Будь в этот самый момент рядом с ним его учитель, мудрый и опытный Зенон, то эта проблема бы отпала сама собой, так и не разгоревшись из маленького уголька во все сметающее пламя. Однако рядом с ним не было никого, кроме умирающих товарищей и несущих смерть врагов.
Килиан впадал в необычное состояние, которое было чем-то похоже на транс и на бесконечно испытываемую эйфорию одновременно. Окружающие предметы то пропадали из его поля зрения, то вновь появлялись, вырастая при этом до огромных размеров. Ломались и трансформировались звуки сражения: взрывы снарядов отдавали грохотом необъятных и далеких барабанов, крики умирающих и горящих заживо солдат становились ритуальными песнями островных аборигенов. Он полностью терял связь с реальностью!
Сражение тем временем развивалось именно так, как и планировал комбат, расставляя свои немудреные силы. Немецкие танки при поддержки пехоты попытались прорваться с наиболее удобного с их точки зрения направления - там, где для танков открывался идеальный простор для маневра. Ринувшиеся коробочки с первых же минут боя наткнулись на плотный огонь бронебойных ружей. Рой мощных зарядов, то и дело щелкавших по броне танков, первое время особо не беспокоил танкистов, которые советские ружья презрительно называли "сталинскими мушкетами". Однако, с каждым метром, приближавшим их к заветной линии окоп, бронебойный огонь становился все более опасным и из просто беспокоившего превращался в смертельно опасный.
- База, база, прием! - докладывал командир первой машины. - Противотанковые орудия не обнаружены! Нахожусь под сильным заградительным огнем! Продолжаю движение!
Наконец, один танк встал, встал, как вкопанный, неудачно подставив свой бок под выстрел замаскировавшегося бронебойщика. Следом задымил второй, которого забросали бутылками с зажигательной смесью. Бронебойный кулак за первые часы боя потерял две машины из четырех, принимавших участие в атаке.
- Повторяю, имею потери! - надрывался в микрофон рации командир группы. - Имею потери! Две машины подбиты! О, мой бог!
В дело вступили два импровизированных дзота. Вкопанные по макушку два танка Т-28, наконец-то, дождались своего часа. Выстрелы главным калибром, наведенные практически в упор, разметали по полю два последних немецких танка, как игрушечные. Получив по снаряду в заднюю часть, они расцвели фейерверком осколков.
Уничтожение передовой группы привел немецкое командование в бешенство, так как только этим можно было объяснить мгновенно начавшееся новое наступление. Свежая четверка бронированных машин, появившись на горизонте, с безопасного расстояния расстреляла сталинские линкоры, лишившиеся своего главного козыря - неожиданности. Огромные машины, так пугавшие иностранных дипломатов грозным видом своих многочисленных башен, оказались в ловушке, где и были бесславно подбиты. Вкопанные в расчете на близкую дистанцию боя, они были не в состоянии вести орудийную дуэль на равных.
Пока танки добивали импровизированные советские дзоты, немецкая пехота подобралась практически к переднему краю советской обороны. Уже были видны немецкие гренадеры, изготовившиеся к броску гранат. Они видно, считали советские окопы уже давно взятыми, поэтому без всякой суеты раскладывали перед собой заботливо припасенные колотушки.
- Ну, вот и все, Кирюха! - угрюмо буркнул Петр, в очередной раз проверяя полон ли магазин с патронами. - Если они притихли, считай к атаке готовятся... Сначала гранатами забросают, а потом контуженных добьют.
Килиан в этот самый момент ни как не мог унять дрожь в руках. Они ходили ходуном, словно у больного.
- Ты, главное, сразу же как только увидишь, что они гранаты начали бросать, так немедля ложись на дно окопа, - наставлял его Петр, привязывая вместе обрывком веревки несколько гранат. - Лег и рот по шире открой! Успел, значит, поживешь еще! Ну, с Богом старина!
С поля раздалась отрывистая команда и в советские окопы полетели немецкие колотушки. То ли так задумывалось, то ли все вышло чисто случайно, но многочисленные взрывы слились в один продолжительный и сильный взрыв. Извилистые ходы и так практически засыпанные после недавнего обстрела превратились в едва различимые канавки.
- Братушки, есть кто живой? - на фоне воцарившейся тишины раздался громкий вопль. - Есть кто живой?
По окопам бродил окровавленный политрук с волочившейся за ним винтовкой.
