— Вы хотите войны? — резкий голос правителя Лунного царства заставил фрейлину вздрогнуть и упустить тот момент, когда с ресниц Стеллы сорвется первая слеза. Первая за много лет. «Волчонок» никогда на людях не плакала. Сжимала зубы, щурила глаза, собирала пальцы в кулак, но не плакала. Даже тогда, когда ее вышвырнули из дворца, отселив в дальние гостевые покои.
Фрейлина прислушалась к словам посла, который хоть и крепился, тоже выглядел не лучшим образом. Принести дурную весть всего лишь через год после того, как от имени Генриха Эрийского просил руки дочери царя? То еще поручение. И о какой войне идет речь? Негоже царству, затерянному среди снегов и дремучих лесов, грозиться могущественному королевству. И ради кого? Бастардки, которая была выбрана лишь потому, что ее возраст позволял скрепить два государства семейными узами?
«М-да, не повезло бедняжке, — фрейлина вздохнула, сложила пальцы в замок и, опустив глаза, последовала за царицей, покидающей тронный зал. Венценосный супруг, вельможи и посольская группа перешли в кабинет для подписания бумаг. — Придется как-нибудь по-другому доказывать преданность Союзу пяти королевств. Жаль, что царевна Януша еще слишком мала и не может заменить сестру».
Фрейлина слегка повернула голову, чтобы увидеть «брошенную» невесту. Та, выйдя из зала следом за царицей, уже не могла сдержать эмоций, а потому просто побежала к выходу.
«Нет, все-таки интересно, в чем истинная причина разрыва помолвки? Посол может петь соловьем, убеждая, что дело вовсе не в Стелле, а во внутренних проблемах эрийского семейства, но отказ остается отказом. Неужели кто-то донес о странностях царевны?»
Кудахтанье няньки, поджидающей подопечную с шубой в руках, девочку не остановило. Она вылетела вон, впустив в помещение клубы ледяного воздуха, неприятно прошедшегося стылой волной по ногам.
«На дворе трескучий мороз, а парча и кружево не греют, — фрейлина сама была матерью, а потому беспокойная мысль все-таки мелькнула. Мелькнула и погасла. — Но что с волчонком станется? Ее хоть в лес отведи, все равно выживет. Вся в мать-ведьму».
— Лита, помоги мне раздеться, — капризный голос царицы оборвал размышления.
«Если зовет, значит, есть о чем пошептаться».
— Ее терпели-то только из-за того, что могла принести пользу государству. А теперь зачем при себе держать? — государыня поморщилась, когда Лита вытащила из волос последнюю шпильку. Тяжелая пшеничная коса упала на спину. Ирсения и в свои сорок два была хороша: белое-розовое тугое тело, пышные формы, лучащийся взгляд светло-серых, почти хрустальных глаз. Губы с детства надуты капризно, но мило. Была бы Литания мужчиной, не устояла бы перед такой женщиной. К ней хотелось прикоснуться, провести ладонью по круглым плечам, чтобы убедиться, что кожа на ощупь такая же шелковистая, какой видится. Не зря царь-батюшка до сих пор глаз от нее отвести не может. Млеет в ее присутствии.
«Даже со стороны понятно, что такая не могла породить на свет чернавку. Благо хоть расщедрилась, имя дала падчерице красивое — Стелла. Но какая она Стелла? Тилля».
Княгиня усмехнулась.
Стелла, не в пример царице или даже своей младшей сестре, про которых так и тянет сказать «кровь с молоком», смотрелась мелкой, жилистой, подвижной, с копной непослушных волос цвета вороного крыла, с быстрыми глазами, что обжигают темной синевой, стоит только встретиться взглядом. Волчонок и есть волчонок. Из тех, у которых тело тощее, лапы не по возрасту велики, а шерстка дрянная, не набравшаяся силы.
— Не нужна она более во дворце, — нарядная женщина устало повела плечами. Все вокруг было под стать ей: и широкая кровать, что под белым покрывалом смотрелась мягким облаком, и мебель из драгоценных пород золотого дуба, и шелковые бреужские обои, на которых цвели нежнейшие розы, и ковры, где стопа утопала по щиколотку.
— Отошлете девочку? — фрейлина замерла, прежде чем выбрать гребень. Взяла костяной, широкий, тот, который по ободу украшают зеленые каменья из Усторских шахт. Они сыто блеснули зеленым атласом. — «Хоть бы отправили не в ту школу, где учится моя Аруся. Волчонка куда бы подальше, лучше в другую страну».
