– Серьезней некуда. – Иванов нахмурил белесые брови. – Только по времени пока неясно – неизвестно, когда это все подвезут. – Он помолчал немного, потом добавил: – Одно хорошо, с нами теперь уж точно должны полететь ребята из девятого гвардейского. А там волчары те еще, если немец полезет – кровью умоется.
Подошел Тимур Гаджиев с Тарасовым и новый ведомый Иванова – Ильяс Мамедов. Вся шестерка, направленная Шубиным на выполнение особого задания, оказалась в сборе. Летчики уже узнали новость и выглядели мрачными.
– Не нравится мне все это, – бурчал Гаджиев, – немцев пнули и теперь снова к ним в берлогу лезть. Как будто они спать завалятся…
– Слетаем, – ответил Иванов, – не впервой. Теперь с нами гвардия будет, – повторил он, – а там парни отчаянные. Это же шестаковский полк, я их еще по Сталинграду помню…
– Какая разница – гвардейцы или не гвардейцы? – не сдавался Гаджиев. – Чем они от нас отличаются? Значком? У тебя-то, Ваня, сбитых побольше, чем у любого из них.
– Ты это, – нахмурился комэск-один, – кончай давай. Разговорчики… У нас приказ!
Гаджиев промолчал. Зато решил высказаться Саблин. После известия о повторе вылета настроение у него упало ниже плинтуса, и скрывать это он особо не собирался.
– Один хрен ничего путного не выйдет, – сказал Виктор. – Как и в прошлом вылете. Ну пойдет с нами гвардия, а толку? Будет, к примеру, не шесть «Яков», а двенадцать. Для четырех «Илов»-то, шикарный эскорт. Где такое видано? Если эти летуны не хотят нормально штурмовать, то их прикрывай не прикрывай – разницы не будет! В прошлом вылете эти дурилки убили несколько полевых мышей и этого придурка-пулеметчика. Зато бензина спалили… Небо же чистое было, развернули бы группу и еще заход… Там все можно было сжечь!
– Я, Витя, твое мнение прекрасно знаю, – Иванов широко зевнул, – и мне оно малоинтересно! Вот дорастешь до того, чтобы водить смешанные группы из разных полков или, на худой конец, чтобы просто одну эскадрилью довести до цели и там нормально отработать, вот тогда и поговорим.
– Я водил группы, – набычился Виктор. – И не хочешь ли ты сказать, – недобро добавил он, – что, если бы группу вел не майор Ляховский, а ты, все прошло бы точно так же?
Иванов только усмехнулся и принялся неторопливо прикуривать папиросу.
– Не знаю, – наконец сказал он, – не все так просто. Я бы по-другому делал. Но вот получилось бы лучше – не знаю. У нас, как видишь, потерь нет, никто не потерялся, не отстал. Согласен с тем, что организовано все через жопу. Но организовать и сделать все правильно – это сложно. Легко шашкой махать, и обвинениями кидаться тоже легко. Ладно, хватит митинговать. Давайте к вылету готовиться.
Известие, что снова придется лететь на Кутейниково, выбило из колеи, и нового вылета Саблин ожидал в самом дурном расположении духа. Благополучный исход утреннего налета не обольщал. Урон немцам нанесен не был, зато они уже будут настороже, и наверняка группу ожидает плотный зенитный огонь и барражирующие в небе «Мессершмитты». А драться с толпой «мессеров» в глубине вражеского тыла да под огнем зениток – занятие для самоубийц. Если собьют, то в лучшем случае плен, как ни крути. Убежать по степи, как прошлой зимой, уже не выйдет – приземляться придется врагам прямо на головы. Вообще, после женитьбы фронтовая жизнь стала восприниматься Виктором куда как тяжелее. Очень сильно хотелось вернуться к жене живым и здоровым, да и желательно пораньше. Полет на штурмовку аэродрома Кутейниково резал эти хотелки напрочь.
Почему-то пришла в голову мысль, что его сейчас обязательно убьют. Попадет в самолет зенитный снаряд или пилот «мессера» загонит в прицел зеленый силуэт «Яка», и все… Все кончится, и главное, кончится он – Витя Саблин. Эта мысль нагнала еще больше тоски. И самое обидное, что он до сих пор не понял, почему и для чего попал в прошлое? Может, у него был уникальный шанс изменить судьбу страны, повлиять на ее курс, не допустив развала и лихолетья жутких девяностых?
Виктор задумался, затем вытащил из планшета чистый лист и написал на нем «Уважаемый товарищ Сталин!». Почему-то дальше написание пошло туго. В голове витал клубок мыслей и образов: про Курскую дугу, операцию «Багратион», взятие Берлина, атомную бомбу, войну в Корее, полет в космос, куча фактов, куча, несомненно, важных мелочей хранилась в голове, но совершенно не хотела ложиться на бумагу. Он тужился почти час, но листок так и остался с одной-единственной фразой «Уважаемый товарищ Сталин!». Между Сталиным сейчас и девяностыми потом было пятьдесят лет, за которые событий произошло очень много. И как проскочить этот промежуток, Виктор не знал.
