— Я не могу говорить, но могу отвечать письменно. Ты же еще не разучилась читать? — вот теперь уже она замотала головой, пытаясь понять, когда пропустила момент, в котором стала реагировать вот так на его близость? А Петр снова взял ее за руку, подхватил со стола чернильницу, перо и стопку бумаги, потащил ее ко второму столу, расположенному в другом конце довольно большой комнаты. Там он усадил ее на стул, а сам сел очень близко, так, что ее юбка закрыла его ноги. Снова наклонившись к ней, он прошептал. — Плащ сними, здесь жарко. — И внимательно так посмотрел, приготовившись слушать.
Хоть Филиппа и настаивала на том, чтобы говорить по-русски, но она слишком волновалась, поэтому про слуг и свои наблюдения рассказала на своем родном языке. Петр выслушал ее сбивчивую речь не перебивая, затем кивнул и написал: «Я знаю. Граф Ушаков сейчас как раз занят тем, чтобы усилить контроль за слугами. Но у нас не хватает людей, чтобы этот контроль был полным». Филиппа закрыла глаза, ну вот, она зря волновалась, у Петра имеется хотя бы понимание проблемы, а это главное.
— Я должна отдать диадему, она слишком роскошная и ее место… — он остановил ее и шепотом ответил.
— На твоей голове. Ее место на твоей голове. Она принадлежала моей матери, это не драгоценность короны. И я хочу, чтобы она стала твоей, — после этого он схватил перо, видимо даже шепот доставлял ему неудобство. «Сегодня тебе представят фрейлин. Я хотел сделать это сам, но по понятным причинам не могу. Это сделает мой секретарь Дмитрий. Они будут помогать тебе в устройстве свадьбы. Нужно начать как можно скорее, и прежде всего назначить дату свадьбы. Если тебе кто-то еще понадобится, забирай, даже не спрашивая».
— Я буду устраивать свадьбу? — Филиппа смотрела на него округлившимися глазами. Все волнение, вся робость и скрытное томление от того, что он сидит так близко как рукой сняло. Он пожал плечами и написал: «А кто этим будет заниматься? Я что ли?»
Филиппа открыла рот, чтобы объяснить Петру, что она никак не сможет этого сделать, что такими грандиозными и очень важными вещами как планирование свадьбы императора занимаются обычно очень много опытных в делах организации праздников людей, что то, что он хочет на нее взвалить просто немыслимо, невозможно, но ничего этого она сказать не успела, потому что в дверь постучали и только после этого она очень медленно приоткрылась. В образовавшейся щели появилась голова рыжего Дмитрия.
— Не хочу тебя отвлекать, государь, Петр Алексеевич, но у нас появились проблемы, — Петр закатил глаза и покачал головой. Затем кивнул Филиппе, подхватил ее руку, и поднес к губам. После этого легко вскочил со стула и вышел вместе с секретарем из кабинета, оставив ее там одну в полном смятении. Чтобы хоть как-то успокоиться, Филиппа встала и подошла к столу. Она практически сразу заприметила на нем напечатанную на дешевой тонкой бумаге газету, которую еще ни разу не читала здесь в России. Тем более, что она была на русском языке, а читать было гораздо легче, чем говорить, во всяком случае ей было легче, поэтому она взяла газету, аккуратно сложила ее и снова набросила на плечи плащ с капюшоном. Петр же не будет против, если она немного почитает, чтобы узнать получше о жизни в стране.
* * *
Андрей Иванович Ушаков с утра пребывал в замечательном настроении. Мало того, что тот клубок из странных и совершенно непонятных событий, которые сложились вокруг, казалось бы, банального заговора с целью убийства императора, наконец-то начал распутываться, так еще и государь уведомил с самого раннего утра о назначение его Катюши на должность фрейлины будущей императрицы. Письмо принес курьер во время завтрака, и от девичьих визгов шестнадцатилетней красавицы с ясными глазами, казалось, бокалы полопаются. Письмо вручили именно ей, прямо в руки. Написано оно было летящим почерком государя, то есть сам он писал его лично, не поручив Дмитрию или кому другому из императорской канцелярии.
— Папка, спасибо-спасибо-спасибо! — Катюша подбежала и принялась целовать его в макушку.
