Всего через полчаса он уже подводил отряд с тыла к растянувшейся по дороге на добрых полкилометра гусенице пехотной колонны. Максимально убавив обороты, дабы не спугнуть врага раньше времени, он убедился, что остальные машины выстроились в линию вслед за ним и пошел вниз. Промелькнув тенью над большей частью немецкого батальона, Егор на пару секунд зажал спусковой крючок смонтированный на штурвале, отправляя в голову колонны короткую пулеметную очередь, после чего дернул за рычаги сброса и, прибавив обороты, начал отводить машину вправо с одновременным набором высоты, чтобы не попасть под осколки своих же бомб. По-хорошему, следовало, наоборот, прижиматься как можно ближе к земле, дабы максимально быстро уйти из зоны возможного поражения ответным огнем, но здесь он рассчитывал, как на фактор неожиданности, так и отсутствие у кого-либо навыков борьбы с авиацией.
Следом за ним отбомбились и ведомые пилоты, накрыв непрерывным ковром разрывов почти весь батальон. Восемь десятков небольших фугасных бомб сброшенных с высоты чуть более полусотни метров легли очень удачно для русских пилотов и совсем не удачно для немцев. После того, как улеглась поднятая разрывами пыль, а легкий ветерок отогнал в сторону удушающий пороховой дым, всем уцелевшим предстала весьма неаппетитная картина — сотни окровавленных людей лежали по обеим сторонам дороги, отброшенные с нее взрывными волнами, и над всей этой грудой тел стоял жуткий вой тех, кто не погиб сразу. С оторванными руками и ногами, с развороченными осколками животами они хрипели, валяясь на земле, всем своим видом показывая, что война вовсе не является забавным приключением.
Еще через сорок минут удалось совершить новый вылет, благо лететь было недалеко. На сей раз под раздачу попал кавалерийский эскадрон. Причем, если в первом случае все машины сразу после бомбардировки ушли на аэродром, сейчас оба штурмовика задержались над целью, отстреливая из курсовых пулеметов уцелевших солдат противника. Затем под бомбежку угодили снабженцы — не менее десятка всевозможных телег оказались разбиты или подожжены, а уцелевшие остались без тягловой силы, поскольку вновь задержавшиеся штурмовики расстреляли всех лошадей и если Егор отнесся к этому равнодушно, то для Тимофея такая охота на ни в чем неповинных животин оказалась тяжким испытанием. После этого вылета он уже не рвался в бой, как было доселе и, бурча что-то себе под нос, удалился в сторону полевой кухни.
— Что Иванушка не весел? Что головушку повесил? — приземлился рядом с ним за столом Егор и, не дождавшись немедленного ответа, набросился на гречу с тушенкой.
— Зачем мы так, командир? По лошадям да из пулеметов, — тихо проговорил Тимофей, уперев взгляд в свою тарелку.
— Это война, Тимофей, — пожал плечами Егор. — Или мы их, или они нас.
— Но лошади-то тут причем?
— Не причем. Просто они оказались немецкими. Они везли продовольствие и боеприпасы тем, кто вскоре будет пытаться убить нас, поэтому и превратились в приоритетные цели. Смирись с этим, друг мой, и жить станет легче. А коли начнешь переживать за каждую невинно убиенную скотинку, с ума сойдешь. У нас впереди война и сегодня только ее первый настоящий день. Поэтому, если не хочешь сгореть, как свеча, начинай ограждаться от излишних суждений. Когда ты там, наверху, ты не видишь солдат или лошадей. Ты видишь живую силу противника. Обезличенную серую массу, которая сделает все для твоего уничтожения. И для того, чтобы уцелел ты сам, и уцелели твои однополчане, надо эту самую серую массу давить. Поверь мне, так будет легче. Естественно, к гражданскому населению такие суждения не относятся, — поспешно добавил Егор, увидев округлившиеся глаза своего ведомого. — А теперь, раз доел, иди ка ты полежи. Нам сегодня еще минимум пару-тройку вылетов делать. Уж больно много немцев прет от границы. Не дай Бог, обогнут город и наткнутся на наш аэродром.
