пучок крашеных в алый цвет перьев.
Парень заметил мой взгляд, не сдержался, похвалился:
— Это для тебя реквизит. Взял напрокат. Театральный костюм. Сказали, шаманский. Я им сверху на лапу четвертак сунул, разрешили вообще не возвращать. Но ты с ним поосторожнее, боюсь, второй такой не найду.
Он ожидающе глянул на меня. Я ни черта не понимал. И от его рассказа понятнее не становилось. Поэтому кивнул, на всякий случай, просто, чтобы обозначить свое присутствие.
Повезло. Моего кивка ему вполне хватило. Костюм с прибамбасами остался на сундуке, баул волоком по полу переместился к тумбе с телевизором. Парень стал выгребать оттуда видеокассеты. Скоро на полу образовалось две стопки. Штук по десять в каждой. Белоснежка вместе с гномами и прочей нечистью без сожаления отправилась на полку к книгам. Их место занял другой видеоматериал.
Я со своего места попытался прочесть, что там написано, но не смог. Кассеты были новыми, без подписей.
— Это твои учебные пособия. — Пояснил парень. — Посмотришь на досуге. На обучение и подготовку тебе три дня. Потом начнешь прием. Рекламу я уже зарядил. Если дело пойдет, глядишь, к зиме свой долг и отработаешь.
Он замолк. Я же охренел еще больше. Долг? Какой долг? Только долгов мне не хватало. Качок не дождался от меня реакции, спросил сам:
— Что скажешь, артист?
На меня уставились молча с прищуром. Опасно так уставились, недобро. От меня явно ждали ответа. А я понятия не имел, что сказать. На всякий случай уверил:
— Все будет в лучшем виде!
Парень оживился, обрадовался. И я понял, что сказал правильные слова.
— Молодец, — сказал он, — хвалю. Умный артист. А будешь послушным, мы тебя еще того гляди и повысим.
Он похлопал меня по плечу. Покровительственно, небрежно, унизительно. Потом расхохотался. Задорно. От души. От смеха его повеяло жутью. Через мгновение, я понял, что не ошибся. Вид у самозваного Карла изменился, дурашливость, расслабленность исчезли без следа, взгляд стал ледяным. Мне сразу захотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда.
— А не будешь послушным, — он провел ладонью вокруг своей шеи, мастерски изображая петлю. Ухмыльнулся. Указал глазами в потолок. Закончил мысль: — Тоже повысим!
Я проследил за его взглядом. Там по темным доскам ползла помоечная муха. Жирная, большая, с блестящим зеленым брюшком. Похожая чем-то на моего визави. Рядом на проводе болталась одинокая лампочка Ильича. Во мне проснулась холодная злость. Мух разводить нельзя. Их надо тапком. Сразу. Я уставился на качка, подался вперед и нахально спросил:
— А если я не захочу повышаться? Что тогда?
— Тогда? — Голос его стал спокойным-спокойным. — Ничего…
— Вот и славно.
Мне показалось, что я одержал пусть маленькую, но победу. Это было хорошо. Плохо, что выпитое накануне вновь дало о себе знать. К горлу подкатила тошнота. И я решил откинуться обратно, к стеночке. Так было проще сидеть. Там не было нужды удерживать тело вертикально.
В этот момент он ударил. Бил зло. Открытой ладонью в ухо. Берег мою морду, падаль. Просто хотел оглушить, поучить, показать, кто здесь главный. Этот удар был мне прекрасно известен. Я ни за что не смог бы отклониться от него. Тело, в котором я сейчас оказался было до одури заторможено алкоголем.
Просто повезло. Повезло, что начал движение назад. Удар прошелся по уху вскользь, поставил акцент на подбородке. Добавил мне ускорения. Моя голова мотнулась вбок и назад. И я прилетел в стену, гулко бухнув по доскам затылком.
Мой противник толком и не понял, что промазал. Распрямился. Расплылся в довольной улыбке.
Вот же тварь! Ну ничего… Я потряс головой. Сказал, почти искренне:
— Спасибо, даже в мозгу прояснилось.
Улыбка его стала еще шире.
— Приглашай, если что. С удовольствием подсоблю.
Я, пусть с трудом, но сел нормально. Сдвинул точку опоры из «гамака» на ребро кровати. Чтобы можно было быстро встать. Чтобы не болтаться в этой чертовой сетке, как дерьмо в проруби.
Бугай не унимался:
— А могу и без приглашения. — Он наклонился ко мне, подсунул под нос кулак. — Только дай повод.
Что бы он там себе не думал, но сейчас все козыри были у меня. Я оперся руками о край кровати, вцепился в нее пальцами и резко провел подсечку.
Такого мой оппонент не ожидал. Он завалился мордой вниз, врубился подбородком в металлическое ребро, клацнул зубами. Я привстал, чтобы оценить полученный эффект. И тут новое тело меня подвело. Голова закружилась, к горлу подкатил тошнотный ком, и я, как последний дурак рухнул сверху.
Что было дальше, помнится слабо. Меня угощали кулаками, я угощал в ответ. В какой-то момент диспозиция переменилась, я оказался снизу, пытаясь толстые, как сардельки, пальцы на расстоянии от своего горла.
А потом кто-то вбежал в комнату, на меня потоком полилась ледяная вода. Смутно знакомый голос закричал:
— Брек! Брек! Прекратите! Эй, мужики, вы чего, нам же еще вместе работать! — В голосе появились обиженные нотки. — Такое дело замутили, а вы…
Качок застыл, глянул на меня зло, ткнул кулаком напоследок в скулу. Не сильно, больше для острастки. Презрительно бросил:
— Ладно, Воланчик, считай, спас своего дружка. Но больно он у тебя борзый. Объясни ему на досуге, кто в доме хозяин.
Наконец-то эта туша с меня слезла. Я думал, отойдет, но нет. Прицельно ткнул ботинком по ребрам. На этот раз сильно, от души. В глазах у меня потемнело.
— Хорошо-хорошо, — Воланчик подобострастно залебезил, — я ему все растолкую, Лис, можешь не переживать.
— Переживать? — Лис опять пришел в хорошее настроение. — Ты не понял, Воланчик, это не я переживать должен.
Он громко хлопнул дверью и ушел.
Я с трудом перевернулся на бок. Прижал ладонь к ушибленному ребру, пощупал. Перелома, похоже, нет. На полу подо мной растеклась лужа. Трусы мои моментально промокли. Я сел, раскинув для устойчивости ноги. Было так пакостно, хуже не придумаешь. Хотелось блевать. Кем бы ни был при жизни этот Серый, по мне так он был полным идиотом. В такое дерьмо ввязался!
Воланчик посмотрел на меня. Мягко, с укоризной.
— Серый, ты чего? — В голосе его было такое искреннее недоумение. Такое честное. Такое… Что стало тошно.
Отчего-то вспомнилось. На самом деле звали парня Владилен. Кому пришло в голову одарить дитятко эдаким идиотским именем, оставалось тайной. Ни папаши, ни мамаши Воланчик не помнил. Растила его бабушка. Потом детдом. Там
