— Погодь, душа моя… — я повернулся лицом к генералу. — Больно мне смотреть, как ты убиваешься… И потому хочу я тебе предложить некую компенсацию что ли… — жест генеральской руки явственно предлагал мне вновь занять только что покинутое место.
Я вернулся к столу, опустился на еще хранившую мое тепло кожу кресла, и вопросительно уставился на генерала. Сологуб глядел на меня с благодушной улыбкой на лице. Ни дать ни взять — Дедушка Мороз, борода из ваты! Ну, послушаем какой ты мне подарок приготовил, п…с горбатый…
Словно прочтя мои мысли, генерал слегка нахмурил брови, но потом лицо его вновь разгладилось, и он продолжил:
— Я вот чего удумал… Мне, на днях, предстоит поездочка в один подшефный санаторий, с целью поглазеть: все ли там чинно да ладно. И хочу я — ежели ты, конечно, не против — взять тебя с собой… А что? Места там чудные! Проведешь время с пользой: и отдохнешь, и, глядишь, чего полезного узнаешь… Есть там для тебя собеседники интересные. Такие байки рассказывают… Ну, что, по рукам?
Отказываться было глупо, и я ответил согласием…
… Обещанные мне «чудные места» оказались, к тому же, и не столь отдаленными — я имею в виду от Москвы. Скорее всего, находились они в одной из соседних областей. Но вот, в какой именно, я так и не разобрался.
На дворе стояла середина сентября. Выехали мы после двадцати часов — стало быть, уже по темноте. В служебной машине Сологуба нас было четверо. Шофер и адъютант генерала на переднем сидении, и мы с Сологубом на заднем. Боковые стекла были задернуты плотными шторками. Разглядеть что-то через ветровое стекло за широкими спинами впередисидящих, нечего было и мечтать. Так что ориентацию я потерял еще на МКАДе. Ехали мы по нему (или все-таки по ней?) довольно долго, и когда, наконец, свернули, я уже не имел ни малейшего понятия куда. Полагаю, что так и было задумано. Лишнего мне знать ни к чему. А поскольку, из присущей спецслужбам деликатности, глаз мне завязывать не стали, то и пришлось прибегнуть к подобным ухищрениям. Ничуть этим не огорчившись, я благополучно продремал всю оставшуюся дорогу. Вывел меня из благостного состояния отдаленный собачий лай. Машина притормозила возле перегородившего дорогу шлагбаума. После того как у нас проверили документы, шлагбаум был поднят, и мы проследовали дальше. Потом были высокие ворота, затем еще одни… И каждый раз, прежде чем их открыть, у нас проверяли документы. Наконец наше путешествие закончилось. Машина остановилась около двухэтажного здания, действительно напоминающего санаторный корпус, и я, наконец, смог покинуть порядком опостылевшее мне транспортное средство. Часы на моей руке показывали час ночи.
Мы поднялись на крыльцо, прошли через предупредительно открытую дверь, мимо застывшего дневального, в помещение, очень напоминающее гостиничный холл. Даже стойка была на положенном ей месте. Только вместо заспанной дежурной за ней находился весьма даже бодрый офицер, который поспешил навстречу генералу с рапортом, но был прерван тем на полуслове:
— Отставить! И так вижу, что службу тяните исправно… Ты давай-ка лучше, размести нас по быстрому, да организуй, голуба, чайку… Почаевничаем и спать, — последние слова генерала были обращены уже ко мне.
Разместили нас без лишних проволочек и по-военному быстро. Нам с Сологубом достался один номер на двоих. Состоял он из прихожей, удобств и трех комнат: гостиной посередине и двух спален, соответственно, по бокам от оной. Обставлен номер был по высшему разряду и, если бы не решетки на окнах, вполне тянул на пять звездочек.
— Ты налево, я направо! — скомандовал генерал, останавливаясь посередине гостиной. — Переодеваемся и встречаемся здесь. Будем пить чай!
Сказано все это было таким категоричным тоном, что мне оставалось только подчиниться. Минут через десять, когда я вернулся в гостиную, низенький столик, по обе стороны которого стояли два кресла, был уже накрыт для чаепития. Посреди красивой скатерти стоял самовар, рядом две вазы с конфетами и печеньем, большое блюдо с бутербродами, сахарница с рафинадом и тарелочка с ломтиками лимона, а так же две чайные пары. Михаил Иванович — так зовут Сологуба, если кто не знает — отошел к буфету и вернулся с двумя рюмочками и бутылкой коньяка.
— «Тяпнем» по одной с устатку — не возражаешь?
Я только пожал плечами. С чего бы это я возражал против дармового коньяка, притом, судя по этикетке, очень хорошего? А то, что Сологуб перешел на «ты» еще до первой рюмки, так что с него, солдафона, возьмешь? И мы «тяпнули» по одной. Потом еще по одной. И так «тяпали» до тех пор, пока коньяк в бутылке не закончился. При этом мы не забывали ни про чай, ни про прочую снедь на столе. После последней рюмки, Михаил Иванович встал, пожелал мне спокойной ночи, и излишне твердой походкой направился в сторону своей спальни. Я тоже не стал засиживаться и в скором времени уже блаженствовал в объятиях Морфея …
… Разбудил меня настойчивый стук в дверь. Я посмотрел на часы. Семь утра. После вчерашнего, можно было бы поспать и подольше. Но эту мысль, даже не дав ей толком сформироваться, похерил на корню бодрый голос генерала:
— Вставай, дорогуша! Мне через час к инспекции приступать, а нам с тобой еще покалякать кой о чем треба. Так что на гигиену и завтрак у тебя полчаса!..
… Стол от вчерашнего отличался мало. Разве что обошлось без коньяка. Я дожевал последний кусок, запил его глотком чая, и вопросительно посмотрел на Сологуба.
— Заморил червячка? Вот и славно! Теперь слушай сюда… Я сейчас уйду, а ты сиди в номере. Смотри телевизор, или еще чего придумай. Но за дверь ни ногой! Запирать я тебя не буду, еще чего не хватало. Чай не маленький, должон понять: нет значит нет!
— А как же санаторий?
— Какой санаторий? Ах, да, санаторий… Понимаешь ли, голуба моя, санаторий этот не простой. Режим здесь строгий. Я бы даже сказал, весьма строгий. Ходить по территории без специального пропуска или сопровождения не разрешается! Но ты не грусти. За тобой придут. Скоро придут. Я вот только кое-что улажу, и придут. И отведут куда надо. И будут там три чудика. Вот ты с ними и побалакай, о чем душа просит. Ты ведь там что-то про «Заговор одноклассников» говорил? Вот о нем и побалакай. Времени у тебя будет до ужина, с перерывом на обед. Потом домой поедем!
— А как же отдых, природа?..
— Ну, на отдых, я думаю, часик у тебя будет, а то и поболе. А природа… она и в Африке природа. Хрен с ней с природой! И вот еще что… Я хоть и знаю, что диктофона у тебя нет, но формальности для, предупреждаю: никакой записи, кроме как на бумагу не допускается! А вот бумагу марай, сколько хочешь. Усвоил?
