Сразу видно старую закалку. Я тоже могу цитировать километрами. Сейчас такие вещи исключительно на богословском факультете дают. Там готовят казенных священнослужителей и очень внимательно смотрят за настроениями.
— Причина появилась. Отбоя тревоги назад не отыграют. Русские граждане крайне нуждаются в защите. Сегодня-завтра. Через неделю. Кто же мне скажет. У хазаков мобилизация практически открыто до пяти возрастов. Разночинцев в пластунские[17] батальоны набирают. За две последние недели в Маньчжурии превентивно арестовали не меньше четырех сотен человек. В основном иностранцев. Случайно ничего не бывает. Подозрительные элементы устраняют.
По окну проползли огни автомобильных фар. Он тяжело поднялся и, нацепив очки, посмотрел вниз на улицу.
— И где я могу найти… хм… старых знакомых? Общего здания у них не имеется, несколько отдельных управлений. Будто специально сделано, с целью осложнить поиск начальства.
— Я думаю, — сообщил он, по-прежнему глядя на улицу, — никого искать не требуется. Кому надо, уже знает о вашем присутствии. А на будущее хорошо запомните: события, вами описанные в статьях и репортажах, в будущем могут воздействовать и на ученых, и на влиятельных людей. Донесения и рапорты начальников или нижестоящих не всегда честны. Преувеличение трудностей ради получения награды, сокрытие преступлений, желание получить дополнительное материальное обеспечение…
Я невольно кивнул, вспоминая собственные докладные в полк.
— К официальным бумагам, — все так же монотонным тоном говорил Ковалев, — добросовестный историк относится с подозрением. Старается рассматривать их в контексте. Кто, кому и когда писал. Фабрикант, заполняя налоговую декларацию, отнюдь не стремится указать все правильно, а чиновник непременно пожелает найти другого виноватого в оплошке. Факты остаются, а вот их интерпретация возможна самая разнообразная. Отсюда и надо исходить. Эмоции — в ваших репортажах вещь прекрасная. Сразу заметно — относитесь к происходящему, принимая близко к сердцу. Но иногда лучше оставаться нейтральным. Факты, оценки, но подчеркнуто вы в стороне. Какое нам дело до убийств греками турок и наоборот? А со временем ваши репортажи могут ведь и стать историей. В самом прямом смысле. Они воздействуют на разум и эмоции читающего. Думайте. Хорошо думайте, о чем писать. Не ловите сенсаций. Искусственная живет недолго. А вот реальная — попадает в учебники.
В дверь постучали, и, дождавшись разрешения, вошел все тот же узкоглазый тип. Как его там? Вспомнил! Пак Суджон. На память пока не жалуюсь. Даже эти странные имена способен запомнить. А вот на фоне прозвучавшей четверть часа назад лекции про корейцев лейтенантские погоны наводили на интересные мысли. Непростой парнишка.
Он вежливо поздоровался с Ковалевым, называя того по имени-отчеству. Причем никакого утрированного акцента, как в прошлой встрече. И впечатление о давнем знакомстве. Сложно объяснить, но такие вещи проявляются в мелочах.
— Поехали, — сказал кореец мне, дружески скалясь и показывая неровные зубы. — С вещами.
Куда, забирая побитый в дорогах чемоданчик, я спрашивать не стал. В тюрьму не за что, к себе домой угощать замечательными блюдами национальной кухни меня звать не станет. Остается простейшее. Туда, где уже приняли решение о моей аккредитации. Недаром документы внимательно изучал. И где найти, прекрасно знал. Кому надо доложил и приказ получил. Интересно, как выглядит этот… кому надо?
Люди входили и выходили, один я, тихонько притулившись в углу на месте отсутствующего секретаря, продолжал торчать на месте. Зачем приставать к занятым офицерам, с озабоченно-деловым видом бегающим по поручениям? Они просто пошлют по известному адресу и абсолютно правы будут. С какой стати отвечать на вопросы неизвестного типа? За дверью согласовывают планы и дают указания начальник Особого военного округа генерал-лейтенант Ольшанский и его штабные. И пусть меня прямо сейчас повесят, если мы не перейдем в ближайшее время границу. За краткое время деятельного наблюдения я видел командиров практически всех родов войск.
Сразу надо было догадаться, куда идти. Великая проблема. Где Ярославской вокзальной бригаде устроить сборище? Да прямо на железке. Правда, не в Харбине. Станция Последняя. За мостом на той стороне Сунгари начинается китайская территория.
Без сопровождающего я бы сюда в жизни не протырился. Сплошные проверки документов, и, кроме военных, никого не пускают. Даже жители, не вовремя уехавшие из дома по делам, сидят и мрачно ругаются. Не пускают.