— Да мне-то за что спасибкаешь? — Андрей Иванович улыбнулся с любовью глядя на дочь. Такой оживленной он ее уже давненько не видал.
— Так ты же почитай каждый день с государем, неужто поверю, что не замолвил за меня словечко? — Она села и снова, и снова перечитывала коротенькое письмо, с уведомлением, что выбор пал на нее.
— А вот не замолвил. Некогда было, — признался он с улыбкой. — Государь сам видать решил, что достойна ты рядом с государыней находится, во всем ей помощницей быть. да и не советовался он ни с кем, сам все решил. Ладно, пойду я, дел полно.
— А платья? Мне нужны новые платья, как я перед государыней в старых покажусь? — ох, и разорение одно на энтих платьях, а куда деваться? Ушаков вытащил несколько банковский билетов, которые все больше и больше пользовались популярностью при расчетах, потому что их было удобнее носить. Когда речь шла о совсем больших суммах все равно предпочитали звонкую монету, а вот на повседневные расходы вполне и бумажки эти годились. Билетов было на приличную сумму, за что Андрей Иванович получил еще несколько поцелуев. Вот же вертихвостка.
— А ты знаешь, что письмецо государем Петром Алексеевичем написано? — Катерина округлила глаза, глядя на него. — Я его почерк отлично знаю. Сам он писал, лично, — последние слова потонули в очередной порции визгов. Покачав головой Ушаков вышел из дома к ожидающей его карете, и поехал прямиком в Тайную канцелярию, чтобы собрать воедино все те факты, что ему удалось собрать и после этого уже ехать к государю на доклад.
Возле самого входа стоял молодой человек с неопрятной бородой в старом латанном сюртуке. Он спрятал руки в карманы и видно было, что замерз, но не уходил, словно ждал кого-то. На него уже хмуро поглядывали гвардейцы, время от времени проходящие мимо, а уж когда подъехала карета с главой Тайной канцелярии, то к нему и вовсе подошли трое вооруженных гвардейца и один из них спросил, какого ляда он тут забыл?
— Это же Ушаков? — молодой человек кивнул на Андрея Ивановича, только что вылезшего из кареты.
— А тебе какое дело? — гвардейцы начали его теснить от того места, где он стоял.
— Передайте ему, да не толкайся, — он сбросил со своего плеча руку охранника, — передай лучше, что имею отношение к той банде, что на государя в лесу засаду организовала… — договорить он не успел, потому что его повалили в снег и сноровисто обыскали. Не найдя никакого оружия, связали и затащили в здание Тайной канцелярии. Только после того, как оттащили его в камеру, сообщили Ушакову, который уже практически выходил из кабинета для того, чтобы ехать к государю.
— Тащите его сюда, — тут же бросив папку на стол, распорядился Ушаков.
Молодого человека втащили в кабинет и бросили на стул со связанными за спиной руками.
— И кто же ты, мил человек? — Ушаков сел за стол и принялся внимательно изучать его лицо.
— Василий Толстой мое имя, но больше я ничего не скажу. Я буду говорить только с государем.
— Как это так, не скажешь? — Ушаков в это время набросал записку Митьке о том, что задержится и, выйдя из-за стола, послал одного из гвардейцев в Лефортовский дворец. Сам же вернулся на свое место и снова посмотрел на Толстого. — Как это не скажешь? У нас все говорят, поверь мне.
— Можешь меня на кусочки разрезать, но я сказал свое слово. Дальше я буду говорить только с государем.
Ушаков потратил на него почти час, даже легкое физическое воздействие применил, но Толстой упорно молчал. Покачав головой, Андрей Иванович набросал еще одно письмо Дмитрию и отправил его с гвардейцем. Настроение, бывшее таким хорошим с утра, катастрофически портилось.
Глава 9
Княжна Черкасская вошла в комнату, за которой располагался кабинет государя Петра Алексеевича, и в растерянности остановилась. Место за большим столом, за которым сидел верный цербер государя Дмитрий Кузин было пусто. Дверь в кабинет плотно закрыта, а из-за нее раздавались приглушенные голоса, говорившие явно на повышенных тонах.
