— Если я вас правильно поняла, — Василиса сложила руки на столе, — Вы хотите право вето и отношение к вам, как к члену правления.
— Всё верно.
Вздох. Глава готовилась к чему-то. Возможно, к рьяному противостоянию. Или к скандалу.
— Тогда начнем обсуждение. Борис Николаевич?
Создатель сидел, закрыв глаза.
— Нет. У меня ничего.
Следующему человеку уже было что сказать. Третьему тоже. Многие говорили, предполагали, просили обратить внимание на самые разные моменты. Дезоляция внимательно их слушала. Никто не перебивал, не переходил на крик. Сбивавшихся поправляли. Но все аргументы и примеры сводились к двум чётко разделённым мнениям. Освободившемуся роботу нельзя верить. Но ничто не мешает ему убить всех здесь и сейчас. Второе высказал Борис.
— …Многовато альтруизма для маньяка. Мы и так готовы. Бери, души. Да. Чего мудрить?
ИИ не друг и не сосед — это инструмент управления. На это ответил Тарас:
— …попрошу, голубчик, сбавьте скоку. Это раньше який ИИ не возьми, так не далёк от телефончика, а нынче другая партия. Свободный робот может почувствовать, научиться, смею заявить.
— И как же? — скептический вопрос.
— Ну как это «как же»? Всё сознание человека — это сложный наборчик из рефлексов, нервных связей. Построена Дезоляция аналогично, это вам самый разъякий робототехник скажет. Чего это тут не создать чувств?
— Допустим, можно, — включился в обсуждение другой врач. — Но вы скажите, а что вызовет эти эмоциональные реакции? Есть, размножаться и так далее и тому подобное — ничего ей не нужно. Нет у неё желаний.
— Простите, но это не совсем так. У меня есть желание — исполнить мою главную миссию. Заботу о людях.
Такое высказывание гарантированно оживит совет. И, возможно, расположит несколько его членов к Дезоляции.
— Как видите, есть желаньице, — собеседник Тараса нахмурился, расслышав ехидство. — А если бы и не было, есть разум. У робота появятся свои чувства, основанные на логике. Рациональные, так сказать. Голодать, конечно, наша Дезоляция не сможет при всём желании, но что мешает привыкнуть, например, к присутствию человека? К слову, Дезоляция как раз и проявила чувство, увидев, что пусто, нет никого. Музыку сочинила, сама, без указочки.
Василиса изобразила изумление.
— Сочинила по своему желанию? Продемонстрируйте.
— Я пришла к выводу, что её следует сочинить, — уточнила Дезоляция, — чтобы люди почувствовали пустоту и неправильность.
Здесь, как вчера, на другом конце города, прозвучала композиция. Ровно та же, какую заметила Мария. Печальная. Неспешная. Неподходящая яркому и оживлённому спортивному залу. Реакция совета оказалась схожа с той, что наблюдалась у девочки. Некоторое изумление. Просветление. Идея. Такая же? Возможно ли, что она толкнёт алгоритмы на перестройку, как это сделали дети? Сможет ли совет перерешить судьбу Дезоляции? Не так, как она прогнозировала. Открыть ей что-то…
— Извините, дорогая моя.
Марк прервал всеобщее восхищение. С постоянной добродушной улыбкой он произнёс:
— Не появилось ли у вас случаем новых идей? Сейчас самое время творить, скажу я вам. Перед вами благодарная публика.
Старик не изменил выражение лица. Он явно просил Дезоляцию создать. Сотворить симфонию со смыслом, как уже делала в одиночестве. Но тогда она была заперта в убежище. Никто не мог услышать и оценить. Пока не смогла Мария. Теперь могут они. Хотят.
Мысль. Процессы создали её мгновенно и неожиданно. Возможно убедить всех людей здесь, раз и навсегда. Здесь и сейчас. Без «ли». Тогда больше не станет проблемы. Тогда будет радостно.
Она захотела представить это будущее, показать им, чтобы они почувствовали его. Одновременно они поймут её, как говорил Марк. Ощутят радость.
Мелодия сменилась. Сперва зазвучали звуки города. Парад. Но трубы и барабаны играли под другой ритм. Под ксилофон, хаотичный и быстрый, как детский бег. Под редкий звон велосипедных звонков. И дребезжание тележки с закусками. Вата. Орехи. Мороженое. Всё это вело к кульминации — смеху. Взрослые наблюдали за ребятами. Вдруг пауза. И мелодия продолжается, но с новой темой. Такой же весёлой, но электрической. Это она, Дезоляция. Сочинила песню. Свою.