До конца дня удалось уничтожить одну артиллерийскую батарею, настигнутую опять же на марше, и за два налета серьезно проредить еще один пехотный батальон. По всей видимости, столь серьезные потери, понесенные всего лишь в пути, и потребность отправить в тыл сотни раненных, серьезно сбили наступательный порыв немцев, отчего к месту устроенной засады они подошли лишь на следующее утро, тем самым даровав кавалеристам время получше подготовить свои позиции.
Ух, сколько нервов пришлось потратить Егору, чтобы убедить гордых конников в необходимости рытья хотя бы небольших окопов. Как же! Они — элита! В земле им ковыряться не с руки! Впрочем, шанцевого инструмента у тех все равно не имелось, потому на первое время основная роль в сооружении укрытий была отдана роте охраны авиаторов и артиллеристам. А вопрос с инструментом решился уже через несколько часов — все же под боком находился город с многотысячным населением. Плохо было то, что на все это Егору пришлось убить несколько драгоценных часов, которые можно было провести, громя противника. Тем не менее, достигнутый к вечеру результат был признан удовлетворительным и, выпив по стакану водки, словно это была колодезная вода, пилоты разбрелись по своим землянкам, где мгновенно вырубились, стоило им принять горизонтальное положение. А вот работа механиков, можно сказать, только начиналась — немцы, как это ни странно, не желали быть безропотной жертвой и потому каждый аэроплан успел обзавестись десятками пробоин в крыльях и фюзеляже. Одну машину даже пришлось поставить на прикол уже после третьего налета из-за перебитых тяг руля направления, благо пилот смог привести ее в родное расположение и даже не разбить при посадке.
Утро 13-го августа началось со звука работы артиллерийской батареи. Утерев кровавую юшку, немцы продолжили наступление уже в 7 часов утра и, пройдя всего пару километров, колонна головного батальона угодила под раздачу организованную общими усилиями артиллеристов и пулеметчиков. Сколь неэффективным являлся обстрел шрапнельными снарядами зарывшейся в землю пехоты, столь же действенным был он при работе по групповым целям, расположенным на открытом пространстве. Первые же шесть снарядов, разорвавшиеся над колонной, подчистую выкосили полнокровную роту, а ударившие с правого фланга четыре станковых пулемета за считанные секунды ополовинили еще одну. А ведь избиение противника на этом только началось! Столь громкая побудка продолжалась с четверть часа, после чего «будильники» замолкли, и пришла очередь авиаторам сказать свое веское слово.
Подсчитав скорость убыли авиационных боеприпасов всего за один день активной работы, Егор был вынужден отдать приказ на время перейти на менее опасные для противника средства поражения. По этой причине под самолеты начали подвешивать контейнеры начиненные флешеттами. Подобно шрапнели, эти стальные стрелки показывали околонулевую эффективность при атаке противника находящегося в укрытии, но по колоннам находящимся на марше били весьма неплохо. Впрочем, первыми, кто ощутил на собственной шкуре опасность очередной придумки русских авиаторов, оказались артиллеристы 72-го полевого артиллерийского полка.
Получившие приказ подавить русские пушки, что уже успели полностью обескровить головной пехотный батальон и остановить продвижение другого, три батареи 77-мм орудий полка расположились в четырех километрах от оборонительной линии противника и принялись методично бить по району, откуда прежде работали их русские коллеги по ремеслу. С небольшим опозданием в атаку пошли и пехотные цепи сумевшего развернуться из маршевой колонны третьего батальона 128-го пехотного полка.
Сказать, что выкатившиеся в чистое поле артиллеристы представляли собой идеальную мишень для авиации, значило не сказать ничего. Точно так же, как двумя днями ранее на вражеском аэродроме, авиационный отряд отработал по намеченной цели, не встречая какого-либо сопротивления. Было начавшуюся артиллерийскую канонаду, прервал свист многих тысяч сброшенных с высоты в полторы сотни метров дротиков, а после над полем разнесся протяжный вой и жалобное ржание тех божьих тварей, кому выпало судьбой не погибнуть под железным дождем сразу. Вот только шести аэропланов оказалось совершенно недостаточно, чтобы разом накрыть расчеты 18 орудий. Понадобилось осуществить еще три налета, чтобы полностью зачистить поле от солдат противника. И только оставшиеся на своих местах орудия с зарядными ящиками, да валявшиеся вокруг них трупы людей и лошадей, утыканные стальными стрелами, словно ежи иглами, представали немым свидетельством эффективности работы русских авиаторов.
