Мистер Морган вдруг развернулся и побежал к месту съемки, я, нахмурившись, следила за ним и за оператором, некстати засуетившимся. Ассистент показывал куда-то на океан…
Что?.. Я даже сняла очки. Кромка воды…
— Бегите! — заорала я не своим голосом. — Бегите на возвышение! Бросайте все и бегите!..
Я выросла там, где предупреждения о цунами — не скучный урок, с которого мечтаешь сбежать. Жизни остается от нескольких минут до часа, и информация не всегда доходит вовремя. Тем более здесь. Маленький островок с десятком отелей.
Пискнул смартфон, но я и без него уже знала.
— Все уходим!..
Началась паника. Паника бывает всегда — не избежать. И невозможно спастись иначе, кроме как показать, что делать, как действовать.
Я вихрем подлетела к Иванке, схватила ее за руку, потащила за собой — от пляжа как можно дальше, на возвышенность. Океан отошел недалеко — есть шанс, что волна огромной не будет, что мы укроемся там, где кучкой стоят машины и трейлеры. За мной, как я и рассчитывала, побежали и остальные, и кое-кто еще попытался забрать технику, но — черт, все это добро триста раз застраховано, и на этот счет тоже есть пункт в договоре.
— Бросайте все! Бегите!
Я успела оглянуться, взбираясь на холм. Рука Иванки в моей руке была ледяной и скользкой. Океан отступил — не до горизонта, от берега метров на триста, всосал воду, обнажив неровное дно, и было тихо — пугающе тихо, только птицы орали, хватая рыбу с песка. А потом островок накрыла запоздавшая сирена.
— Бегите выше! Еще! К машинам!
Мы можем спастись, можем уйти. Проклятый пляж, который мы арендовали.
— Уезжайте! Спокойно, без паники!
Нет, не выйдет. Те, кто только что обнимался и позировал с «лучшим другом», рвались к жизни, забыв обо всем. Опередивший всех неуклюжий босой мистер Морган первый залез в свою машину, с визгом резины сорвал ее с места, исчез в пыли. Джейкоб отбивался от оператора, не давая ему ключ от машины, махал мне. Я кинулась к нему, волоча за собой Иванку.
Мы уселись четверо — пятеро, в последний момент дверь дернула ассистентка гримера и плюхнулась оператору на колени. Джейкоб стал разворачиваться — среди транспорта, среди мечущихся людей, и когда в окне мелькнул океан, я увидела неизбежное.
Стена воды была еще невысокой, но она набирала силу и мощь, приближаясь к берегу. Неотвратимо, неумолимо. Вот оно — нельзя умолить. Со стихией не договоришься. Алекс, этот разгильдяй, конечно, везунчик.
Сирена, ор птиц, крики людей и — лязг металла. Набитый людьми седан столкнулся с трейлером, они сцепились, рвали шины и не могли тронуться с места. Я обернулась — идет волна. Ей осталось…
Совсем немного.
— Я объеду! — крикнул Джейкоб, и я ему поверила. Риск. Дорога, а рядом обрыв, заботливо обнесенный светоотражающими столбиками — сейчас их сбил трейлер, но риск оправдан. Доли секунды, какие-то доли секунды. Потом машина взлетит на возвышенность, и все будет кончено. В хорошем смысле, я уверена, да…
Трейлер все еще не терял надежду разъехаться. Я видела, что седан задел камень, уперся в него, и потому обе машины теперь неподвижны. Джейкоб впритирку, снеся левое зеркало, проскочил мимо них, трейлер дернулся, и я почувствовала, что нет опоры.
Просто подо мной не стало земли. А в следующий момент нас подняло и швырнуло.
Я оглохла и потеряла ориентацию. Я схватилась за впереди стоящее кресло, мир стал соленым и серым, едким, удушливым, меня крутило, брызги смывали… кажется, кровь?.. Мою или чью-то еще? Где мы? Я закрыла глаза и вдохнула, насколько хватило легких. Я уже ничего не в состоянии сделать, лишь верить, что в этот раз не умру.
Но воздуха не хватало. Я держалась из последних сил. Вокруг шумело все так, что я не слышала — одна ли я осталась в живых или кто-то еще кричит…
Только океан. Воистину человек — пешка.
