буйно колотится сердце.
— До меня, сын, «координатором» был Барух-старший, — приятно улыбнулся властелин полумира. — Мне удалось выйти в фавориты, поскольку я, как и старина Бернард, обладал жестким характером, холодным умом и хваткой. Старик хотел передать свои регалии сыну, мягкотелому недотепе, но тут уж я взбунтовался! Организовал пышные похороны — и пропал, захватив вот это… — он вытащил из-за ворота цепочку, но не с крестиком, а с ключиками, серебряным и золотым. — На гербе римских пап рисуют ключи от Царства небесного, ну, а эти отворят врата Царства земного… Во благовремении мой посланник передаст ключики и наденет цепь тебе на шею. Золотой откроет сейф номер тринадцать в хранилище «Стандард Чартеред бэнк». Там ты найдешь пергамент с паролями, с четкими инструкциями, со всем, что надо по первости. Узнаешь, куда передать старинную Библию, и где тот замочек, что открывается ключом серебряным. Только отнесись ко всему серьезно! Станешь постарше — поймешь, что вся эта церемония, похожая на глупый средневековый ритуал, всего лишь самый надежный способ сокрытия тайны…
…Фримен утомился держать «Кольт», и его руки поникли, направляя дуло в пол.
— Ах, как же я ждал посланника! — он сморщился, качая головой. — Каждый божий день! Но он так и не явился. Не передал ключи… — хриплое рычанье исторглось из худой груди Уиллета-младшего. — Потому что отца убили! Вы убили, проклятые русские твари! Я даже знаю, из-за кого погиб отец! Тоже из-за русского — паршивого «яйцеголового», Микки Гарина! У-у! А ключей-то нет! Ни миллиардов под рукой, ни орды послушных чинуш! Кое-как я вывернулся, устроил по дешевке похищение Гарина, но тупые поляки словили какого-то генсека до кучи! Вроде как, прикрыть им истинную цель. А русские освободили их! О-о, как же я вас всех ненавижу! Мне что теперь, корчиться всю свою жизнь⁈ Как тому нищеброду, которому открыли тайну рождения! «Ах, ты у нас принц, сынок! Скоро затеем коронацию!» И вдруг — трах-тарарах! — всё обрывается, как недосмотренный сон! Ну, хоть тебя, русьё…
«Кольт» грохнул, раскалывая стоялый воздух, и тут же прошипел тихий выстрел из бесшумного пистолета. Фримен содрогнулся, пуча стекленеющие глаза, булькнул, хлюпая кровью, и повалился на ковер.
В гостиную скрадом шагнул Чак Призрак Медведя. Его медное лицо хранило обычную бесстрастность, а в опущенной руке чернела «Беретта» с глушителем.
— Как же я рад тебя видеть, чертов краснокожий! — расплылся в улыбке Степан, переходя на русский.
— Еле успел, — хмыкнул индеец. — Дурачина бледнолицый!
— Да он бы все равно не попал, — нервно захихикал Вакарчук, — патроны холостые! Проверял гаденыша «на вшивость»!
— Проверку не прошел, — скупо улыбнулся Гоустбир, скручивая глушак.
Понедельник, 12 мая. День
Первомайск, улица Киевская
Ускоритель оплывал тяжким гулом, а энергоприемники, окольцевавшие секцию ниже эмиттеров, тонко, пронзительно свистели, поглощая черенковское излучение.
Похлопав инжекционный диск по теплому, вибрирующему боку, я осторожно спустился вниз по крутым металлическим трапам. Киврин вчера чуть не навернулся, проехав задницей по дырчатым ступенькам.
В хронокамере «играла цветомузыка» — зеленые сполохи всех оттенков, от нежно-бериллового до малахитового и густо-изумрудного, растекались по прозрачным панелям, а из открытой дверцы техотсека несло озоном.
Тяжеленный «кубик» из бронзы быстро таял, вминая подставку. Весу в нем было килограмм пятьдесят, и хилые манипуляторы не справлялись — пришлось образец закатывать руками, вдвоем с Володькой.