— Подскажу. Мне еще вчера весьма интересный список передали…
— Ваше Величество, вы знали? — гребень застыл в воздухе. Фрейлина в зеркале встретилась глазами с царицей. По тому, как скривился ее рот, не было нужды гадать, что воеводскую дочь, сумевшую стать владычицей северных земель, заранее известили о прибытии посла и его досадных намерениях. — Но как?!
Вопрос не удостоили ответом. Лишь легкая улыбка скользнула по холеному лицу царицы.
Переплетая косу, Лита задумчиво перебирала события последних дней.
«Неужели эрийцы прознали о случае с Янушей? Но кто доложил? Сама царица? Ей-то какая выгода? Увезли бы ненавистную падчерицу через неделю с глаз долой… Нет, не понимаю».
«А тебе и не понять, — царица наклонилась к зеркалу и провела пальцем по соболиной брови. — Месть должна быть холодной».
Покусав полные губы, которые от прилива крови стали алыми, произнесла, наслаждаясь тем, как у наперсницы расширяются глаза:
— В монастырь Мятущихся Душ отправим. Там и сгинет.
* * *
Целый год, долгий, волнительный, Стелла жила надеждой, что однажды на исходе осени за ней явятся эрийские послы и по договоренности с отцом заберут с собой в королевский дворец, где она будет жить до своего совершеннолетия на правах невесты принца Генриха.
Целый год она представляла, как будет прилежно изучать законы новой родины, изумлять учителей и наставников знанием языков союзных государств, которыми уже сейчас сносно владела, хоть и не имела достаточной практики, как отточит в светском общении великолепного двора свои манеры… как… как… как…
Стелла упала на колени перед софой, подтянула к себе мягкую подушку, уткнулась в нее лицом и горько разрыдалась.
Все напрасно. Ничего уже больше не будет.
От нее отказались.
Ненужная. Никому ненужная.
— Душечка моя, Тиллечка! — нянька грузно опустилась на софу. От быстрого шага, несмотря на мороз, к ее лбу прилипли волосы. Она тяжело дышала и прижимала шубку своей подопечной к груди, не смея обнять саму царевну. За столько лет Мякиня уже приноровилась к девочке — если та вдруг плачет, лучше не трогать. — Милая, зачем же так надрываться? Мало ли на свете принцев? Да и наши князьки чем хуже? Взять хотя бы Костюшку Вышегородского. Ну и что, что на год младше, зато любить будет. Ты и сейчас для него свет в окошке…
Вместо ответа царевна, не переставая мочить подушку слезами, зло ударила кулаком по цветочной обшивке дивана.
Ну как объяснить старой няньке, что никакой Костюшка Вышегородский не заменит Генриха, о котором она по крупицам собирала сведения, боясь открыть посторонним свой интерес. Даже раздобыла портрет принца, выполненный карандашом. Рисунок почти стерся, потому как живущая надеждами девочка не раз гладила пальцем грифельные кудри жениха, благоговейно целовала красивое лицо, а то и вовсе спешно сворачивала листок по истончившимся заломам и прятала под тканью на груди, которая никак не собиралась расти. А потому рисунок все время норовил вывалиться через широкую юбку, отчего приходилось незаметно придерживать его руками и терпеливо ждать, когда незваный посетитель уйдет, чтобы вновь любоваться мужественным профилем.
Весь год Стелла не могла поверить в свое счастье: взрослый мужчина (а Генриху уже двадцать один) согласен ждать целых пять лет, чтобы соединить ее и свою судьбы узами брака. И пусть тот союз не предполагал любви со стороны принца Эрийского — это юная невеста прекрасно понимала, а устраивался лишь в государственных интересах, она вопреки всему свято верила, что жизнь ее сложится наилучшим образом. Ведь должен же быть просвет…
«Дай только время, и я стану лучше всех», — шептала она, перебирая «драгоценности»: перчатку, что Генрих обронил на охоте, потрепанную книжку «Военное дело» с собственноручными пометками на полях, цветок, что высушился в томике с сонетами — это обстоятельство особенно трогало девичью душу и придавало жениху помимо флера загадочности нотку романтичности. Тилля (так Стеллу называли с самого детства, потому как она сама, не умея выговаривать имя правильно, представлялась Тиллей) была далеко не глупой девочкой, а потому закрывала глаза на то, что раздобытые ею личные вещи принца могли никогда ему не принадлежать. Пусть. Ей хватало фантазии, чтобы грезить о будущем, открывая свой тайный сундучок с сокровищами.
