— У Финляндского вокзала
Я милёночку сказала:
Облысел ты, не дорос,
Полезай на паровоз! [2]
Многочисленные слушатели, поначалу остолбенели, а потом, глядя на вытянувшееся лицо кавалера, едва не закисли от смеха. Надо сказать, что «частушки» еще не успели завоевать популярность в народе. До сих пор в Питере их пели только перебравшиеся с берегов Волги вчерашние крестьяне, а местные поначалу воротили нос. Сама Стеша их слышала прежде только от сослуживца Будищева — Феди Шматова. Да и сам Дмитрий иногда выдавал нечто стихотворное, в особенности, если подвыпил или думал, что его никто не слышит, потому как звучали они на редкость неприлично.
Пропев еще несколько подобных куплетов и вконец оконфузив чрезмерно настойчивого ухажера, девушка вернулась на место и больше не плясала. Она вообще не хотела идти на гулянку, да подружки уговорили. Чего, мол, сидишь дома, как клуша? Так вся молодость и пройдет! Вот и сходила…
Пришло время отправляться по домам. Одни разбились на пары, желая еще хоть немножечко побыть вдвоем, другие возвращались домой компаниями, продолжая перешучиваться и смеяться. Степанида была из последних, но как-то так получилось, что товарок ее оттерли в сторону и девушка осталась одна. А стоило повернуть за угол, как перед ней оказался разгоряченный и злой приказчик.
— Чего кобенишься? — тяжело дыша, спросил «поклонник», обдав предмет своей страсти «ароматом» сивухи.
— Отстань, не то закричу! — с трудом сохраняя спокойствие, заявила Стеша.
— Валяй! — осклабился парень, а потом резко кинулся на нее как коршун на добычу и попытался схватить.
В первый раз девушке удалось вывернуться и броситься бежать, но разве от такого сбежишь? Оказавшийся неожиданно резвым приказчик в три прыжка настиг ее. Прижав свою жертву к забору, он принялся грубо хватать ее руками, пытаясь забраться под нарядную шубку, затем попытался поцеловать, но лишь обслюнявил толстыми губами щеку. В этот момент отчаянно извивавшейся девушке удалось-таки залепить ему кулачком в глаз и лягнуть по колену ногой.
— Ах ты, дрянь! — рассвирепел обманутый в своих ожиданиях приказчик, и ударил в ответ.
Дыхание Стеши сразу сбилось, ноги стали подкашиваться, в глазах потемнело и одному богу известно, чем бы все это кончилось, если бы не Семка!
Хотя по малолетству ему еще не полагалось посещать посиделки, но оставить «невестушку» без присмотра он не мог. Тайком пробравшись в сени, мальчишка весь вечер просидел там тихо как мышь. Один раз даже чуть не задремал, но, слава богу, начались танцы, а под топот пляшущих разве уснешь? Когда же гулянка закончилась, Семен так же незаметно выскользнул наружу и дожидался Степаниду там.
Увидев, какое непотребство творит совершенно потерявший рассудок приказчик, парень ни секунды не раздумывая бросился в драку. Конечно, справиться с таким бугаем как Прохор четырнадцатилетнему подростку было не под силу, но Будищев в свое время успел его кое-чему научить.
Оторвав от ближайшего забора расколовшуюся штакетину, мальчишка, не раздумывая ткнул острым концом под колено негодяю. Такой подлости Прошка никак не ожидал и, неожиданно тонко по-бабьи взвизгнув, отпустил свою жертву. Воспользовавшись этим, Семка подхватил Стешу за руку и бросился бежать, увлекая ее за собой.
— Сука! Подстилка барская! — орал им вслед оскорбленный в лучших чувствах ценитель «большой и светлой любви», но было поздно.
Любвеобильный приказчик с той поры затаил злобу, но Степанида более по гулянкам не ходила и нигде ему не попадалась. Вломиться к ней в дом он тоже не решился, за такое можно и в участок загреметь. Оставался только Семен, но такого юркого мальчишку еще попробуй поймай! Пришлось просить о помощи прихлебателей, но те неожиданно отказали.
— Извиняй, Проша, — смотря в сторону, отвечали дружки, — но Митька Будищев за этого мальца два года назад цельного мастера в больницу отправил, и ничего ему за это не сотворилось. Виданное ли дело, даже из полиции без побоев отпустили, даром, что он тогда еще просто мастеровым был. Ей богу, ты бы угомонился, пока лиха не приключилось.
