри такое неуместное ощущение, словно я смотрю какой-то спектакль, а в жизни так не бывает?! Но вот ведь! Это есть! И эта картина, где один взрослый мужчина спокойно предъявляет претензию другому помоложе, а не сразу
