— Значит, думаешь можно довериться роте Измайлова?
— Не поручусь, государь. Но коли из этих двоих выбирать, то Измайловцы.
— С одной ротой гвардейцев не отпустят. Ладно, ты сказывал, что и по остальному готов доложить.
— Так и есть, государь. Седьмой ротой семеновского полка, командует капитан Глотов. Никому приверженности не выказывает, сам себе на уме. Сказывают, что ничьего покровительства не ищет, так как служит по присяге, а присягал он на веру царю, ну, императору, тебе значит.
— Погоди. Семеновцами командует зять Долгоруких. И как он на то смотрит?
— Так ведь и служить кому‑то потребно, а Глотов служака справный. Да в гвардии считай более половины, ни в какие дела не лезут, мол наше дело солдатское, прикажут исполним.
Получается, не до конца сгнила гвардия. Но гнильца один черт есть и с этим нужно будет решать, не то головной болью отзовется. Глотов. Ничего о нем не слышал. Ни плохого, ни хорошего, вообще ничего. Но то что служака, это даже хорошо, значит повеление государя исполнит не раздумывая. Опять же, две роты эскорта, одна преображенкая, другая семеновская, обе гвардии в наличии. Вроде все нормально. И отговориться можно легко, не дело окружать себя только преображенцами. И подозрений никаких не будет, так как капитан никакой из сторон приверженности не выказывает. И не должен, раскудрить твою в качель! Гвардия только одну сторону имеет — императора Российского. Точка!
— Как стемнеет, нужно будет провести его ко мне. Сейчас давай сюда Измайлова, буду задачу ставить, чтобы через его посты провели, тишком ото всех.
Господи, император самодержец, а приходится вести себя как подсылу тайному. Один неверный шаг, и прямая дорога на дыбу. Это конечно вряд ли, но руки свяжут. А как оно дальше все будет и не понять. По хорошему, он сейчас находится в кругу заговорщиков. Долгоруковы, уже проявили себя в заговоре настолько, что по ним плаха плачет. Кстати, Иван не исключение, ведь подпись на тестаменте его рук дело и он же еще и выкликал наследницей Катерину.
Остерман и Головкин. Бог весть, как оно у них. Не исключено, то же в чем‑то замешаны. Хотя Андрей Иванович умен и таких прямолинейных притязаний, как у Долгоруковых у него наверняка нет. Но свои интересы все едино имеют оба, по иному и быть не может, при малолетнем императоре. Однако, прямой измены не замышляют, в этом Петр был уверен.
Если Долгоруковы напрямую старались окрутить Петра с Екатериной, то Остерман всячески пытался свести его с теткой Лизаветой. Иными словами, он хотел иметь влияние на царствующих особ. Долгоруковым же нужно было больше, они хотели получить всю полноту власти. И завязли они в этом по самые уши, потому если испугаются, то им проще избавиться от молодого императора любыми путями.
Глотов, был высок и статен, как и все гвардейцы, недомерки здесь не водились. Взгляд прямой, открытый и уверенный. Петр без труда уловил бывалого ветерана, ни раз смотревшего в лицо смерти на поле боя. Прямо как с Трубецким. Юноша знал это, видел, вот и все.
— Ну, здравствуй Петр Иванович.
— Здравия желаю, государь, — вытянувшись во фрунт, произнес Глотов.
Голос густой, басовитый, под стать обладателю. Капитан не налегает на горло, блюдет тайность встречи. Петру это понравилось. Далеко не всегда рвение в службе означает обладание умом, как раз обратное и не редкость. Жить по определенному регламенту, когда за тебя уж все определено и на год и на два вперед, никакой сложности, тут ума большого не нужно.
Живи согласно свода воинских законов, когда один день похож на другой как близнец. Разве только оказия какая случится, ну там, пожар или война, но то дело привычное, на то и служба воинская. Дед прилагал большие усилия к тому, чтобы в гвардии офицеры имели хорошее образование и продолжали обучение даже во время службы. Но как ни странно, по настоящему образованных и разбирающихся далеко не только в военных вопросах, среди них было немного.
— А что, Петр Иванович, поди поешь‑то знатно?
Капитан, даже растерялся от такого вопроса. Тайно вызвать к себе, и тайно же провести через посты, чтобы поинтересоваться поет ли он? Ничего не скажешь, важный вопрос. Потом вспомнилось, как рассказывали о том, что Петру Алексеевичу по нраву бивачная жизнь, посиделки у костра с вином и горячей, истекающей соком дичью, под песни своих соратников по забавам охотничьим.
По Москве прошел слух, мол государь после болезни изменился сильно, повзрослел в одночасье и возмужал. Брехня. Вон он стоит, вьюноша бледный со взором горящим. Худощав, хотя и высок для своих лет, двигается порывисто, словно боится куда опоздать, как и любой юнец в его возрасте. Разве только на белом, практически лишенном загара, лице заметны четыре язвы, обещающие оставить знатные рубцы. Ну да, могло быть и куда хуже, повезло все же парнишке.
— Не мне судить государь, знатно ли я пою. О том нужно товарищей моих спрашивать, с коими в кабаках сиживаю.
— Только там и поешь?
— То так, государь. Только когда хмель в голову ударит, а такое лишь в кабаках, вне службы и бывает.
— То что вне службы, это хорошо. Вино до добра еще никого не доводило.
Ой ли? Даже если забыть о том, что юнец поучает взрослого мужа, всем известно о пристрастии молодого императора к вину и не то чтобы к легкому, а к крепкому голландскому. Подумать‑то об этом капитан подумал, но и виду не подал. Стоит как литой из бронзы, лишний раз не пошевелится. Юн император, зрел, умен или глуп, он Глотов Петр Иванович, капитан лейб–гвардии семеновского полка, России и этому мальчишке на верность присягал, а потому все просто — выполняй воинский долг и не задумывайся о лишнем.
— Чего молчишь, капитан?
— Так не спрашиваешь ни о чем, государь, вот и молчу.
— Ладно, не стану ходить возле да около. Через две недели, я собираюсь отправиться по святым местам, дабы возблагодарить Господа за чудесное исцеление. Двор со мной не отправится. Сопровождать будут две роты гвардейцев. Тебе надлежит тайно держать свою роту в готовности, так чтобы в течении часа быть готовым к выступлению. Вместе с тем, ни у кого не должно возникнуть подозрений по поводу специальной подготовки к походу.
— Государь, я известен как служака педант. Так оно по сути и есть. Но я всегда знаю доподлинно, что предстоит моим парням. Прости, но в слепую я ничего предпринимать не стану, потому как от дел политических, а здесь похоже именно это и предстоит, стараюсь держаться подальше. Я солдат, и мое дело простое, разить врага государства российского нещадно и умеючи.
— Вот значит, каков.
— Уж каков есть, государь.
— Добро. Тогда ответь мне, ведомо ли тебе, что происходит при дворе?
