Детский крик донесся, когда макулатура уже отправилась на свое законное место – в мусорную корзину рядом с лавочкой. И почти одновременно меня накрыло волной детской паники и чего-то мощного и агрессивного. Растревоженное сознание оказалось неожиданно чувствительным к потустороннему. Раньше чем я успел сообразить что к чему, ноги уже вынесли меня на парковую тропинку. Не выдержав, я вскоре сорвался на бег.
День не торопился заканчиваться, суля новые приключения.
Не составило труда обнаружить место, откуда донесся крик. В последнее время люди старалась держаться подальше от неприятностей, но сегодня любопытство победило. С каждой минутой в толпу вливались все новые участники, стремящиеся выяснить, что же происходит. Народ жаждал зрелищ, еще не привыкнув к тому, что не все они одинаково безопасны. А может наоборот – понимали, но все равно пытались помочь. Мало кого оставлял равнодушным вид рыдающей девочки, из ладошек которой то и дело вырывались всполохи пламени. Ее пытались спасти, хотя спасаться нужно было самим.
Инициация. Она опасная для мага и вдвойне опасна для окружающих. Особенно в юном возрасте, когда ребенок не в силах осознать, что происходит вокруг и хочет только одного – к маме. Вот и эта девочка тянула ручки к мечущейся вокруг женщине. Полноватая дама металась вокруг ребенка и заламывала руки, не решаясь подойти. Жар был такой, что ближе чем на пять метров никто и соваться не смел. Даже на облившихся водой добровольцах одежда начинала парить и дымиться.
Единственным, кто хоть как-то выдерживал напор хаотичной магии, оказался уже знакомый мне священник. Но даже он, несмотря на поставленную церковными умельцами защиту, выглядел не лучшим образом. Сполохи пробивали ее чуть ли не навылет, доламывая последние бастионы истощившегося заклинания.
Святой отец уже не пытался загасить пламя, он лишь удерживал обезумевшего от страха ребенка. Его ладони на глазах покрывались волдырями. Стоит им разжаться, и девочка бросится к маме. Немногие в толпе понимали, что в этот момент ее магия напалмом ударит во все стороны. Огненных недаром считают сильнейшими боевиками – в радиусен десяти метров все превратиться в пылающий ад. Первые ряды прожжет до костей, но и задним не поздоровится. А чернорясый даже предупредить никого не мог, все силы уходили на борьбу с пробуждающимся даром.
Понятно, что священника нужно было выручать, но я совершенно не представлял, что надо делать в таких случаях. Кто даст гарантию, что я не спровоцирую ребенка шарахнуть чем-нибудь убойным? Не подводившая до того звериная интуиция молчала, и не было ни времени, ни нужного опыта. Чернорясый держался из последних сил, так что действовать пришлось быстро, полагаясь на всегдашний русский 'авось'.
Рванув за плечо стоящего рядом со мной мужчину, и стараясь перекричать вопли толпы, я максимально внушительным тоном отчеканил ему прямо в ухо:
– Уводи людей. Слышишь?! Разгоняй их к едреням! Шагов тридцать, не меньше. Малышка всех пожжет!
Тряхнув его за плечи и дождавшись более-менее осмысленной реакции, я несколько раз повторил эту фразу. У любого в такой ситуации наступает некоторый ступор, но этот очнулся довольно быстро. Интуиция меня не подвела. Приказ я повторял до тех пор, пока он, наконец, не кивнул в ответ:
– Понял я! Понял!
Уже ныряя в огненную купель, я расслышал, как за спиной начали раздаваться команды. Мужчина не стеснялся ни в выражениях, ни в затрещинах. Кажется, я выбрал подходящего кандидата.
Против моего ожидания, пламя не обжигало. Напротив, организм блаженно заурчал, словно окунувшись в привычную среду. Воспоминание о ревущих огнях зачарованного леса мелькнуло и пропало в глубинах памяти. Разбираться в причинах огненного иммунитета буду потом. Надо было спасать девочку, святошу и себя самого.
Между тем, священник уже ничего не различал перед собой, да и соображал, похоже, с трудом. Он прижимал к себе бьющуюся в истерике девочку и бормотал как заведенный:
– Бегите. – Услышал я, пробившись ближе. – Бегите!
Мне пришлось напрячься, чтобы разобрать его шепот. Что уж про остальных говорить, если нарастающий рев пламени забивал даже крики толпы. Под наплывом паники и чужих, но таких ярких эмоций, инициация полностью вырвалась из-под контроля. Заглянув в пылающие глаза малышки, даже мне стало понятно – успокоить ее словами не получится. Думаю, именно это и пытался сделать мой чернорясый помощник, отдавая себя на заклание. Уж в чем-чем, а в красноречии мне с ним не тягаться. Подготовка другая. И все же, попробовать стоило. Ухватив кроху за ладошки и поймав ее взгляд, я тихонько шепнул:
– Замри.
Лучше бы я этого не делал. Легко пробив тонкую пленку защиты, я, сам того не сознавая, создал канал, по которому рванула сдерживаемая сила. Девочка обмякла, будто из нее вытащили пружинку, и повисла на руках у священника. Мужик в дымящейся рясе вспыхнул как факел, диким воплем распугав остатки еще не разбежавшейся толпы. И все-таки я успел. Вместо того чтобы плеснуть вокруг обжигающим смерчем, инициация ударила прямо перед собой, сквозь пробитый мною канал.
И вот тут взвыл я. Напор бил с такой силой, что все чувства погасли разом. Я мгновенно ослеп, а звуки улицы стали доноситься очень издалека. Зато девочку я прочувствовал как себя самого. Ее паника и боль, ее желание прекратить все это – они стали моими. Краем зацепило и чувства бедолаги священника. В последний момент он попытался слиться с ребенком сознаниями.
Сумасшедший коктейль.
В меня вливалась совершенно невероятная смесь двух личностей. Пока только верхний слой, состоящий в основном из поверхностной силы, но даже в ней, как льдинки несомые течением, то и дело мелькали обрывки эмоций и воспоминаний. Странное ощущение, когда чужая боль и паника вдруг оборачиваются магией, утоляя поселившийся во мне глубинный голод. Такой чужой, и такой родной одновременно.
Сомнений не осталось. Я снова наткнулся на подарок затаившегося вихря. Помнится, поглощать чужую силу – это совершенно в его вкусе. Не буду врать, в тот момент я чувствовал себя превосходно. Бодрость ошеломляла. Чужая сила вливалась мутным потоком, в котором оставалось все меньше от инициации, и все больше от личности. Именно то, чего мне не хватало. Инстинктивно чувствовал, что через время муть устаканится и останусь только я. Я – больше, и я – сильней.
И вот тут мне стало страшно.
Не было сомнений, что выпив их досуха, я вскоре потеряю и семью, и работу, и прошлое с будущим. Не знаю, что останется от Сашки Стальнова, но вряд ли очень много. Следующим в этот поток свалюсь я. И переварюсь за милую душу вместе с остальными.
