Телятников — аккуратно смотал всю пленку с катушки под ноги. Щелкнул зажигалкой и смотрел, как пленка корчится в огне, превращаясь в пепел. Потом протянул пустую катушку Склянскому
— Понял?
— Я… молчать буду.
— Поздно — безжалостно припечатал полковник — ГРУшники молчать не будут. Разбираться надо. Сейчас.
Склянский промолчал, потому что не знал, что сказать. «Русский» по пятому пункту, он был трусливым.
— Кто такой Джафар?
— Он… свихнутый, совсем. Майор, бывший дэ-ша-бе.[12] Его духи как смерти боятся.
— Берет?
— Нет… вы что…
— Колется. Нюхает? Бухает? Товар через границу тягает? Хоть что-то?
— Да нет… вроде.
— У бабки в огороде! Ты соображаешь, баран, что на соседних крюках висеть будем! Ты что — думаешь, чистеньким выскочишь?!
— Да что вы… Сергей Викторович…
— Думаешь… Вы все, с…и, думаете. Да не выйдет. Индюк думал — в суп попал! Щас это быстро — раз — два и к стенке.
Склянский с ужасом молчал — он только что понял, что вляпался во что-то более серьезное, чем контрабанда. До сих пор, он думал, что на той стороне была встреча с поставщиками товара. Их товара…
— Значит, на чем взять Джафара не знаешь? Денег он не возьмет. Никаких. Так?
— Ну… так.
— Не нукай, не запряг! Что ты нукаешь? Как баба! Офицер государственной безопасности, твою мать!
Телятников хлопнул ладонью по колену
— Ладно! Тогда будет по-плохому. Ты говорил про то, что с Атабаем в близких. Есть понимание. Было?
— Он… помогает кое в чем. Ну и я — ему.
— Ему деньги нужны?
— Да.
— У него людей сколько?
— Под сотню, наверное.
— Я не про это. Сколько он сможет быстро собрать?
— Человек двадцать сможет.
— Что за люди? Сорбозы?
— Да всякие. Бывшие сорбозы, крестьяне. Но ядро — все из Мармоля,[13] это я точно знаю.
— Пошли.
Они прошли в здание, в кабинет Склянского, где стояла и его кушетка и его стол со стулом и запасная рация. Полковник открыл своим ключом сейф и начал выгребать пачки денег.
— Но это же… за товар, тащ полковник.
— Ничего. Перебьются пока. Подгони машину, поедем…
Атабая, которого советская разведка не могла найти уже несколько месяцев — они нашли меньше, чем за час.
На старой, раздрызганной советской Ниве они доехали до базара и заперли машину. Деньги были сложены в мешке, который переодевшийся погрязнее полковник нес в руках — никто и подумать не мог, что там не дешевое шмотье или жратва на продажу, а больше полумиллиона афгани. Склянский шел первым, протискиваясь между афганцев и поминутно вытирая лицо платком. Полковник шел следом. Он запоздало продумал, что это может быть сигнал — но говорить об этом Склянскому, что-то спрашивать или выспрашивать — было большой ошибкой. В приграничье заговорить по-русски на переполненном базаре — не лучшая идея.
Склянский свернул к дукану, перед которым в пыли лежал ковер. Потоптанные ковры — в этой части света ценились гораздо больше новых…
Торговец — худенький, неопределенного возраста, с узким, крысьим личиком и разночинской бороденкой — поднялся им навстречу
— Салам алейкум
— Ва алейкум ас салам…
Склянский и этот торговец заговорили на языке, который немного опешивший полковник не сразу смог распознать. Это был не пушту, не дари, не урду. Наконец он понял — иврит! Торговец тоже был евреем, и они говорили на иврите! Иврит он не знал — и оставалось только настороженно слушать, но не разговор — а то, что за спиной, пытаясь услышать осторожные подкрадывающиеся шаги.
— Нужный человек занят — сказал Склянский
Полковник вытащил пачку банкнот, специально припасенную в кармане, протянул ее торговцу — дукандору. Светить то, что было в мешке — было форменным безумием.
Последовал новый этап переговоров на иврите, потом продавец оглушительно закричал — и появился бачонок. Бачонок как бачонок — худенький, смуглый, босоногий…
— Надо идти с ним. Он покажет дорогу.
— Рахмат…
Ведомые бачонком — они вышли с рынка. Заплутались по улочкам старого города — одинаковым, осоловевшим от жары, скрытым высокими заборами. Город был молодым, быстро растущим — большая часть домов была построена в последний год и кто тут жил — никто не знал. Во многих местах продолжали строить.
Советских — не покидало ощущение злобного взгляда в спину. Эту землю можно было завоевать — но нельзя было покорить…
Но они продолжали идти.
Бачонок шустро свернул в один проулок, образованный стройкой и уже построенным домом. Заколотил в ворота, новенькие, только поставленные, еще пахнущие свежей краской.
Из ворот — выглянул усатый нафар с автоматом, с ним заговорили сначала бачонок, потом Склянский. Оба на пушту. Телятников вспомнил, что по разведданным у Атабая — в банде одни пуштуны…
— Атабай нас примет… — сказал Склянский.
Телятников — шагнул вслед за Склянским во двор — и почувствовал, что справа кто-то есть. Повернуться не успел, приклад автомата уже опускался. Последней мыслью было, что вот так все и бывает…
Очнулся он от того, что кто-то плеснул ему на голову холодной воды из кувшина. Обожгло рану, там где приклад автомата вошел в соприкосновение с головой, Телятников от этого очнулся, завозился…
Кто-то толкнул его, не пнул, а именно толкнул
— Бас дый![14]
Его подняли, но не на ноги, просто чтобы он мог сидеть. Кто-то похлопал его по щекам.
Телятников открыл глаза. Сознание постепенно возвращалось. Перед ним — сидел невысокий, рябой, бородатый человек с черными, жесткими как речные голыши глазами.
— Цок ди?[15]
— Шурави… — сказал Телятников
И тут же — хоть голова и болела зверски — почувствовало мгновенную вспышку страха со стороны афганца…
Боитесь, с…и…
Телятников опустил глаза на коврик, где лежал вывернутый мешок и деньги, которые он принес.
— Зачем ты силой отобрал деньги, которые я нес тебе? — спросил он
— Зачем ты пришел, шурави? — спросил афганский главарь.
От него пахло чем-то кислым… запах человека, который не моется и не стирает одежду черт знает сколько времени. Глаза — как у настороженной, щупающей носом воздух мышки, высунувшейся из норки. И вот с этими — мы воюем?
— Чтобы найти друзей.
— Шурави нам не друзья.
— Твои слова — опережают твои мысли…
— Шурави не ищут здесь друзей. Они бомбят. Зачем ты пришел… — упрямо повторил командир боевиков.
— Если я не найду здесь друзей, я хочу найти здесь работников. Мне нужны люди, которые сделают для меня работу за плату.
