Скажите, а вы не обидитесь приглашению на новоселье. Только у меня там Брежнева будет, дочка Самого. Если вас это смущает, я отменю её визит.
– Ну что вы, молодой человек! Я с самим Лениным пиво пил и с Бухариным дружил, меня, помнится ручным жидом Сталина немчура считала, а кровавый Ягода лично из застенка освобождал. Мне ли бояться нынешних правителей и их детишек…
Глава 33. Москва, новоселье
Если кто-то и когда-то будет читать эти мои сумбурные записи, то может возникнуть вопрос – как автор так легко проник к элите СССР и как он не боится с ними общаться? Все знают, сколь много смелых людей сгнило по тюрьмам и зонам.
Отвечу честно – ни малейшего смущения не испытываю. Я полностью инороден в этой эпохе и окружающие это чувствуют где-то на грани инстинктов. Я изначально свободен и независим. Не той независимостью, что дает власть, а демократической, впитанной в России после падения СССР и еще больше за рубежом. Советский человек изначально не может присесть на ступени Дома Правительства (вот он на фото) и начать вытрясать камешки из туфли. А я, совершенно не задумываясь, присяду, поставлю рядом бутылку с «Буратино» и с аппетитом съем беляш (которые в этом времени делают из мяса).
Кроме того мне и Брежнев, и Андропов (если он сейчас руководит КГБ) кажутся наивными детьми, связанными и ограниченными идеалами. Они и есть такие по сравнению с будущими диктаторами и беспредельшиками типа Трампа или Путина.
Я в некоторой степени ПРОРОК, хоть и не помню дат, событий. Как говорил великолепный Николай Степанович Гумилев:
И ныне есть еще пророки,
Хотя упали алтари.
Их очи ясны и глубоки
Грядущим пламенем зари…
Ну а Пушкин давно поставил точку в этой теме:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык…
Не знаю, написал ли уже Высоцкий свою песню на эту тему? Как там у него: Пророков нет – не сыщешь днём с огнём, Ушли и Магомет, и Заратустра. Пророков нет в отечестве своём, Но и в других отечествах – не густо.
Вернемся к новоселью. Люди приглашены, холодильник забит напитками, с «Прагой» договорено о поставке закусок и горячего, аванс внесен, на десерт торты и миндальные пирожные, а в доме до сих пор нет приличной мебели. И деньги кончаются.
А съездить в место возможного клада никак не получается. Ну для начала не мешало бы свою машину заиметь, хоть «запорожец», чтоб не привлекать внимание. А может у соседей тачка есть?
Я позвонил Гуру и она меня ошарашила – вынесла «Справочник услуг бытового обслуживания населения».
– Берите «москвич», его без проволочек выдают. Удостоверение творческого работника с собой – по нему выдадут, а другим надо сперва в Клуб туристов вступить и направление там получить.
Я, совершенно ошарашено, вызвал такси, доехал до автобазы № 12 Мосгосгорисполкома и ознакомился с объявлением о выдаче машин на прокат.
Оказалось, что «Москвич 407» стоил 1 рубль 20 копеек за сутки аренды и 24 копейки стоили 10 км пробега. Если машина арендовалась на срок более чем 10 дней, то суточная плата снижалась, и составляла 90 копеек. А когда я предъявил права профессионала, то мне намекнули, что вскоре «победа» освободится» и можно будет взять.
Ну а права в СССР многие получали в ДОСААФ в десятом классе, эти курсы были обязательны, как одна из подготовок допризывника. И я получил права профессионального водителя третьего класса. Мог бы пойти учиться на парашютиста, но не хотел служить в десанте. В мое время еще не возникло из-за разного срока службы дедовщины, служить три или четыре во флоте было почетно.
Так что, миновав заправку, я гордо подкатил к дома и припарковался в стороне от подъезда. Признаться, в прошлой жизни у меня были и Фольксваген, и 350 мерс, и собственный грузовик «татра», но такой радости, как от этого арендованного старого «Москвича я от них не испытывал. Время накладывает новые эмоции.
И мне это нравится!
Глава 34. Москва, клад
Ветер за кабиной уносится с пылью.
Слева поворот – осторожней шофер!
Как-нибудь дотянет последние мили
Твой надежный друг и товарищ мотор.
Вовсе не страшны ни зной ни слякоть,
Резкий поворот и косогор,
Чтобы не пришлось любимой плакать,
Крепче за баранку держись шофер…
Пою, хоть и потряхивает, пою, хоть и петь не умею и знаю всего два куплета. Интересно, эту песню уже написали? Подол, надо же. А в прошлый раз я за болтовней с Галиной и не заметил. Что-то помню про Подол, что-то из сериалов про Ивана Грозного или про императрицу российскую. Вроде, о сражении на Пахре правительственных войск с повстанческой армией Ивана Болотникова. И еще о том, что по этой речке в реку Москва сплавляли подольский мрамор.
«По указу императрицы Екатерины II – 5 октября (16 октября) 1781 года село Подол было преобразовано в город», – шепнула память невесть откуда заученную фразу, – был утверждён «прожектируемый» регулярный прямоугольный план застройки города с продольно-поперечной сеткой улиц, разработанный в Петербурге «комиссией строений». Город был разбит на 20 кварталов. Девятнадцатый называли «мещанским», семнадцатый – «дворянским», а между – «восемнадцатый» – «купеческий».
А-а, вспомнил. Когда-то возмечтал построить новый город и планировал размещение жителей по их социальному рангу, вот и читал все из истории.
Но Подол останется справа, а мне немного вбок и чуть дальше раздвоенного дерева, где дремлет энергетическая память французского воина. А не надо было Наполеона слушать, Москву им видите захотелось покорить. Поторопились лягушатники, Москву покорят несколько позже, после девяностых, покорят простые лавочники и лица кавказской национальности!
– Ouvre les. Maintenant, ce n’est que du russe! (Опять ты. Ну что тебе надо русский).
– L’argent!
– Серебро, деньги, богатство, – ворчит мертвый дух, – ничего не меняется в этом мире. А шарик возьмешь?
– Опять эти Шарики, опять перемены и, возможно, разрушения. Сколько раз зарекался связываться с неведомым артефактом.
– Нет уж, помилуйте! – говорю я. И добавляю: – J’en ai assez, j’en ai assez (С меня хватит, натерпелся).
– Как хочешь, – равнодушно вещает дух. – А богатства у меня немного, копать будешь или тебе выкинуть?
– Будь добр, выкинь.
Из земли с хлопком вылетает нечто в земле.
– Ранец пеших частей образца 1850 года, – комментирует бестелесный голос на старофранцуском.
Спешу к машине, поблагодарив. Никогда не пойму желание этих духов помогать неизвестному. Тем более, что я враг по прошлому, россиянин.
Разложив на траве кусок брезента вытряхиваю добро из тяжелого, немного подгнившего ранца толстой кожи.
Золотые украшения, есть с камешками. Антиквариат, продать трудно, но дорого. Кинжал в ножнах с камешками. Наверное самоцветы, но продать можно. Или подарить… Брежнев любит оружие.
Библия в металлизированном переплете. Фиг продашь в этом времени.
Старинный пистоль, рукоять с серебренной насечкой. В музей, может заплатят немного.