— Ладно! — скрипнул зубами Прохор, и не подумав успокаиваться.
С тех пор он несколько раз пытался поймать и избить мальчишку сам, но пока без особого успеха.
— Ну что поел? — ласково улыбаясь, поинтересовалась девушка.
— Ага, — отозвался тот, отодвигая от себя пустой стакан в красивом подстаканнике. — Пойдем?
— Остынь немного, — остановила торопыгу Стеша. — Не то простудишься на морозе.
— Нет, я закаленный! — горделиво заявил Семка, но спорить не стал и послушно высидел еще пару минут, а потом они оделись и вышли.
Утро выдалось морозным и, наверное, его можно было даже назвать его свежим. Где-нибудь за городом или ближе к центру, потому что в рабочей слободке снег был почти полностью покрыт сажей, вылетевшей из заводских труб. Но все же безоблачное небо и начинавшее пригревать солнышко настраивали на праздничный лад. Взявшись за руки, они направились было в воскресную школу, как вдруг на их улочке появились сани извозчика.
Событие это было, прямо скажем, неординарным. Местные себе такого позволить не могли, а чужие к ним не заезжали. В последний раз здесь на своем экипаже появлялся Барановский, но он все же здешний фабрикант, его все знали, а теперь залетный лихач явно вез кого-то чужого.
— Интересно, кто это? — заинтересовался Семен.
— Не знаю, — покачала головой девушка, но сердце ее при этом быстро-быстро забилось от какого-то предчувствия.
Между тем, ладная кобылка гнедой масти, презрительно фыркая, что ее заставили тащиться в эдакое захолустье, поравнялась с ним.
— Тпру! — подал голос возница и, обернувшись к седоку, почтительно спросил, — вам точно сюда, ваше благородие?
— Сюда-сюда, — криво усмехнулся черноусый офицер во флотской шинели, и выскочил наружу, повелительно велев кучеру, — жди здесь!
— Как прикажете, — пожал плечами лихач, всем свои видом показывая, что за такие деньги его пассажир может даже с моста в прорубь прыгнуть, уж он-то перечить не станет.
— Ну что застыли? — обратился моряк к застывшей парочке, — или не узнали?
— Митька! — восторженно завопил мальчишка, и, бросившись навстречу Будищеву, повис у него на шее.
Девушка реагировала чуть более сдержано, но потом не выдержала и тоже кинулась обнимать Дмитрия.
— Тише вы, — счастливо смеялся тот, — завалите еще.
— Как хорошо, что ты приехал! — радовались Семен со Стешей.
— Я не надолго, — сразу же предупредил Будищев немного виноватым тоном.
— Но почему?!
— Дела. Надо батарею до Кронштадта доставить, кучу отчетов сдать и вообще…
— Значит, не останешься?
— И рад бы, да не могу. Мои матросы сейчас на станции кукуют, ждут отправки, а я к вам рванул.
— И когда теперь приедешь?
— Как только освобожусь. Думаю, через неделю, максимум полторы. Тогда и гостинцы раздам.
— Почему ты не писал?
— Так получилось. Дел много, война кругом.
— Федя вот находил, — со значением в голосе заметила девушка. — Кстати, а где он?
— Скоро будет, — отозвался Будищев и поспешил перевести разговор на другую тему. — Вы, куда такие красивые направлялись?
— В воскресную школу.
— Это дело богоугодное. Но после нее еще кое-куда сходите. Хорошо?
— Да я сейчас сбегаю, — загорелся мальчишка.
— Сказано тебе, после школы! — строго прервал его наставник, и лишь убедившись, что Семка проникся, продолжил. — Значит так. Первым делом, отнесете вот этот конверт Барановскому Владимиру Степановичу. Отдать лично в руки, ясно?
— Ага.
— Ни прислуге, ни жене, ни брату или теще, а только ему!
— Да понял я!
— Надеюсь, — вздохнул Дмитрий, после чего внимательно посмотрел на них и со вздохом спросил, — сами-то как?
— Хорошо.
— Вот вам немножко денег… бери, говорю, и не спорь со старшими!
— Я тебе рассказать хотел, — сунулся было Семка.
— Потом. Все потом, дружище. А теперь мне пора, пока мои орлы ничего не натворили…