– Может, к Хрущеву попасть, – забормотал он себе под нос. – Он, вроде, дядька добрый. Нам на истории рассказывали. Только вот мирную демонстрацию в Новочеркасске при нем расстреляли… а так вроде больше ничего… Или к Брежневу? К Брежневу проще, только возможностей у него сейчас маловато… Вот хрень. Вот дурак ты, Витя. Задумался, когда петух в самую задницу клюнул…
– Чего сидим? – Задумавшись, он не расслышал, как подошла Майя. Она бросила на землю патронный ящик и уселась на него. Волосы у нее липли к лицу, гимнастерка была мокрая.
– Лежит пузом кверху, – насмешливо сказала оружейница, – лучше бы слабой девушке помог.
– Кто на что учился. – Виктор лениво пожал плечами.
– Бензин привезли, – сказала Майя, – и бомбы. А РС все никак, там командир штурмовиков орал.
– Бывает, – сказал он.
Она встала со своего ящика и уселась рядом, скосила взгляд на письмо и удивленно округлила глаза.
– Сталину?
Виктор поспешил спрятать злополучную бумажку в планшет.
– А что ты хотел Сталину написать? – не унималась Майя.
– Да есть дело, – буркнул он, ругая себя последними словами.
– Ну, скажи.
– Пожаловаться хотел, – вздохнул Виктор, – и совета попросить. – Майя буквально лучилась любопытством, и он решил немного над ней поиздеваться. – Хотел узнать, можно ли мне, как комсомольцу и женатому человеку, прелюбодействовать с чужой оружейницей? Или, по закону, ее нужно сперва в свой экипаж перевести…
– Дурак. – Майя вспыхнула и, резко подскочив, ушла. Виктор весело оскалился, настроение улучшилось.
Вылет состоялся только в первом часу. Стараниями БАО удалось наскрести топлива на четырнадцать истребителей и семерку «Илов». Теперь вся эта махина снова летела к Кутейникову. Видимость была миллион на миллион, и чем ближе становился вражеский аэродром, тем сильнее потели у Виктора руки. Немецкие посты ВНОС уже давно засекли всю их группу и, несомненно, собирали комитет по встрече. Он до боли в глазах всматривался в небо, но никого пока не видел и от этого нервничал еще сильнее.
Аэродром появился внезапно, проступили темные, еще не успевшие озелениться валы капониров, серо-желтые фанерные домики вспомогательных помещений. На стоянках было около десятка самолетов, но небо вокруг по-прежнему было чистым от «мессеров». Виктор смотрел во все глаза и не верил. Так не должно, так не могло быть, но так было. «Илы» с горизонта сыпанули вниз содержимое бомболюков и серии взрывов расцвели у капониров и на летном поле. Проскочив аэродром, штурмовики начали валиться в плавный разворот и стали пикировать. С земли вверх тянулись нити трассирующих пуль, но, по мнению Виктора, огонь был слишком слаб. Сам он на действия «Илов» смотрел буквально одним глазом, все пытаясь высмотреть в небе «мессеры». На стоянке начали рваться РС, и Виктор увидел, как стоящий в капонире «Юнкерс» вспыхнул ярким костром. На стоянках тоже что-то горело, пылала парочка строений, и аэродром застилало густым черным дымом.
Больше атак не было. «Илы» отстрелялись и потянулись на восток, хотя, ничего не мешало бить еще и еще. Группа легла на обратный курс. На фоне молодой, еще не выгоревшей степной травы проплывал строй штурмовиков. Чуть повыше, словно купаясь в воздухе, три пары «Яков» сто двенадцатого полка. Еще выше, разделенные на две четверки, виднелись истребители из девятого гвардейского. Для охраны семерки штурмовиков была собрана слишком уж грозная сила. Рассматривая соседние самолеты, Виктор подумал, что еще раз на Кутейниково можно лететь смело. Все равно в небе они никого не встретят…
Жизнь на стоянках едва копошилась. Может, этому способствовала тишина в штабах по поводу новых полетов, может, необычно сильная для мая духота, однако аэродром чуть ли не засыпал. Виктор и сам, пообедав и наскоро разобрав с Рябченко минувший вылет, с удовольствием растянулся под крылом. Иванов ушел на импровизированный КП, да там и остался. Саблинский «Як» еще не заправляли, так что отдыхать Виктор мог с чистой совестью.
Настроение было великолепным. Он помнил, что с сорок третьего года дела у немцев будут идти плохо, и теперь это все начинало проявляться наглядно. То, что они при двух налетах на аэродром не встретили ни одного истребителя, означало, что сил у немцев осталось немного и, видимо, почти все они сейчас на Кубани. Зная, что наши ВВС в этих боях нанесли немцам поражение, можно было надеяться, что дальше воевать будет легче. А это вселяло оптимизм. Он снова достал из планшетки недописанное письмо Сталину и задумался.
