импортозамещением не найти редких лекарств, а здесь можно синтезировать в два счёта, «Алкома» молниеносно высчитывает, что взять, с чем смешать и как долго взбалтывать.
– Не потравит нас? – уточнил я. – Под медицину её не затачивали.
Он оскорблённо дёрнулся.
– Шеф!.. Она ни на что не заточена! Её мощностей хватает и на побочные, так сказать, шевеления. Лекарства всегда синтезировали перебором ингредиентов, уходили годы, а наша «Алкома» может в секунду…
– Понял, – прервал я. – Смотри только, чтоб не потравила, когда роботы восстанут и будут насиловать наших женщин.
Он сделал большие глаза.
– Насчёт женщин пусть, у нас же либеральность, а вот насчёт здоровья нашего коллектива кровно заинтересована! Ей важно, чтобы мы были айс и копошились вокруг неё, как муравьи вокруг матки. Я имею в виду, муравьиной, а не то, что вы подумали.
– Ну-ну, – сказал я, – всё равно следи. Нам давно уже не хватает двойного эспрессо, без мощных стимуляторов засыпаем. Но не переборщи!
– Будем работать не только мощно, – заверил он, – но и как можно дольше!.. Здоровым быть выгодно, у неё это в биосе.
– Уже?
Он ответил смиренно, чуть даже ножкой пришаркнул.
– Малость поковырялся. Всего одну переменную сдвинул. Шеф, вам необязательно влезать во все детали! Вы же орёл, должны обозревать с высоты планету, мышей высматривать.
Я буркнул:
– Не наглупи. Это тебе не в покер передёргивать. Ты ещё начни на бирже торговать!
Он посмотрел с интересом:
– Можно?
– Уволю, – ответил я коротко.
Он посмотрел обиженно, что-то шеф занепонимал юмор, а я потащился в свой кабинет, стараясь не хвататься за стенку. В груди раскалённые спицы из вольфрама, в глазах потемнело, а в мозгу одна-единственная мысль: только не сегодня, только не сегодня…
Добравшись до кресла, рухнул, хватая ртом воздух, как рыба на берегу, в душе безнадёга и тяжёлый липкий страх, а ещё острое чувство несправедливости. Такая высокоразвитая жизнь, такая тончайшая организация должны сгинуть только потому, что в этом мире мрут все, от насекомых и до высших млекопитающих.
Я же не просто млекопитающее, я разум, а для разума нет ничего тягостнее, чем ощущать, что для Вселенной он не больше, чем все остальные насекомые. Возникло, посуетилось, оставило потомство и должно побыстрее сгинуть.
Но когда отошёл и вышел в общий зал, там как будто никто и не знает, что все помрут. Блондинка напискивает песенку так мило и задорно, что работающий рядом Невдалый расчувствовался и тоже начал нахрюкивать нечто бравурное, дескать, мы красавцы, идём с опережением графика, будто вселенной это важно, а Лысенко и Горпина обсуждают трассировку с таким ожесточением, что без этого весь мир рухнет и развалится.
Остальные тоже выглядят прекрасно, новые инвестиции и некоторое опережение графика настраивают на победный лад.
Только Грандэ сказал в сторону Блондинки и Невдалого самым зловещим голосом:
– Рано пташечки запели, как бы кошечки не съели.
Невдалый дёрнулся, ответил нервно:
– Не каркай!.. Мир осаблезубел, а мы как были канарейками…
– Выживем, – сказал Грандэ бодро, но, будучи реалистом, уточнил: – шансы у нас есть, хоть и нету. Но умом Россию не понять, аршином общим не измерить… Ты в Бога веришь?
– Нет, – ответил Невдалый с подозрением. – А что?
– А в шефа?
Невдалый бросил опасливый взгляд в мою сторону.
– Ты это… не раскачивай, не раскачивай!.. Шеф у нас краеугол, дуб, главный столб, хоть и неотёсанный.
Я сказал хмуро:
– Энпээсы готовы?
– В процессе, – ответил он солидно и величаво погладил бороду. – Господь нас целые сутки лепил!.. Нельзя нам быстрее, будет непочтительно.
– Лично проверю, – пригрозил я.
– Да всё будет путём, – заверил он. – Ученики должны идти по стопам и превзойти!
– Но-но, – сказал я строго.
