Ревизор Возвращение в СССР 7 - Серж Винтеркей

– Это ж хорошо. Молчаливая женщина – счастливый мужчина, – попробовал пошутить Ахмад, но Славка взглянул на него так, как будто тот богохульство в храме себе позволил. Ну да, не слишком удачная шутка вышла, мягко говоря. Ахмад, поняв это, виновато пожал плечами.

– Поедем, – сказал я Ахмаду, махнув на Славку рукой. – Там уже, небось, инфаркт у мамы. Вот о маме своей подумал? За что ей это?

– В больницу? – спросил Ахмад.

– Куда ж ещё? Там все с ног уже сбились, я ушёл, не сказав им, куда. Они там сейчас, небось, чердак обыскивают.

– Зачем? – впервые проявил какой-то интерес Славка.

– Вдруг, ты там повесился!

– Что я, дурак что ли? – оскорбился он.

Ага! Сейчас будет всем рассказывать, что просто закат посмотреть ходил… А, может, оно так и надо? Меньше будет негативных последствий.

Сдали Славку Юрию Васильевичу. По нашим расслабленным лицам он сделал вывод, что тот решил «режим нарушить».

– Ну-ка, дыхни! – велел он Славке.

– Да не, он не успел, – стал защищать я друга. – Вовремя поймали.

Ответная ухмылка доктора навела меня на мысль, что не один я тут спектакль разыгрываю. Все Юрий Васильевич понял правильно. Но при нас делает вид, что все в порядке. А ведь главное – что он дальше будет делать, когда я уйду? А вдруг направит Славку к психиатрам, и останется о попытке самоубийства упоминание в его больничной карте – дальше никакая карьера ему не светит. Всю молодость истопником будет работать или улицы мести. С этим в СССР строго… С другой стороны, тут же вспомнил, как в Германии пилоту самолёта с черной депрессией позволяли пассажиров возить. Пока он вместе с ними в гору не спикировал. Так что можно понять, почему в Союзе так к психическим отклонениям относятся…

Решив дальше не ломать комедию, отвел доктора в сторону:

– Не надо его только к психиатрам, хорошо? Я с ним уже переговорил, и дальше сейчас продолжу. Не уйду сегодня, пока не буду убежден, что больше таких глупостей он делать не будет, – сказал я врачу.

Тот кивнул со странным выражением лица – ну, тоже понять можно. Февральский прыгун в реку пытается его убедить, что его друг так не сделает. Стандартной ситуацию никак не назовешь. С невозмутимым выражением лица такие уверения выслушивать сложно…

Проводив Славку в палату и уложив его, ещё раз перечислил ему всех, кто остро в нём нуждается. Делал упор на то, что Эмма обязательно очнётся, потребуется длительная и дорогостоящая реабилитация. Кларе Васильевне это не потянуть от слова совсем. Кто будет Эмме помогать? Мать-ехидна? А может, Кабан поможет ее на ноги поставить?

О! Верную струну нащупал! Славка аж сел без рук в панцирной койке с провисшим пружинным основанием. В ней и с руками-то не так просто сесть! И лицо такое решительное стало и злое. Ну, теперь я за друга спокоен. Ожил! Кабану он Эмку свою не оставит!

Попрощались со всеми и поехали с Ахмадом домой. Там уже ждала мама с Аришкой. Ой, как же я соскучился по мелкой!

– Где вы были? – спросил я, забирая малышку у мамы.

– У Никифоровны. Кажется, мама собирается переезжать… – озабоченно глядя на меня, проговорила мама.

– Да? – старался я не демонстрировать сильно свою радость. – Ну, и хорошо. Москва станет ближе.

– А тебе не жалко ремонт на втором этаже? Лестницу? Столько сил и времени потратил.

– И денег, – подсказал Ахмад.

– Так не впустую же потратил. С такими улучшениями дом дороже продать можно будет!

Вернул Аришку маме, попрощался и пошёл домой.Бабушка тоже уже вернулась от Никифоровны. Сидела за столом и читала письмо.

– От Инны? – поинтересовался я.

По ее лицу понял. Письма от сестры бабушка читала с совершенно особым выражением.

– Да, – подтвердила довольная бабушка, – уже переводится в Брянск в областную больницу.

– Отлично! – обрадовался я, что не в Ижевск переводится. – Когда она приезжает? Кстати, ты с Кларой Васильевной уже говорила, насчёт пустить Инну пожить у них в доме?

– Она сама говорила, мы обсуждали, но без конкретики. Мы же не знали, точно, надо нам будет или нет.

– Ну, обсуди, пожалуйста. И надо им платить будет обязательно что-то, у них же денег – кот наплакал. А сколько стоит снять дом в Брянске?

– Смотря какой…

– Короче, поеду Инну встречать, посмотрю, что там за дом.

Засыпая думал, что всё пока складывается более-менее. Даже переезд впереди реально замаячил.Осталось одна серьёзная проблема – Эмма. Не очень серьёзная проблема – выпускные экзамены и поступление в вуз.А еще будущая тёща. Проблемой её назвать язык не поворачивается. Это, скорее, ходячее недоразумение. И план по выводу на чистую воду её мнимой болезни уже начал приобретать конкретные черты.

В школе отсидели без приключений. Юльку педагоги продолжали игнорировать. Школьный комсорг с противной ухмылочкой потребовал от меня, как от нового комсорга класса, подготовки к завтрашнему дню собрания-суда «Юность обличает империализм».

– Это что за формат такой «собрание-суд»? – спросил я у Юльки.

– Обычное комсомольское собрание, на котором ты прочтёшь доклад. А остальные будут его обсуждать, – пояснила она. – Я напишу тебе текст.

– Я и сам могу, – пожал я плечами.

Детка, ты имеешь дело с профессиональным лектором общества «Знание» – усмехнулся я про себя.

И школьный комсорг, похоже, думает, что для меня это непосильная задача. Хочет меня в затруднительное положение поставить, думает, небось, что я с публичным выступлением не справлюсь. Ждёт тебя, мой хороший, гигантский облом!

На заводе не успел даже толком с путёвками разобраться, как у Ирины Викторовны в кабинете зазвонил телефон. Она вышла.

– Пойдём, Павел. Директор вызывает, – сказала она.

Совещание, на котором присутствовал также Ахмад, касалось результатов последней инвентаризации. Шанцева интересовали нарушения, которые не заинтересовали милицию, но имели место быть.

Ахмад с Ириной Викторовной недоумённо переглянулись.

– Я хочу знать, что происходит на вверенном мне предприятии, – твёрдо потребовал Шанцев.

Похоже, он под шумок от уголовного дела хочет завод под полный контроль взять. Ему не столько новые разоблачения сейчас нужны, сколько компромат на подчинённых, которым он их будет в узде держать и информацию с них доить.

Ну что ж. С волками жить, по волчьи