— Оперироваться надо! — твёрдо заявил Никита.
— Это под нож? — испугался купец.
— Без этого — смерть дня через три.
— Пугаешь, лекарь?
— А ты подожди три дня — сам убедишься.
Никита, зная, что так и будет, вовсе не пугал.
Купец проникся ситуацией:
— Ладно, ты и мёртвого уговоришь, а меня — тем более. Когда?
— Прямо сейчас. Ты и так уже себе навредил прогреванием.
— Кто же знал?
Купец разделся, разулся и улёгся на стол. Никита положил ему на лицо ватный тампон, смоченный эфиром.
— Дыши глубже и считай.
— Чего считать?
— Просто считай вслух. Один, два… ну и так далее.
Купец стал считать. Слова из-под ватной маски доносились глухо. В воздухе сильно пахло эфиром.
— Один, два, три…
Потом с перерывом:
— Четыре…
Ещё промежуток, и едва слышно:
— Пять…
Никита плеснул в медный таз немного самогона, положил туда инструмент, вышел в соседнюю комнату и поджёг. Лучшая дезинфекция и стерилизация инструмента — открытый огонь, вот только жечь в комнате с эфиром нельзя, можно пожар устроить.
Купец уже уснул — даже храпел. Никита повернул ему голову набок, чтобы язык не запал, и он не задохнулся. Протер живот самогоном и кольнул остриём ножа кожу. Никакой реакции. Похоже, наркоз подействовал.
Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Никита сделал разрез. Чёрт, света не хватает! В операционных бестеневые лампы, видно прекрасно. А тут, чтобы увидеть что-то в глубине раны, надо зрение напрягать.
Тем не менее аппендикс он нашёл. Багровый, воспалённый, с желтоватым налётом фибрина. Такой и трогать рискованно, может прорваться. Но глаза боятся, а руки делают. Через полчаса наркоз отойдёт, и если эфира не добавить, надо действовать быстро.
Никита перевязал аппендикс, отсёк его, вытащил, и тут аппендикс в руках лопнул, истекая гноем. Никита бросил его в заранее приготовленное ведро и вымыл руки самогоном, не жалея перевара — не дай бог инфекцию в брюхо занести. Проревизировал рану — не забыл ли тампон или инструмент? Обычно после операции, когда рана не ушита, медсестра считает инструменты и стерильные тампоны, а операционная санитарка — это же в тазу для отходов. Количество инструментов и тампонов до и после операции должно сойтись. Если не хватает — ищи в брюхе. И случаи такие были.
Только у Никиты инструментов — кот наплакал, на обеих руках пальцев хватит, чтобы сосчитать.
Он зашил рану, перебинтовал полосами из белёной и прокипячённой ткани. Купец уже стал отходить от наркоза, мычать и стонать. Потом открыл глаза:
— Где я?
— На этом свете пока. Всё хорошо. Только полежать бы тебе дня три.
— Здесь?
— Извини, постели здесь нет, не сподобился пока.
— Меня жена на улице ждёт. Там и лошадь с подводой, и товар.
— Что же ты сразу не сказал?
Никита вымыл руки и вышел на улицу.
К забору была привязана лошадь, на подводе, на узлах с товаром сидела супружница купца и грызла сушку. Увидев Никиту, она вскочила:
— Что с муженьком? Чего его нет?
— Ему сейчас покой нужен. Помоги перенести его на телегу, а завтра утром — ко мне на перевязку.
Вдвоём они осторожно перенесли пациента на телегу, уложили. По всем правилам купец должен находиться под врачебным наблюдением, только сейчас это невыполнимо. Койки в избе нужны, хотя бы две-три — для таких вот случаев. Только ведь топчаны поставить мало, пациентов кормить-поить надо, ухаживать за ними. А для этого кухарка нужна — продукты покупать. Сама жизнь подталкивала его к созданию мини-больницы. Только сложно осилить всё самому, особенно когда нет денег и нет нужных специалистов. И Никита решил, что как только он вернёт долг Куприяну, тут же займётся организацией стационара. Комната свободная есть, кровати у столяров заказать можно, кухарку нанять.
Телега с прооперированным купцом уехала, и тут Никита вспомнил, что купец не рассчитался с ним. А впрочем — ему ещё на перевязки ездить, а потом и швы снимать — свидятся.
Никита вернулся в избу, смыл кровь, самогоном протёр стол. Да и санитарку брать надо, негоже ему руки пачкать. И не потому, что белоручка — работы он не гнушался. Только руки у хирурга в чистоте должны быть. А какая чистота после мытья полов?
И ещё бы в больницу травника толкового. Нет пока аптек, не существуют — ну так некоторые болезни вполне можно травами да кореньями лечить. Не так быстро получается, как современными лекарствами, зато и побочных эффектов почти нет. А ведь травника можно хоть сейчас в избу посадить, платить ему за найм не надо. Он что на торгу снадобьями торгует, что здесь, в избе. Тут даже выгоднее, пациентов искать не надо.
Решив так, Никита сразу отправился на торг. Травников и прочих подвизающихся на поприще оказания околомедицинских услуг оказалось много.
Никитам шёл, приглядываясь к товару. Там, где продавали сушёных лягушек, толчёных тараканов и непонятное зелье в корчагах, он даже не останавливался. Понятно, это всякие шаманы, знахари, колдуны — им не место у него в лекарне. А вот у прилавка, где лежали сушёные травы, коренья, цветы, он остановился.
Травник оказался словоохотливым дедком.
Никита, изображая из себя покупателя, расспрашивал его о травах. Дедок давал толковые пояснения, но вот на предложение торговать в лекарне отказался. Ну что же, насильно мил не будешь.
Он двинулся дальше, и почти в самом конце наткнулся на тётку, закутанную в шаль.
При ближайшем рассмотрении тётка оказалась молодой женщиной лет тридцати. И товар у неё был неплохой. Никита сразу опознал чабрец, шалфей, мать-и-мачеху, листья брусники, морену красильную и другие травы. Только знал он их под современными названиями.
Они разговорились. Женщина объяснила разумно про болезни, про применение трав.
— Ты откуда всё знаешь?
— У меня и мать и бабка всю жизнь травами занимались, от них и научилась.
— Я лекарь. Хочешь у меня в избе травами торговать?
— Небось, за аренду дорого возьмёшь?
— А ничего. Будешь, как и здесь, травы больным продавать. Я к тебе своих пациентов направлять буду. Болящим-то как удобно! Но только никаких порошков из тараканов или сушёных жаб!
— Согласна. Летом на торгу хорошо, а осень настанет — промозгло, а зимой и вовсе худо.
— Так и перебирайся завтра. Знаешь, где?
— Конечно, знаю. Я грамотная, вывеску твою читала.
Никита возвращался с торга довольный. Конечно, некоторые травы, листья, корни и цветы вспоминать придётся, память поднапрячь.
Утром Софья, как звали травницу, приехала на телеге, перевезя мешки, мешочки и узелки. По избе сразу пошёл приятный запах.