- Братки, вставай! - то и дело наклонялся он к полузасыпанным телам и начинал тормошить их. - Родимые, ведь пойдут сейчас ироды! Ну, давай, солдатик, поднимайся. Идут ведь, идут!
Немецкая пехота шла во весь рост, опустив оружие дулом вниз. Кое-где даже слышался звук губной гармошки. Догоняя гренадеров, рвали двигатели оставшиеся танки.
- Что, твари, думаете взяли? - политрук подтянул винтовку. - Взяли?! Да?!
Клацнул затвор, винтовка взлетела к плечу и раздался выстрел. Один пехотинец упал. Цепь залегла и мгновенно окуталась выстрелами. Танки рванули вперед и пятьдесят метров, отделявшие их от окоп, они пролетели за считанные секунды.
Достигнув окоп, танки резко поменяли курс - многотонные машины начали вспахивать землю, закапывая оставшихся защитников. Крики заживо погребенных смешались с ревом железных монстров.
- Еще немного, самую малость..., - шептал Петр, крепко ухватив гранатную связку. - Давай, давай иди.
Он на доли секунды приподнялся и метнул связку в цель. Четыре противотанковые гранаты, связанные обыкновенной бечевкой, стали для гордости немецкой промышленности крайне неприятным сюрпризом. Угловатую башню с грохотом вырвало с направляющих, а оставшаяся металлическая коробка задымила и остановилась.
- Взял?! Взял советского бойца?! - обрадованно закричал Петр, привстав с бруствера. - Понравилось?
Привставшая фигура в светло-зеленом сильно выцветшем обмундировании, оказалась для шедшего следом танка слишком хорошей мишенью. Окутавшись клубами порохового дыма, он сразу же выстрелил. Наглый пехотинец, только что красовавшийся на бруствере, исчез словно его и не было, зато появился другой.
... Воздух наполнился неприятным гудением, который заставлял замереть сердце. Через несколько секунд в небо ударил столб яркого света! И все изменилось... Открывая крепко зажмуренные глаза, солдаты не могли узнать окружающее поле. День сменился ночью, воздух превратился в обжигающую ноздри массу. Танки, только что стоявшие исполинами у окоп, стали обугленными остовами.
Из замызганного пергамента, который выпал из сумки нищего и затерялся среди мусора: "Братья и сестры! Нет мне ближе вас никого, ни отца, ни матери, ни сына, ни дочери... Нет для меня большего счастья, чем служить вам, чем быть рядом с вами!
Внемлите мне и запомните сказанное мною, ибо устами моими говорит сам Единый и Сущий! Слушайте Сущего на земле и Единого на небе!
Пришло время для покаяния... Покаемся, братья и сестры! Вспомним наши прегрешения друг перед другом и перед ним... Пусть слезы искреннего раскаяния катятся по вашим щекам не переставая, ибо раскаяние - это милость Единого, это его дар его всем нам!
Хватит нам грешить, хватит нам угодничать и злословить, хватит нам копить богатство и обманывать своих близких. Зачем мы убиваем в себе святость Единого? Почему мы позабыли все его наставления и поступаем наперекор его словам?
Давайте все вместе отринем Зло из наших душ и возлюбим друг друга! Гоните, как паскудно пса, злодеяния из своих домов, с улиц и дворцов...
Братья и сестры, приходите во второй день сарона на дворцовую площадь, где все вместе мы помолимся и покаемся!
Сказанное истинно.
Преподобный Керн.
Паломники всевозможными способами пытались проникнуть в город. Городской магистрат, казалось, вывернулся наизнанку, пытаясь воспрепятствовать этому. За неделю глашатай на дворцовой площади трижды зачитывал оглашая один за другим указы об ограничении въезда через городские ворота, о повышении въездной пошлины. Не помогали ни городская стража, лютовавшая при въезде, ни дополнительные разъезды гвардейцев. Все было без толку!
Каждое утро перед городскими воротами начиналось одно и тоже. Мужчины, женщины, старики, старухи, дети, стоявшие лагерем у города, старались любыми способами попасть в город. Мужчины нанимались работниками за копейки, а подчас и вообще бесплатно, лишь бы их провели за городские стены. Сходили с ума женщины, отдаваясь прямо на пыльной земле любому, у кого был лишний проездной ярлык. Дети разного пола и возраста, словно ручные животные, цеплялись за платье торговцев, возвращавшихся из поездки, умоляя их взять с собой.