Я досмотрел заброс до конца. Вот уже на рубчатой резине один лишь квадратный след остался — тахионный ветер унес глыбу металла без остатка.
Оттикало ровно две минуты, и «кубик» материализовался, прорастая в будущее сначала бугристым основанием, а затем вверх и в стороны разветвились блестящие фракталы, набухая бронзой, пока все выемки не затянулись золотистым сплавом.
Я шлепнул по красному «грибку», и низкое гудение перешло в высокий вой, угасая.
Хватит на сегодня. Куча приборов фиксировала перемещение, а скоростная СКС-1М целый фильм засняла.
Проявим, посмотрим увлекательное кино…
Скинув все записи в кофр, я потащил его в первый отдел, не забыв запереть лабораторию.
Привалов бдел на посту, смачно жуя пирожок. Уловив голодный блеск в моих глазах, особист сочувственно промычал:
— А ты к тете Вале зайди, она всех подкармливает…
— Зайду другим разом, — улыбнулся я. — Пока!
— Угу… До жавтра!
Кивнув Макарычу на проходной, я вышел на институтский двор. Запахи цветущей сирени и белой акации тотчас же завились вокруг, чаруя, лишая серьезных мыслей и снимая скучные табу.
Легкий бензиновый душок на улице помогал, как нашатырь при обмороке. Насмешливо фыркнув в адрес неуемных фантазий, я открыл дверцу «Ижика». Негромкий голос заставил меня вздрогнуть.
— Привет.
Я с изумлением узнал в незаметном прохожем себя. Своего дубля. Мишку Браилова.
— Привет! — растерянно вытолкнул я. — Вот это ничего себе…
Понятливо улыбнувшись, дубль глянул серьезно — и печально.
— Надо поговорить.
— Садись! — бросил я, плюхаясь за руль.
Браилов уселся рядом, и пикап тронулся, спускаясь по Киевской и сворачивая на улицу Парижской коммуны.
— Как там Ленка? — поинтересовался я, и не только из вежливости.
— На третьем месяце, — уголки губ Михи-2 дернулись вверх. — Период, когда очень хочется мандарин и шпротов одновременно, миновал. Да и тошнило умеренно…
У него на переносице залегла складочка, и я не стал растекаться. Вывел машину к Третьей мельнице, и загнал в тень великанской плакучей ивы.
— Узнаешь место?
— Хорошее место. Задумчивое!
Мы устроились на гладкой каменной глыбе, нагретой солнцем, подстелив развернутые газетки «Прибужский коммунар», чтобы не замарать новенькие джинсы, и первые минуты бездумно пялились на течение вод, что с мощным журчанием переваливали остатки старой, дореволюционной дамбы. Я не торопил Браилова, ибо знал, как себя. Без «как». Сейчас он выстраивал мысли по порядку…
— Лена в курсе, а вот ты — нет, — выговорил дубль. — Честно говоря, мне очень не хочется ворошить эту тему, но ты должен понимать причины… Мне всегда было нелегко просить кого-то об услуге, а уж тебя…
Я молчал, внутренне соглашаясь. Что да, то да — глупая гордыня мешает порой «опускаться» до просьб.
— Прежде всего, надо вернуться в тот самый день, когда нас стало двое.
— Веселенький был день, — усмехнулся я, не удержавшись.
— Да уж… — Браилов зябко повел плечами. — Сразу скажу, что нисколько не раскаиваюсь, хоть и угодил в парадокс. Так было нужно, иначе нас с тобой просто расстреляли бы…
— Согласен, — проворчал я, — хотя и не уверен, что местоимение «нас» подходящее.
— Подходящее! — криво усмехнулся дубль, и сморщился: — Черт, как сложно всё… Ладно. В общем… Когда я переместился в прошлое на пять минут… — он запнулся. — Пять минут… Господи… В общем, я ничего особенного не заметил. Всё было так, как оно и должно быть. И лишь затем углядел неувязки. Помнится, ты очень переживал из-за меня… Ну, как же! И жилплощадь теряю, и любимую женщину… Да что ж я всё вокруг да около! — морщинки будто скомкали лицо напротив. —
