но я вежливо отказался. В момент вспомнив засранцев в своей роте, которые дристали в тридцать три струи и дальше, чем видели. Только из-за того, что вот такой кишмиш или сушеную дыню съели не промыв перед тем.
— Гранаты, уважаемый! Урюк! — не унимался торговец.
— Нет, дружище, мне специи для плова нужны! — осадил я узбека, — Зира, куркума, барбарис! Понимаешь меня? — с надеждой посмотрел я на короля урючных рядов.
— Понимаешь! — снова попытался ослепить меня содержимым своего рта азиат. — Только этого для плова мало, уважаемый! — снисходительно скосил он глаза в мою сторону.
— Ты мне про специи скажи, где их взять, а потом уже я у тебя про масло и про курдюк спрошу! — успокоил я южного гостя-хозяина, — И про девзиру спрошу, ты даже не сомневайся!
Узбек посмотрел на меня уже без своей глуповато-витринной улыбки и отвернулся к соседу. Что-то проговорив, он дождался согласного кивка и обошел свой каменный прилавок.
— Пошли, дарагой, покажу тебе у кого взять можно! — и поправив свою тюбетейку, он заспешил в конец ряда.
Пристроившись к нему в кильватер, я едва поспевал за ним, просачиваясь сквозь голодающих Поволжья. Которые могли себе позволить кормиться с рынка.
Мы подошли к группе братьев-близнецов моего сусанина и он что-то закурлыкал своим соплеменникам. Те с любопытством уставились на меня.
— Мало какое хочешь? — на чистейшем русском спросил меня тот, что помоложе и без зубов. В том смысле, что без золота во рту.
— Хочу хлопковое! — твёрдо обозначил я свой каприз.
— Брат, мы маслом не торгуем! И курдюка на продажу нет, — огорчил меня уже другой, держащий в руке пиалу с чаем. — Рис бери, рис есть! Нут есть.
Мой улыбчивый провожатый опять что-то затараторил, сверкая из своего рта филиалом Гохрана. Узбеки снова оглядели меня.
— Хорошо, уважаемый, пять рублей давай! — сжалился который молодой и без золота во рту.
Пока я доставал пятерку, мне собрали в одну кучу несколько свертков и пакетиков. Венцом набора была заткнутая бумажной скруткой бутылка, наполненная на две трети маслом. Мне очень хотелось верить, что хлопковым.
Расплатившись и поблагодарив узбеков, я пошел в мясные ряды. Вероятность приготовления плова теперь уже не вызывала никаких сомнений.
Дедушка был старенький. Но очень суровый.
Времени, чтобы заехать домой и разгрузиться, у меня не оставалось и я, как был, с двумя авоськами, так и пошел телефонировать генерал-лейтенанту Севастьянову.
— Здравствуй, Сергей! — услышал я после обязательной программы с перезвоном голос деда, — Держишься?
— Так точно, Григорий Трофимович! — поприветствовал я в ответ генерала, придерживая при этом ногой бутылку в вертикальном положении. — Порадуете чем-нибудь, Григорий Трофимович?
Очень уж мне не хотелось изгваздаться в масле, не имея подменки в виде запасных штанов. От этого отвлекающего бытового беспокойства, я, наверное, и утратил ощущение рамок.
— Экий ты нахал, Сережа! — аж крякнул Севастьянов, — Стар я уже, чтобы лейтенантов радовать! Ты, Сережа, от своих потрясений совсем о субординации забыл? Уж ты там как-то соберись, возьми себя в руки! — расходился на том конце линии генеральный старик со Старой Площади.
— Виноват, Григорий Трофимович! Погорячился! Думаю, это у меня чесотка до мозгов дошла! — попытался я свести на шутку в общем-то справедливую обиду деда.
В ответ из трубки мне хмыкнули, но поток упреков, тем не менее, прекратился.
— Докладывай, как обстановка? Может, тебе на время все же уехать из области? — в голосе Севастьянова теперь звучали только рабочие интонации.
— Обстановка прежняя, Григорий Трофимович. И уезжать мне отсюда нецелесообразно! — подводил я разговор к главному, — Есть возможность сегодня столичного гостя крепко зацепить, но для этого мне помощь в людях будет нужна.
— А ты там случаем не заигрался, Сергей? А?! Чего ты еще придумал? И зачем тебе люди?
Несмотря на содержание фразы, голос генерала насмешливым не был. Похоже, он мои слова не отринул сходу, а пытается оценить их вес.
— Дело в том, что наш полковник каждый вечер веселью безудержному предается, Григорий Трофимович! — начал я забрасывать свою снасть, — Местные товарищи ему активный отдых с дамами каждый вечер устраивают. Мне бы очень хотелось, чтобы этих боевых подруг полковника на обратном пути остановили и качественно досмотрели. Только и всего! — я замер и даже про масло забыл.
— А что там у них может быть? — после паузы заинтересовался генерал.
— Пока не знаю, Григорий Трофимович, но источник уверяет, что полковнику этого хватит! — вильнул я в сторону, еще не зная, как я буду легализовывать эту, якобы оперативную информацию.
Мне было велено перезвонить через двадцать минут и ждать я вышел на солнечную улицу. Через двадцать минут знакомый пластмассовый голос продиктовал мне инструкции и местный телефонный номер.
Еще в прошлой жизни я не единожды имел возможность убедиться, что главный секрет в приготовлении настоящего узбекского плова кроется в наличии килограммового куска свежей говядины. Можно даже с косточками. Но, без пленок! И правильный неломанный рис тоже важен. Курдюк и хлопковое масло, это само собой! И желательно еще, чтобы был специально обученный человек.
У меня все это в наличии было. Поэтому плов удался.
Возвернувшаяся из своего надзорного заведения Эльвира, перешагнув порог, даже пописать с дороги не метнулась, как вчера, а сразу кинулась на кухню, откуда из-под накрытого полотенцем казана, исходил запах настоящего кокандского плова.
— Руки мыла?! — с искренней почти ненавистью рявкнул я, узрев, как взрослая вроде бы тетка потянулась антисанитарным после улицы маникюром к крышке.
Не ответив, хозяйка дома покорно развернулась и удалилась с кухни.
Продинамленный полковник
Уже второй час мы с Вовой сидим в бойлерной бассейна областной базы спортивного общества «Динамо». Час назад своими глазами я удостоверился, что товарищи Саушин и Мирошин загрузились в ожидавший их «Москвич» и удалились за пределы территории. Что ж, ничего сверхъестественного, Лиду не могли не слушать.
Поначалу трезвые мужские и женские голоса стали принимать особый колорит и настроение. Наблюдать за отдыхающими из этой точки возможности не было. Зато слышно было почти всё. Народ созрел и был готов к разврату. Для этого социально важного процесса, со слов Вовы, больше всего подходили кабинеты массажа и медсестры. И еще тренерская. Баня тоже была обставлена богато, но для феодальных утех она подходила меньше.
Голоса в бассейне стихли, гомон, преимущественно
