отчаяние и максимализм — пусть убивают враги я не буду оговаривать себя и других. Молчал я и на очной ставке, когда мой начальник милиции взахлеб рассказывал какой он враг народа и как он меня завербовал. Только показывали резиновую палку, и бывший начальник вновь сочинял какой я враг и что я сделал. После очной ставке меня утянули в одну сторону моего бывшего начальника в другую и по дороге тот только молил я же всё сказал как надо не бейте больше и скулил. Затем был тот последний допрос меня держали в стойке и в углу два мордатых сержанта избивали какого-то человека и требовали — бывший майор тебе все равно конец м тебе сейчас отобьем пятки и затем яйца в дверь вставим и всё не будет больше бывшего майора. И дальше страшный хрип и крик сержанта что допрашивал меня и как у сержанта госбезопасности отрывается голова и как мы с этим окровавленным человеком — бывшим майором бредем по коридору и пытаемся найти выход и дверь. Затем толпа с палками и всё я нечего не помню, что было дальше. Но всё равно вот товарищ Берия разобрался, и социалистическая законность восторжествовала. Теперь никого просто так в тюрьму не посадят. Ежова сняли, и он ответит за все свои перегибы. Жаль товарищ Сталин не сразу раскусил этого подлеца. Да вот так и работает адреналин. Я ведь помню из своего прошлого из истории Берия тоже окажется английским шпионом. Но это я помню из истории из будущего для меня теперь прошлого и опять возможно моего будущего.
От госпиталя я домой поехал на такси улица Первомайская 103 там у меня комната в коммунальной квартире. Это район Измайлово. Почти окраина города сейчас. При царе были там рабочие поселки и доходные дома типа двухэтажных бараков. Потом уже в 1950 годы появились многоэтажные дома и сталинский ампир. Сейчас окраина Москвы и рабочие поселки в городских условиях.
На такси и сейчас всё близко вот и улица Первомайская и мой дом Обычная двухэтажная постройка. Моя квартира на втором этаже. Звучит громко если не добавлять коммунальная. Там у меня десяток соседей и моя комната. Ключ от входной двери у меня есть и потому не звоню открываю сам и иду к своей комнате — опечатана и уже давно, прямо с ноября 1937 года. Не перераспределяли потому как идет следствие. Ключ подходит к замку, и я рывком открываю дверь к себе домой в этом времени. Надо жить здесь и сейчас. Юридическое образование у меня есть хотя официально только недельные курсы народного следователя в Ленинграде на Литейном. Учили нас целую неделю в особняке Пеля. Знаменитый особняк, однако. Практически все поколения следователей в СССР знают этот особняк. У меня в комнате обстановка скромная — кровать и два стула со столом и два шкафа. Книжный и платяной. Книг нет, все книги забрали при аресте и обыске. Постельное белье осталось просто комом впихнули в шкаф. Вот надо же кожаная куртка осталась. Как я радовался, когда мне её выдали по ордеру. выдали мне эту куртку в день ареста я её даже не примерил как следует принес в комнату, а здесь меня уже ждут. Но ничего жизнь налаживается. Шинели у меня нет. Только комплект формы — шинель я не успел получить. Но ничего куртка и фуражка. Пока. Там может удастся выбить шапку — зима всё-таки. Что у нас с едой. Ничего у нас с едой чайник у нас есть и кружка ну и все больше ничего нет. Хорошо зашел в гастроном и купил и чай, и колбасу, и хлеб. За дверью шорохи и какой-то шёпот. Рывком открываю там две женщины и одна со страхом говорит — Ваня ты сбежал тебя не расстреляли. Нет, говорю не сбежал и не расстреляли. Разобрались и отпустили и потому не расстреляли.
