потихоньку подгорает грубякинское исподнее. Отчётливо потянуло дымком.
Когда Зинка ворвалась на запах, нижние штаны Грибякина приобрели уже слегка почерневший вид.
— Вы почему за собой газ не выключили?! — взвизгнула Зинка, сдёргивая подштанники с верёвки. — Сожгли мне одежду! Да я на суд вам подам! За порчу имущества!
— Никто твою одежду не портил, — флегматично зевнул Петров и назидательно добавил, — а не надо над плитой вешать. Это прямое нарушение техники безопасности. Открытый огонь.
— А что нельзя было огонь прикрутить? — чуть стушевалась Зинка.
— Так ты не сказала, — пожал плечами Петров. — Кто тебя знает, бегаешь, орёшь весь день, может я сейчас газ выключу, так ты опять визг поднимешь, что штаны посушить не даю. Ну тебя в пень!
Зинка задумалась, судорожно подыскивая аргументы на отповедь, как внезапно на кухне появился новый персонаж.
И это была Элеонора Рудольфовна. Бывшая свекровь Лидочки.
Прямо как в песне поётся — то не сильная туча затучилася, а не сильные громы грянули, куде едет собака крымский царь. В общем, примерно как-то так.
Наткнувшись на меня взглядом, Элеонора Рудольфовна остолбенела. В буквальном смысле этого слова. Рядом старались не дышать Зинка и Петров, алчно впитывая подробности назревающего скандала.
А у меня, как назло, время уже поджимало.
— Добрый вечер, Элеонора Рудольфовна, — вежливо поздоровалась я и, воспользовавшись состоянием шока у граждан соседей, быстро поставила чайник на освободившуюся конфорку и вышла из кухни.
Отложим дебаты назавтра.
На курсы вождения я чуть не опоздала. Но успела.
Сейчас я примерно понимала, как чувствовала себя Светка, когда впервые пришла на секцию по футболу в Дом пионеров. Когда я вошла — шум и хохот мгновенно стихли. Десятки устремленных на меня любопытных взглядов, казалось, проникают под кожу, словно личинки носоглоточного овода. Так, что почти явственно ощущается зуд и отвратительное жжение. Я поёжилась.
— Добрый день, товарищи, — приветливо-нейтрально сказала я всем присутствующим и кивнула на свободное место возле хмурого парня, примерно лет тридцати. — Не занято?
Парень зыркнул на меня из-под кустистых бровей и что-то нечленораздельно то ли буркнул, то ли промычал.
Я не расслышала, но переспрашивать не хотелось. Уселась на свободный стул рядом. Если хозяин придёт — пересяду. Свободных мест было мало, кроме этого ещё одно возле окна (но там форточка была открыта и дуло), и первая парта сразу перед мастером-наставником свободна, но там я тоже не хотела, вдруг придётся списывать.
В общем, пока так.
И да, ученики в этом классе все были мужского пола. Кроме меня.
Кабинет, в котором мне предстояло заниматься вместе с этими парнями, представлял собой типичный образчик унылого образовательного пространства восьмидесятых: крашенные темно-зелёной масляной краской стены, стандартные парты, на стенах — плакаты с деталями автомобилей в разрезе, установленные по краям класса моторы и прочие автомобильные агрегаты устрашающего вида.
— Вы нам контрольную работу задавать будете? — чуть заискивающе сверкнул белозубой улыбкой сосед с задней парты. Разговоры, возобновившиеся, когда я села за парту, — стихли.
— Нет, — ответила я, — учиться с вами буду.
— В каком смысле учиться? — не понял парень. — Здесь же водительские курсы.
— Я знаю, — спокойно ответила я и достала из сумочки общую тетрадь в зелёной коленкоровой обложке.
Продолжить диалог нам помешал приход мастера-наставника. Очевидно, это был приглашённый преподаватель, который обучал строению автомобиля. Он уже был, видимо, оповещён о моём добровольном участии в «эксперименте», потому что кивнул мне и принялся рассказывать:
— Итак, продолжим занятие. Записывайте, — по кабинету прошелестел обречённый вздох, зашуршала бумага.
— На прошлом занятии мы с вами начали изучать топливный насос высокого давления. Сокращённо ТНВД. Пишем дальше: главная составляющая топливного насоса — плунжерная пара…
Я старательно писала, борясь с острым желанием взвыть. Материал был невероятно скучный, словно недосоленный омлет. Вдобавок ко всему в кабинете пахло машинным маслом, несвежими носками моих соседей, пополам с крепким потом (большинство ребят были после смены, и не все успели привести себя в порядок). Меня аж начало подташнивать от всего этого.
Тем временем мастер продолжил бубнить монотонным голосом, зачитывая с пожелтевших листов конспекта:
— Говоря простым языком, это длинный цилиндр и поршень, близко подогнанные друг под друга с очень маленьким зазором… поэтому, в случае поломки, меняется вся пара целиком...
Хотя зря я набирала на мастера. Да, он бубнил примерно половину урока, мы записывали теорию. Но затем он показал нам, как всё это происходит на стенде ТНВД.
Это называлось почему-то «настраивать зажигание». Мы все по очереди это делали, а потом запускали движок. И у меня тоже получилось!
Когда я ковыряла винт полной нагрузки насоса, сосед с задней парты, удостоверившись, что таки да, я действительно учусь, тихо спросил:
— А зачем?
— Что зачем? — так же тихо ответила я, продолжая аккуратно крутить какую-то деталь.
— Зачем тебе автодело?
— Машину водить буду, — пояснила я.
— Но женщины не водят машину, — удивился его сосед, усатый детина с лохматой причёской.
— А я буду!
— Они бы ещё обезьяну учить стали, — прошипел кто-то сзади, и все засмеялись.
Мда. Феодализм какой-то…
Очевидно, грёбанный Меркурий окончательно вышел из ретроградности, иначе никак не понятно, почему этот отвратительно неспокойный день, всё никак не желал закончиться.
В общем, я возвращалась домой, вся в мечтах о горячей ванной и теплой постельке, уже практически дошла до подъезда, когда на освещаемую от фонаря дорогу (время было почти пол-одиннадцатого вечера) упала тень.
Я аж вздрогнула.
Двор был безлюдным. В это время мои соседи ложились спать рано (и рано, увы, вставали). У меня сердце аж заколотилось от испуга. Но тут из кустов выскочила Лёля, обнюхала меня, приветливо помахала хвостиком и унеслась куда-то по своим делам.
Фух, вот это я испугалась (после нападения Горшкова, я как-то стала бояться всяких неожиданностей).
— Добрый вечер, Лидия, — послышался знакомый голос и на дорожку вышла моя соседка Нора Георгиевна. — Что это ты так поздно домой возвращаешься?
— Добрый вечер, — любезно ответила я, — на вечерних курсах была.
— А что за курсы? — полюбопытствовала соседка прокурорским голосом.
— Водительские, — вздохнула я, — после смерти мужа осталась машина. А мы сейчас будем в Малинках жить, мне на работу каждый день в пять утра неохота