Ха. Только сейчас подумал. Добровольцев называли по именам командиров. Бригада морозовцев, или там просто «морозовцы», на Тереке стояли «рудковцы». А эти так и числились — «вокзальные», даром что официально относились к ярославским. Неудивительно. И база основная у них там была, и много железнодорожников в составе. Традиция никуда не делась — опять на железке сбор.
В том виде, что я застал в далекие времена, кроме бронепоезда имелось три стрелковые роты, пулеметная команда, конный взвод, связисты и подразделение нестроевых. Практически полноценный батальон. По тем временам серьезная сила. И никаких мобилизованных. Сплошь добровольцы и юнкера.
В окно прекрасно было видно бронепоезд. Это не наши самоделки, создаваемые на скорую руку чуть ли не без чертежей. Ставили на платформу орудие, обкладывали со всех сторон шпалами, мешками с песком и бревнами. Парочка вагонов с прорезанными бойницами для винтовок и пулеметов и еще дополнительно площадка с пулеметами. Могучее сооружение. Вся радость, что на той стороне обычно такого не было, и мятежники вечно норовили повредить пути. Постоянно приходилось таскать с собой летучку со шпалами и рельсами, да и самим не лениться. Ремонтные команды брать было неоткуда, сами трудились.
А у этих и тогда был не бронепоезд, а предмет всеобщей зависти. Тульчинский поставил задачу деповским еще зимой. И что особенно интересно, оплатил внеурочные работы. Продуктами. Мог и заставить, однако все было проделано исключительно полюбовно. А те уж постарались. Даже настоящие броневые листы где-то достали.
На «Забияке» все было исполнено в лучших традициях еще довоенных инженеров. Бронированный паровоз, два вагона еще и с шестью пулеметами, броневагоны. Не сляпали лишь бы быстрее, а точно знали спецификации. Одно удовольствие с ними работать было. Экскурсии ходили смотреть.
Вот и сейчас на путях стояло заводское чудовище, а не обычная для гражданской войны самоделка. И ведь вроде на вооружении армии бронепоезда не стоят. Или я ошибаюсь? Надо проверить. Ковалев сказал про наличие в ДОНе, но это не армия. С ними проблема. Очень удобно в качестве поддержки пехоты, но исключительно при наличии железки в нужном направлении. В Европе сеть намного более развитая, а здесь до сих пор однопутка.
Транссиб начали достраивать, а здесь дороги не очень. График перевозок выдерживают хорошо, но уже и постороннему видно: со скрипом справляются. Грузопоток вырос, пассажирский тоже. Правда, здесь не было особых потрясений и капитальный ремонт не требовался. Но железная дорога без нескольких путей — сплошное большое горе на войне. Один снаряд или диверсия — и привет. Отойти нельзя. Стой под огнем. Бронемашина лучше, но она не приспособлена для таскания стволов подобного размера. Вон тот, без всяких сомнений, стопятимиллиметровое морское орудие, а на площадке еще и зенитка. Серьезная сила.
Дверь в очередной раз распахнулась, и я поспешно вскочил. Не узнать знакомых лиц, даже в компании с еще несколькими посторонними, надо совсем мозги проспать. Я что, зря вместе с Красильниковым на «Забияке» воевал? Пусть посмеет не узнать старого приятеля.
Срочно «совершенно случайно» заступить дорогу. А то сейчас дружной толпой проскочат мимо — и вся поездка коту под хвост. Мой кореец давно испарился по служебным делам, и где его искать, не представляю.
— А! — сказал при моем виде разрекламированный Ковалевым деятель, притормаживая. — Совсем забыл.
Вид у Тульчинского был усталым и совсем не парадным. Старая полевая форма и капитанские погоны. У большинства офицеров из свиты звание повыше. Ну это если не вспоминать о разнице между копами и армейцами. У первых при переводе в общевоинские подразделения присваивали на два ранга выше. Конечно, если перевод состоялся не по служебным неурядицам. На этой почве они друг друга серьезно недолюбливали: завидно.
— Правильное освещение военных действий — это замечательно, — пожимая мне руку, сказал серьезно. — Ты же привирать не будешь, капитан Темиров, — с нажимом на звание говорит.
Вообще, если бы я точно не знал, встретив где-то в Руси, никогда бы не подумал, что он поляк. Такая обычная славянская физиономия. Я в курсе исторических сведений о происхождении от родственных народов, однако сидит в голове предубеждение. Слишком долго мы слушали о злобных католиках и их происках на нашу исконную землю. Так и представляется противный тип, лупящий невинных деток тяжеленным крестом по головкам и ничего общего не имеющий ни внешне, ни внутренне с благородным русским человеком. Мало ли что я в жизни видел не слишком много представителей данного народа. Мои знакомые поляки очень приличные люди, я точно знаю. А все остальные от рождения подлецы и гады, вынашивающие коварные планы по спаиванию добродушно-наивных русских. Натурально водка, произведенная в Сибири поляками, намного лучше. На себе проверял.