Тарелка изображающее радио — играет гимн в шесть часов ровно и больше уже не уснешь. Сделать звук потише или вообще выключить — это риск и риск значительный. Квартирный вопрос испортил москвичей и тот, кто отключит звук Всесоюзного Радио обязательно будет разоблачен как лицо, посягающее на устои Советского строя и разброс наказания очень велик — от расстрела до нескольких лет тюрьмы. И здесь освобождается жилплощадь и сразу же распределяется в пользу нуждающихся. Потому так все ждали момента вынесения приговора в мой адрес и были очень разочарованы моим возвращением. Перераспределение комнаты не состоялось. А так мои соседи милые и воспитанные люди нечего плохого сказать не могу. Есть более веселые коммунальные квартиры. Меня и разбудил Гимн в шесть часов — умываться меня пустили без очереди — все-таки НКВД люди уважают. Форма ещё с вечера выглажена и висит на плечиках ждет меня. Итак, форма есть и в качестве верхней одежды кожаная куртка. Прохладно, но другой одежды нет. Надо купить свитер под гимнастерку и тогда будет теплее. Опять такси, но вариантов особо нет. Я не помню адрес управления и первый раз воспользуемся помощью друга — таксиста. Приехал я раньше времени — так у меня с девяти часов утра рабочий день, но пока представлюсь разберутся с кабинетом и вообще.
Дежурный милиционер долго рассматривал мое служебное удостоверение. Он никак не мог поверить, что меня отпустили. В конце концов пришел зам по милиции и решил вопрос и с кабинетом, и с прочими вопросами. Кабинет громко сказано — четыре на четыре метра, вмещает сейф и стол с двумя стульями. Вешалку для одежды и корзину для мусора притащил завхоз. Он же затем под роспись принес пишмашинку ленту две штуки тоже под роспись. Обновлять только через него и машинку некому не давать. Вещь строгого учета. Печать для опечатывания кабинета и сейфа принес опять зам по милиции — он у нас старший лейтенант государственной безопасности. Странно почему не переаттестовывают и от него же получил те книги, что у меня изъяли в 1937 году. Их четыре — томик работами В. И. Ленина, «краткий курс ВКП/б/ тов. Сталина и два кодекса именно они долго фигурировали как антисоветская литература потом опомнились, и они стали совершенно секретными документами. Сейчас они под грифом 'ДСП». Книги отправляются в сейф на книжную полку отправляются классики марксизма -ленинизма.
Долго мне не приходиться вникать и вживаться в обстановку. Прибегает дежурный и сообщает — напали на магазин на улице Первомайской. Улица это длинная и каких только магазинов там нет. Напали на кооперативный магазин. Налетчики ранили кассира и продавца. Со мной поедут два человека — инспектор уголовного розыска и почему-то участковый инспектор. Эксперта криминалист нет его возможно привезут потом из городского управления. Фотограф у нас есть спрашиваю у дежурного — ответ тоже на уровне прошлых — милиционер помощник умеет фотографировать это конечно хорошо давай его в группу. Наконец отправляемся. Думаете на машине вот и не угадали пешком. Машины в дежурной части нет. Должна быть, но нету. Через час дошли до места преступления и началось — зачем нам понятые — это уголовный розыск и участковый решили облегчить жизнь себе. Пока не рассказал матом о происхождении конкретно этих представителей милиции не хотели работать — причина мы не найдем того, кто здесь был и будут проблемы. Опять матом и тогда начали двигаться. Наш фотограф энтузиаст своего дела, но пока не знает. Объясняю ему какие снимки делать — обзорные, узловые, детальные. Узнаю много нового — так здесь раньше не делали, опять пришлось настаивать на своем- сделал. Записываю в протокол осмотра — что именно фотографировал наш фотограф опять споры — зачем мне подписываться в протоколе. Уже не объясняю просто приказываю так дело идет быстрее. Осмотр магазина — громко сказано магазин ранее просто сарай. перегородили сарай перегородкой прилавком и стал кооперативный магазин. Следы искал уже сам, но изъять не могу нечем. Отпечаток подошвы сапога вот всё что удалось изъять и то потому, что один из понятых предоставил гипс. Вот так и получилось изъять слепок следа подошвы сапога. След довольно перспективный — индивидуальные признаки налицо. Весьма примечательные набойки — можно будет опознать. Процесс изготовления слепка с открытым ртом наблюдает милиционер — наш фотограф любитель и смотрю я на этого парнишку и думаю — вот из него и будем делать техника — криминалиста. Спрашиваю будущего криминалиста — интересно. Тот отвечает — да, а как Вы узнал, что так можно сделать. Отвечаю — и тебя научу если хочешь. Иди
