Все правильно. Для солдата после боя ничего нет важнее тарелки густого горячего и жирного варева. Поэтому в первый же день вступления в командование я организовал в своем отряде централизованное горячее двухразовое питание, вызвав поначалу скептическую улыбку капитана Гуутена, потом взявшего мой опыт на вооружение всей компании.
Иоган Гуутен… Человек, давший мне новую цель в жизни, как, впрочем, и обещал два года назад в Сарагосе…
До сих пор не понимаю, благодаря кому и как я переместился из вполне цивилизованного двадцать первого века в дремучее средневековье пятнадцатого столетия. Какое стечение обстоятельств, какая сила превратили меня – Александра Лемешева, из тренера сборной страны по спортивному фехтованию в бастарда Жана д’Арманьяка, виконта де Лавардан и Рокебрен? Не знаю! Да и, честно говоря, не очень и задумываюсь над этим. Даже порой забываю, кто я есть на самом деле…
Потом я уже сам менял личины: то в беглого шевалье де Сегюра, то в нынешнюю свою ипостась – лейтенанта наемных арбалетчиков шевалье де Дрюона. Благородный наследник целой страны инкогнито на просторах Европы наемничает, ёптыть…
В первый день переноса я чуть с ума не сошел, осознав, куда и в кого угодил. Очень, знаете ли, мне повезло…
Попал я своим бестелесным сознанием в бессознательное тело бастарда, получившегося от греховной и преступной связи Жана V конта д’Арманьяка и его единоутробной сестры Изабеллы. Папаша мой из-за этого инцеста оказался дважды отлученным от церкви, что не помешало ему стать одним из предводителей Лиги Общественного Блага, личным врагом руа франков Луи XI, и… В общем, его грехи перед французской короной и святой католической церковью можно перечислять до бесконечности. Самым же большим папашкиным грехом был… грех жажды свободы и независимости для своей страны от жадного до чужих земель короля Людовика, прозванного соседями Всемирным Пауком, объединителя, мать ее в дышло… Франции.
Да и это как бы еще ничего по сравнению с тем, что я остался один на один с всесильным Луи, без малейшей поддержки, после того как папашу разодрала на клочки ворвавшаяся в Лектур французская солдатня под руководством его преосвященства галликанского кардинала Жоффруа. Город, в котором отважный конт д’Арманьяк удерживал последнюю в своей жизни осаду. А хренов Всемирный Паук, воистину меткое прозвище у этого чертового Луи, просто жаждал извести последнего оставшегося на свободе представителя рода Арманьяков. То есть меня.
Но я выжил! Не без помощи, конечно… По воле случая на следующий же день я нашел в лесу одичавшего беглого монаха, впоследствии ставшего мне верным оруженосцем – шотландца Уильяма из благородного клана Логанов по прозвищу Тук. Монаха – саморасстригу, приговоренного к смерти в славном городе Оше за мелкие шалости вроде убийства, воровства, колдовства и прочие незначительные проступки, за которые по средневековым нравам не только вешают, срубают голову, колесуют с последующим четвертованием, но и сжигают на медленном огне…
– Я успел? – Около меня осадил своего жеребца присно упомянутый Тук.
– Да, еще сигнала к выступлению не было. Ну, что там?
– Все жалованье до последнего патара отсыпали… – ухмыльнулся шотландец, совмещавший у меня в отряде должность сержанта арбалетчиков с должностью обер-казначея – аудитора, ответственного за казну, жалованье и вообще за все финансовые дела. – Монета уже под замком; опечатал и стражу поставил.
– Красавчик… – отпустил я довольного своей оборотистостью и моей похвалой шотландца, – иди к своим… скоро начнется…
Герцог все-таки внял голосу благоразумия и выплатил войскам жалованье, задерживаемое уже полгода, непосредственно перед битвой. Более чем разумный поступок, учитывая то, что на помощь осажденному Нейсу заявилась целая армия Фридриха III, правителя Священной Римской империи. Армия, которая в четыре раза превышала нашу, то есть армию герцога Бургундского Карла по прозвищу Смелый. И ныне сей герцог решил дать германцам решительный бой… Как раз в таких случаях к определению «решительный» добавляют еще одно слово – «последний».
Тук спешился, передал поводья слуге, сразу умчавшемуся с конем в тыл и, поправляя арбалет, стал в строй. По боевому расписанию сержант арбалетчиков воюет пешим, тут я ничего поделать не могу. Да и не буду пытаться. Там ему самое и место. За эту должность шотландец год бился, пока его не избрали сами стрелки. Да, должность выборная, почетная, с двойной долей в добыче и сержантским жалованьем. В бургундской армии ей ближайший аналог должность дизанье, но у нас так, хотя мы и приписаны к шестой ордонансной роте имени святого Иоанна Богослова под управлением кондюкто Бернара де Равештайна на правах самостоятельного отряда.
Чуть пришпорил Родена и, не обращая внимания на очередное ядро, взрывшее раскисшую землю, выехал к строю.
– Радуйтесь, желудки. Жалованье выплатили! – сообщил благую весть личному составу и придержал коня, шарахнувшегося в сторону от дружного довольного рева восьми десятков глоток.
Вот теперь и я спокоен и доволен. Моих орлов после битвы ждут горячая еда и жалованье в звонкой монете, а это значит, что без вина и податливых маркитанток они не останутся. Что еще может лучше простимулировать рутьеров быстрее утыкать врагов болтами, взять трофеи и вернуться в лагерь? Да ничего.
Ну, где там войско императора Священной Римской империи, осмелившегося выступить против нашего нанимателя Карла Смелого Бургундского? Разнесем и оберем до исподнего, и плевать нам, что дойчей в четыре раза больше… или в пять?
М-да… печально, совсем я инстинкт самосохранения потерял и вжился в образ… Поначалу так не было…
После того как я попал в тело бастарда и справился-таки с нехилым потрясением и растерянностью, встал вопрос… Извечный вопрос, описанный классиками на разный лад сверх меры. Что делать? Что, черт возьми, делать полностью не приспособленному и фактически неграмотному современному человеку в глухом пятнадцатом столетии?
Вот и я не знал…
После мучительных раздумий и терзаний решил продолжить дело бастарда и его непутевого папеньки. Почему-то я всеми фибрами возненавидел руа франков. Не иначе мне от бастарда ненависть передалась, да и, честно говоря, было за что. Паук оказался совершенно мерзкой личностью. Все, что клеветали про Ивана Грозного, – это правда, но только… про француза Луи.
Бастард должен был отправиться в Арагон просить помощи у тамошнего правителя – Хуана II, рея Арагона, Валенсии, Сицилии, Неаполя, Наварры и конде Барселоны. Понимая, что только при живом новоявленном отце моя судьба имеет сколько-то ясные перспективы, я отправился в Испанию, но на следующий день узнал, что уже поздно. Город Лектур взяли, а отца разорвали на клочки солдаты, скорее всего, по прямому приказу Паука, хотя формально Арманьяку была дарована почетная капитуляция и право беспрепятственно проследовать ко двору Луи для личных оправданий…