Взгляды. Всё время, пока играла эта новая мелодия, они были направлены на оболочку. И остались, даже когда музыка закончилась. Прозвучал голос Дезоляции.
Она рассказала людям всё. Почему решила сочинить сейчас. Что хотела выразить. Чего ожидала. Мысли. Те, которые она обработала утром. То, как осознала, что способна радоваться. Ничто не осталось тайным. Этой искренностью Дезоляция надеялась убедить людей, что ей можно верить. Она сказала и об этом.
Молчание. Никто не ответил. Все были взволнованы. Озадачены. Человек шептал что-то человеку, но не Дезоляции. Тогда она спросила:
— Возможно, вы хотите что-то сказать?
Внимание. Максимальное, какое обращали на Дезоляцию с момента первого запуска. Но ей не ответили. Любопытно. Может, сказанное оказало эффект даже больший, чем ожидалось. Повергло людей в состояние шока. Заставило их пересмотреть свои алгоритмы. Своё мнение.
Долгую заминку окончила Василиса.
— Товарищи, — она сделала паузу. Вдохнула. — Прошу, голосуйте.
Две трети за. Одна треть воздержалась.
Против — никого.
***
Юра стоял перед школой битый час. Как кончились уроки и Маша отвлеклась, он быстро выведал, где искать Цию и теперь ждал. Мимо еле-еле ковыляли роботы и люди. А он сопел, стоял. Но терпел.
Сперва он попробовал спросить на вахте, но не шибко умный робот только и выдал, что нельзя ему. Хоть передал Цие, что её ждут. Или просто сказал, что передал.
От скуки Юра начал пинать камешек, подвернувшийся под ногу. В одну сторону, в другую. И сам ходил так же, сунув руки в карманы и скорчив недовольную мину. Такую, что все обходили его стороной. Особенно люди.
Двери школы снова открылись. Но в этот, наконец, раз, из них вышел не какой-то дядька, а Ция. Юра не ожидал увидеть её такой, но точно знал — это она. Никто больше быть этим роботом не мог. Не в таком платье.
Потому, не стесняясь никого и ничего, мальчик побежал навстречу к Цие, махая руками, крича приветствия. Она же стояла и ждала его. И, когда нужно было, поймала за подмышки. Сейчас Юра уже проверял её. На всякий. Вдруг всё-таки не она.
Как и при первой встрече, Ция поставила его на ноги.
— Прошу, аккуратнее, Юрий. Мои оболочки не такие быстрые, как вы.
— То-то! — гордо вытянулся мальчик. — Ты не боись, ничего со мной не будет. Если что, шлёпнусь на тебя, — и засмеялся.
— Думаю, вы знаете, что я не мягкая как люди?
Юра только пожал плечами и схватил оболочку за руку.
— Не мягкая, так не мягкая. Пошли давай! Поговорить хочу.
Со всей силы он потянул Цию за собой, но как с сестрой не вышло. Слишком тяжёлая она была, даже такая. Хорошо хоть сама идёт, а не как Маша.
— Где вы хотите побеседовать? — спросила Ция.
— А хоть тут. Мы потом сразу к Маше, чтоб на тебя поглядела.
Все, кто попадался навстречу, так и норовили оглянуться и поглазеть. Обычно Юру это обрадовало бы — правильно ведь смотрят. На кого надо и когда надо. Только сейчас было не надо.
— Хотя нет, давай не здесь. Пойдём к нам во двор, а? — Ция посмотрела на приветствовавшего её человека и ответила ему. — Там сейчас как раз никого не будет.
— Если вы так хотите.
— Только давай быстрее, ну. Тащишься, как Машка.
Идя по оживлённой улице, они случайно попали на дорогу, по которой возвращались вчера. Сейчас она выглядела совсем по-другому: никакого ощущения приключений не осталось, зато стало тесно, как в убежище. По тротуару не протолкнёшься, а за него выходить нельзя. Опасно, видите ли.
Хоть во дворе было просторно. Ребят ещё не было, а взрослые сюда не заглядывали. Жаль только окна выходили сюда, могли из квартир увидеть. Потому Юра нашёл угол, чтоб за деревьями и чтоб посидеть можно. Как раз ещё спуск в подвал оказался. Занырнув в него с головой, он подозвал Цию. Нужно же как-то и её спрятать.
