Находчивое сватовство в приемном зале каганских палат закончилось не совсем успешно. Гребенский князь Тан, припомнив, как год назад сто его гридей перешли на службу в Липов, потребовал с Дарника виру в три тысячи дирхемов и, когда тот отказался платить, вызвал его на роковой для себя судебный поединок.
Несмотря на смерть Тана, свадьба Дарника и княжны Всеславы все же состоялась. Зачем, спрашивается, бывшему бежецкому смерду это вообще понадобилось, особых чувств он к Всеславе не испытывал, да и дома, в Липове, у него имелись три наложницы? А просто хотелось подняться на новую жизненную ступеньку, подвинуть плечом надменных наследственных князей и занять среди них должное место. Да почему бы и не попроказничать, представ перед важными серьезными мужами в качестве пылкого, глуповатого влюбленного. Склонность к точным расчетам была у Дарника с детства, и на этот раз он тоже не ошибся. Даже тесть к концу съезда не только перестал кривиться от такого зятя, но уже разговаривал с ним как с ровней.
— А знаешь, почему князь Роган так благоволит к тебе? — нашептывал жениху на ухо шут Корней. — Потому что у него у самого все идет наперекосяк, и, породнившись с твоей удачливостью, он хочет в первую голову поправить собственные дела.
Корней, вихрастый пройдошистый мальчишка, прилепился к Дарнику полгода назад. Каждый день говорил, что вот-вот сбежит на все четыре стороны, но только неотступней всюду следовал за своим молодым князем.
— Ну и что мне по этому поводу думать? — снисходительно подтрунивал над шутом-доносителем «глуповатый влюбленный». — Это его право поступать, как он считает нужным.
— Все говорят, что он постарается облапошить тебя с приданым Всеславы.
— А я посажу княжну в темницу и не выпущу, пока он все не отдаст, — то ли всерьез, то ли в шутку размышлял липовский князь.
— А хочешь, я так это дворовым Рогана и передам?
— Ну передай, — чуть подумав, разрешил Дарник. Было любопытно, что из его шутливой угрозы может получиться. — Передал? — спросил он у Корнея чуть погодя.
— А как же! — широко ухмыльнулся тот.
Князь Роган вида не подал, дошло до него это нашептывание или нет. Зато Всеслава уже за свадебным столом так впрямую и спросила:
— А правда, что ты за меня требуешь огромное приданое?
— Больше серебряных дирхемов я люблю только золотые солиды, — серьезно шепнул жених.
Она изумленно покосилась на него: разве можно своей невесте признаваться в таком? Дарник едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Миловидная, кукольнолицая княжна напоминала ему детскую игрушку, с которой хотелось забавляться по ее детским правилам. Слишком рано став взрослым, он в последнее время все чаще ощущал в себе потребность в озорном ребячестве. Одной из таких отдушин являлся Корней, теперь точно так же по-приятельски смотрел князь и на Всеславу.
Да и смешно выглядело само понятие приданого. В его родной Бежети никто никогда не помышлял ни о приданом, ни о выкупе невесты. Переходя жить в дом суженого, молодая брала из отцовского дома телушку или овцу, чтобы рядом было второе близкое живое существо, и на этом все заканчивалось. Если же жениху в родительском жилище становилось тесно, то он выстраивал свой дом, и опять помогали ему не родичи, а бывшие товарищи по детским играм, так же как и он сам потом не мог отказать им в подобной помощи. Ну и, конечно, никому даже в голову не приходило говорить молодому парню, кого именно он должен выбирать себе в жены. Это вот здесь, в городах, да у князей все почему-то боятся уронить себя, указывая своим сыновьям и дочерям, с кем им надо соединяться и на каких условиях.
— Я ведь вовсе никакой свадьбы не предполагал, — откровенничал с зятем князь Роган перед самым пиршеством. — Просто хотел показать дочери каганскую столицу, а тут ты как медведь из берлоги. Ну и какое бы ты хотел приданое, только честно? Много дашь — плохо, но и мало дашь — уже мне чести не будет.
— У тебя есть ромей-каменщик Серапеон, пошли его. Если совсем щедрый, добавь еще оружейника Бобряту.
— Да они вольные люди, как я их насильно пошлю?
— Верно, насильно послать не можешь, — согласился Дарник. — Но сделать их жизнь в своем городе невыносимой любому воеводе-наместнику, не то что князю, под силу.
— А откуда ты про них проведал?
— Ты, князь, еще в Корояке за стол садишься, а я в Липове уже знаю, что у тебя на столе стоит, — нахально отвечал зять.
— Хорошо, подумаю. Но учти, что теперь и ты по рукам и ногам повязан моей дочерью. Не смотри, что она румяная и стыдливая, стержень в ней даже не мой, а ее деда по матери, его когда-то замучили в Хазарии за то, что он плюнул в лицо их главному визирю. Я слышал, что свою первую жену ты приказал разрубить на две половины. С Всеславой этого у тебя не выйдет, так и знай.
Дарник и сам предчувствовал, что особо горячей любви у него с короякской княжной не получится. Дворовые люди Рогана успели донести ему, что за нее уже четырежды сватались другие князья и воеводы, и всех их Всеслава отвергла. Здесь, в Айдаре, он как следует рассмотрел этих предыдущих неудачливых женихов, побольше выведал и о самой княжне, и стало более-менее понятно, почему именно ему повезло с ее согласием. Главным удовольствием рогановской дочери было скакать на лошади и стрелять с седла из лука по лесной и полевой дичи. Наверняка не один раз в воображении примеривала на себя плащ древних женщин-воительниц, допускающих к себе мужчин на одну только ночь, а потом безжалостно убивающих их. Ну и, конечно, молодой князь — умелый поединщик был для нее предпочтительней любых пожилых толстяков.
О женщинах-воительницах Дарник подумал в качестве забавного предположения, однако, к его изумлению, уже в первую же брачную ночь это предположение начало сбываться. Юная, поминутно краснеющая девственница принялась распоряжаться им, как прожженная бесстыдница, словно стараясь побыстрей избавиться от некой докучливой обязанности. Но так как настоящего опыта у нее не было никакого, то и получилось, что называется, ни себе ни людям. Дарник переубеждать дурочку не стал, восторженные привязчивые возлюбленные у него уже были, почему бы не познакомиться с возлюбленной пугливой и дикой и посмотреть, как она из своей командирской глупости будет выкручиваться дальше.
Наутро выяснилась еще одна причина столь странного поведения Всеславы. Оказалось, что каждый свой день она сверяет со стариком-звездочетом и гадалкой-колдуньей, и, если те уверяли, что сегодня у княжны не самый лучший день для любовных утех, значит, он и должен был стать не самым лучшим.
— Самому не верующему ни во что мужу досталась самая суеверная жена, — зубоскалил по этому поводу Корней.