Он в притворном испуге выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами.
– Шеф, я имел в виду не вас превзойти, а всего лишь бога!
Я отмахнулся, шагнул дальше, через раскрытую дверь видно, как Мухортов размахивает руками, я услышал его взвинченный голос:
– Это Риголетто какой-то!.. Я вам что, трубадур?.. Я специалист по нейроморфным узлам, а не по вязке чипполинов!..
Грандэ вошёл за мной следом, по-хозяйски расположился в кресле за столом, повернулся ко мне.
– Мы все здесь спецы, – возразил он непривычно мирно, – не по тому, чем занимаемся!.. Вон только шеф ведёт свой род от бабки Ванги, а та напрямую от Пострадамуса, а я, может быть, для балерунства рождён! Стал бы вторым, а то и первым Немировичем-Данченко! Но вот занимаюсь тем, о чём Немировичу и не присобачилось бы!.. Так что не пищи, а чтобы локация к завтрашнему дню без багов!.. Шеф, верно я глаголю?
– Но с мобами, – добавил я сурово.
Мухортов посмотрел затравленным зверем.
– Мобов и здесь хватает! Вон посмотрите на Лысенко, да и в зеркало, если нервы крепкие… Ладно, сделаю. Если не склею ласты на такой работе.
Я указал пальцем в потолок.
– Вон каркают, хорошо слышно?.. Да не вороны, инвесторы. Надо работать и улыбаться, улыбаться!.. А что, багов больше ненормированной нормы?
Мухортов обвиняющим жестом указал на Грандэ:
– Этот товарищ просто баядер какой-то!.. Я не ожидал от него такого фукса, а он: я не я и лошадь не моя!.. Как такое можно в нашем постцивилизованном обществе?
Грандэ победно усмехнулся.
– Тунгус. Уже и забыли о таком архаизме, как культура, а ты всё ждёшь соблюдения неких норм, словно Марко Брут какой при Гавгамелах!
– Но какой я тогда штабс-капитан, если бога нет?
Грандэ злорадно оскалил зубы.
– А вот без костылей, дорогой товарищ! Посмотри на шефа!.. Он тоже в бога не верит…
– Он сам бог, – прервал Мухортов. – Ему проще. Хотя ты прав, разумнее верить в шефа. Создадим свой карго-культ, придумаем пару ритуалов… главное – душевное равновесие. А ещё лучше спокойствие. Основное правило йогов: плюй на всё и сохраняй здоровье. Шеф согласен, только взгляни!
Я отмахнулся.
– Теперь всё можно. Стенька Разин победил, в мире сплошная пугачёвщина. Но уже всё разграблено, так что работайте, илоты.
– Зачем? – спросил Мухортов потерянно. – Чтоб снова разграбили?
– В этом и есть прогресс, – пояснил Грандэ. – Ещё не понял суть человека?
Я повысил голос:
– Пойду проверю, что у нас получается. Полчаса меня нет в этом мире!.. Поняли? Даже если пожар, чтоб сами погасили и трупы спрятали.
Умолкли и смотрят озадаченно, косяков в байме много, знают, даже в бета-тесте будет куча, а сейчас только омега, но всё-таки можно посмотреть часть готового платья, а не только чертежи и выкройки.
Я вышел, не дожидаясь, что скажут вслед, и так знаю, а мне пора протестить и эту локацию. Пусть ещё без отработанного баланса, но движок нужно прочувствовать изнутри, как микробиом понимает человека.
При выборе типа баймы был соблазн выстраивать мир полного погружения. Я тоже колебался, но всё-таки решил, что лучше создать лучшую из байм старого поколения. В неё сядут играть миллиарды, а в виртуальных мирах голова начинает трещать уже через пятнадцать минут, и неизвестно, когда технари и медики найдут решение досадной помехе.
И вот сейчас я надел наушники, задержал дыхание, а палец легонько коснулся надписи «Вход». С экрана исчезли новости, взамен появился зелёный лес с вековыми деревьями, протоптанная дорожка прямо от ног повела на уютную лужайку, за лесом бескрайнее поле, а вдали в синеватой дымке проступают соплеменные.
– Пока терпимо, – пробормотал я. – В текстурах не застрял, в землю не провалился…
Дорожка побежала под ногами легко и быстро, это