Я кашлянула и удивилась, что нет воды. Подумала, открыла глаза. Было темно, но не настолько, чтобы я испугалась за свое зрение. Скорее сумрачно, откуда-то идет слабый дрожащий свет… и я лежу, совершенно сухая, но мне тяжело, что-то давит на шею и голову, невозможно тянет живот, чем-то пахнет — чем-то, что я не могу опознать. Очень скверно. Но если подумать, что я пережила, пожалуй, неплохо?..
Я пошевелила рукой, ногой. Все тело было покрыто чем-то невыносимо тяжелым, и непохоже, что одеялом, скорее всего, я уже в местной больнице, и тогда это гипс? Снова скверно, потому что я не уверена, что здесь есть хоть сколько-то оборудованная клиника, где мне и другим пострадавшим окажут помощь так, чтобы мы не остались обездвиженными до конца своих дней.
Да к черту, вспылила я, все к черту! У меня достаточно денег, есть имя, есть голова, она уцелела — и слава богу. Я еще все могу, я справлюсь, я…
Повернула голову и поняла, что я, к сожалению, не в больнице. Просто дом, темный, лишь свечи горят, и это они, наверное, так удушающе пахнут… может быть, на всем острове нет электричества. Много золота и запах — это храм? Дом священника, монастырь? Я решилась приподняться, с огромным трудом, но я оторвала от жесткого ложа голову. Моя рука была обтянута — нет, покрыта — чем-то красным, тяжелым, расписанным золотом, моя голова… я протянула руку, голову стискивал обруч, а еще она раскололась болью такой, что я вскрикнула, в глазах рассыпались искры и молнии.
Ценой нечеловеческих усилий я вцепилась в то, что было у меня на голове, сдернула давящее нечто, запуталась в тяжелой, плотной ткани и сорвала ее тоже. Руки слушались плохо, и все же мне стало легче, пусть ненамного, я запустила пальцы под волосы — словно бы не мои? Но рассуждать, откуда взялись косы, мне было больно. Нет, просто шишка, есть сотрясение мозга наверняка, не потому ли мне мерещится странный свечной запах, но — терпимо. Я жива. Не трогая больше голову, я выдохнула и попыталась сесть, и тут же что-то уверенно, по-хозяйски сильно ударило меня в живот.
Это иллюзии. Запахи, мое состояние, неповоротливость, одышка. Это последствия травм, и они, как я начала сознавать, много хуже, чем я решила, когда открыла глаза. Мне тяжело — тяжело жить, сознание искажает реальность, может быть, кислородное голодание так сказалось, и…
Но я жива.
Не сразу, сражаясь со своим — чужим — телом, тяжестью того, во что меня обрядили, со своим огромным колотящимся животом, я все же села, с удивлением увидела человека, сидящего в странной позе за столом. Похоже было на киносъемки: богатая одежда допетровских времен, окладистая борода, заметная лысина, человек просто-напросто повалился грудью на стол, доверчиво повернув ко мне немолодое лицо, и я, моргнув, различила, что из шеи у него торчит рукоятка ножа.
Я брежу. Ничего, медицина творит чудеса. Но как странно, что галлюцинации такие… реальные. Вот, значит, что чувствуют люди, которые видят разное в углах собственной кухни. Это их восприятие — как наяву, и страшно, действительно до животного крика страшно.
Я отерла лицо рукой. Голова отдалась острой болью, воздух в легких закончился, снова толчок в живот, и я начала считать до десяти, прикрыла глаза в надежде, что наваждение прекратится. Я должна с этим справиться. На счете «восемь» приоткрылась дверь, помещение залил свет — неяркий, не электрический. Я не стала удивляться, помня — прошло цунами. Кто-то вошел, бросил на меня взгляд, но и только, остановился на полпути. Этот кто-то был мужчиной в такой же исторической длинной одежде, с бородой, с длинными волосами, в руке он держал свечу, и рука его дрогнула, а пламя всплеснуло.
— Боярин… — пробормотал человек, вытягивая шею и всматриваясь в лежащее тело. Он набрал в грудь воздуха, а в следующую секунду стены, кажется, затрясло от крика:
— Ратуйте, люди! Боярина убили! Боярина убили! Ратуйте!..
Глава вторая
Я понимала, что он кричит что-то другое. Не то, что я слышу, и одет он иначе, не так, как вижу это я. От его вопля мне стало физически больно, по голове заколотили литаврами, и я заорала, перекрывая его крик:
