Дарья Конoненко - Ответ большевику Дыбенко

Все вроде живые, Демченко вот приперся, вроде в гости пришел. С какими–то зуболомными пряниками. Щас умру от умиления! Палий с книжкой. Ты ще скажи, что читать умеешь! Спорим, что не выучишься? Сам Крысюк грамоту уже освоил, хоть и пальцы у него от писанины сводило, и чернила на штаны не один раз вылил, и надоела ему эта затея хуже войны, и буквы клятые по ночам даже снились.

Не, бубнит чего–то себе под нос, пальцем по строчкам водит. Ну, студенты! С нас – могорыч. Инженер этот недоделанный сидит, зубы скалит. Марчук–усатый в окошко смотрит, Марчук–рыжий молчит в тряпочку, потому что жует чего–то. Хорошо. Командир по селу шастает, агитирует. Може, кто–то до нас пойдет, може, и не пойдет.

– И шо тут такое интересное? – Палий углубился в литературу так, что даже на чавканье товарища не реагировал. Жратва перед носом лежит – а он себе сопит, пальцем по строчкам водит.

– Як редиску сажать.

– И как?

– Ботвой вверх.

Поскольку на странице был нарисован кролик, а под ним подписано «Кролик домашний», то Палий или пошутил, или окончательно рехнулся.

– Роман, ты шо? Тут про кроликов написано.

– А тут – про редиску, – Палий ткнул пальцем в читаемую им страницу №46.

– А, теперь вижу.

Недоделанный инженер просто млел от радости. Сколько же вы мне нервных клеток угробили, паразиты! А Палий и дальше гробить будет – с письмом у него и раньше не очень было, а теперь ему еще руку разрабатывать надо, и пусть только вякнет что–нибудь. Ну так уже одной проблемой меньше, вот, стоит Крысюк возле стола, словосочетание «кролик домашний» одолевает.

– Падлюки самые настоящие, – пробурчал махновец, – я им и сена принес, и морквы, и воду менял, и соли шматок купил, а они кусаются.

– Мабуть, больные были, – Крысюк кроликов не держал и не собирался. Ему вполне хватало коровы и семейки свиней, безымянных, но с фамилией. Фамилия у обитателей хлева была Дроздовские.

– На голову. Купил пару кролей, на расплод. Здоровые, серые, гладкие. Так эти контры вухастые между собой дрались, аж шерсть летела. А потом кроль загрыз крольчиху. Я его тогда забить хотел, а он мне руку задними лапами располосовал – и гайда в степ. Сволота.

Марчук–усатый рассмеялся.

– Зубы спрячь.

– Кроликовод!

– А ты вообще никакой живности не держал. Только и можешь, что рыбу сеткой ловить и кавуны на халяву жрать.

Марчук–усатый почесался, задавил вошку. Из честно отбитой добычи ему досталась новая гимнастерка с погонами и жестяной бидон. Ну вот не было у золотопогонников денег в этот раз. Форма – была, а денег – не было. И патроны были.

Паша, в свою очередь, не знал, что ему делать – жаловаться командиру или как? Ну счеты–то ему зачем? Хорошие такие счеты, в массивной деревянной рамке.

А вот и сам командир. Френч напялил, погоны отпорол. И за ним, этот, с–под Чернигова. Грива? Нет, как–то похоже, но не так. Глина. Ой–ой. У Махно – Задов, а у зубодера нашего – Глина. Сапогами обзавелся. Может, пирожки унюхал? Ну хоть попадьи в доме нет. Пошла к церковному старосте, а то пьет хрыч уже неделю, позорится на все село.

И Лось за ними идет. Да что ж это за мансы?

– Вот это что такое? – Глина ткнул прогрессору под нос ремень. Ну я ж тебе его в подкидного дурака проиграл на той неделе.

– Ремень с пряжкой, – пискнул Паша.

– Да вижу, что ремень. Сделан он из чего?

Опаньки. А сбежать никак, бок болит, сидишь в четырех подушках и мечтаешь об анальгине. Два раза как–то выкрутились. А вот сейчас… Глина – сапожник, в коже хорошо разбирается. Лось, придурок, стоит с кроссовкой в руках.

– И ботинок странный.

– И говорите якось не так, – уже и Палий подвякивает.

– Как – не так?

– Удивляетесь не тому, говорите про то, чего нет. Какие еще рыжие сосны под Чернобылем? Нормальные там сосны.

– Писать умеете только по новой орфографии. Где ж вы учились, хлопчики? – командир зубы скалит.

– А тебе какая разница? – Палий. Заступается, что ли?

– А такая, что странные вот это люди. У него вот пломб в зубах много, и ни одной серебряной. Ботинок непонятный, вроде из ткани сделан. Белье. Ты видел, как они пялились на кальсоны? Оружие, к которому не подходят наши патроны.

– Да чего возле Чернобыля никто не живет? Они что, не проспались? – Глина. Вот пристал.

– Там АЭС рванула, – пробурчал Лось.

– Что рвануло? – Марчук–рыжий выпучил глаза. Бывший сапер трепетно относился к разной взрывчатке.

Прогрессор икнул от ужаса. Все. Пришел старик Кирдык.

– Кто вы такие? – командир глядел с интересом. Интересом голодного кота к жирненькой мышке.

– Студенты.

– Врите больше. Вы ж латыни не знаете.

– А это – не обязательно, – Лось вытряхнул из всех карманов вещи на стол. Кольцо от гранаты, гильза от автомата, копейка, медная, царская, три шага и один карбованец, неработающая зажигалка, и студенческий билет.

– На. Смотри.

Эсер цапнул несчастный, замусоленный, документ.

– Лось Вадим Григорьевич, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения.

Глина только присвистнул.

– И оружие тоже оттуда.

– Ага! – Паша уже окончательно запутался.

– И что ж вы тут забыли, сопляки мягкотелые? Не видели никогда, как люди умирают?

– А ты что, думаешь, что в будущем будет полный коммунизм и личное бессмертие каждому? – Лось понимал, что его несет, и противник – это не тот одноклассник в черных джинсах, но ярость уже подкатывала.

– От только коммунизма не хватало, – Крысюк отстал от книги, взглянул темным взглядом, – жратву и так уже забирают, комиссары и так паскудят, бабы у них общие.

– И триппер общий! – фыркнул Марчук–усатый.

– Зачем сюда пришли? Бесплатный зверинец смотреть?

Лось клацнул зубами и показал командиру известный неприличный жест.

– Умный сильно, да? – Демченко дожевал пряник, уставился на командира. – Контру рубят неплохо, шо ще тебе от них треба?

– Да ты и черту поможешь, если он контру рубать будет.

Демченко не ответил.

– А вернуться вам никак, – Глина не спрашивал, а подтверждал.

– А чего до нас? Вы ж не здешние, образованные, вам бы к их благородиям, – Крысюк смотрел недобро, будто комиссара встретил.

Лось рассмеялся, до икоты.

– Ну чего пристал к людям? Захотели – от и пришли. Не захотели – не пришли бы.

– Что они тут забыли?

– Пристал, як моя малая. Только у нее вопросы поумнее будут. – Палий. Это что, у вот этого убоища, если не сказать хуже, дети есть? А сам молчит на эту тему.

– Я, может, всю жизнь мечтал стать махновцем. – Лось посмотрел на командира проникновенным взглядом гадящего кота.

Паша тем временем быстро и молча ел четвертый пряник. Расстреляют, так хоть успею поесть!

– Лучше б ты мечтал стать кондитером.

Паша вспомнил ту историю, когда одногруппник решил нажарить себе картошки. «Ночь в Крыму, Крым в дыму». Как же пожарные выражались! Ложный вызов, зря ехали.

– Два придурка–идеалиста. Ладно уже, живите.

– Они полезные, – вставил свои пять копеек Марчук–усатый, – кашу варить умеют, этих куркулей грамоте научили.

– Сам куркуль. У меня имущества – конь, оружие и жена с дочкой.

– Жена – не имущество, жена – родственник, – удивился Паша.

– Лучше б она была имуществом, тогда б с нее хоть какая–то польза была.

Крысюк непечатно предположил, что жена у Палия гуляет по соседям.

– Дурак. Готовить она не умеет. И шить, и за скотиной ухаживать.

Однофамильцы дружно заржали.

– Зато на курсах училась.

– И шо?

– Ничего. На машинистку выучилась.

– И нахрена тебе такое?

– Тебя не спросил! – Палий попытался сжать правую руку в кулак, сдавленно выругался.

– Заткнитесь оба, – командир, как бы невзначай, вытащил из кобуры трофейный маузер.

– А я шо? Я ничего, – Крысюк увел из–под носа прогрессора последний пряник и вгрызся в несчастную выпечку.

– Не видели вы барышню Смяткину, купеческую дочку, – командир маузер убрал, смотрит на спорщиков.

– Страшная чи дурная? – Крысюк явно напрашивался.

– В том и дело, что нет. Упитанная такая барышня была. Вот с ней две минуты пообщаешься – и убить ее хочется. Кто ни сватается – все отказывают.

Судя по громкому ржанию и громкому мату со двора, Глина решил сделать что–то по хозяйству. Скорее всего, заняться лошадьми. Черныш был на редкость сволочной тварью, и радостей в жизни у него было две – наступить кому–то на ногу подкованным копытом или же покусать кого–нибудь, особенно если этот кто–то хочет его вычистить.

Палий понесся во двор, кляня сербов на чем свет стоит.

– А они чем виноваты? – Демченко мирно разглядывал улицу, кур у плетня и чьи–то кальсоны на веревке.