на каторгу. Так же пришлось пересмотреть условия сотрудничества с некоторыми партнерами, например в «Русском шоколаде» теперь мне принадлежала доля в 60% капитала, и господа Вольф и Беранже были чертовски рады тому,что проскочили мимо «казённого дома» а отделались только потерей денег.
С лестницы ведущей на облюбованную мной башенку, которая в общем-то была совсем не предназначена для посещений посторонних, поскольку венчала замковую церковь, послышались шаги. Я сделал большой глоток из откупоренной недавно бутылки шампанского — прямо из горла — и повернулся к визитеру. Из люка в полу показалась голова императора всероссийского, на лице которого застыло выражение искреннего недоумения. Мол как так получилось, что он подобно молодому пацану стал лазить по чердакам.
— В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой утром четырнадцатого числа восьмого месяца нисана в крытую колоннаду левого крыла дворца Ирода Великого вошел пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат, — неожиданно пришел на ум кусок из любимого в прошлой жизни произведения.
— Лучше бы руку подал, — проворчал брат, отряхивая ладони от пыли. Убирали здесь наверху отнюдь не каждый день. — И еще нисан — седьмой месяц, а не восьмой.
— Да? — Я удивленно приподнял бровь. Не замечал за императором таких познаний в древнееврейской истории.
— Да. А вообще красиво. Откуда цитата?
— Да так… Навеяло… Как там? — Я неопределенно мотнул головой, но Александр естественно понял вопрос.
— Рожает. В процессе. — Роды в это время все еще были делом сугубо женским, и о том, чтобы при этом присутствовал мужчина, не шло даже и речи. Брат неодобрительно посмотрел на бутылку в моих руках, — а ты тут пьешь в одиночку.
— А что еще остается делать?
— Ну да, твоя правда, — император протянул руку, взял бутылку и тоже сделал добрый глоток. — Фу, шипучая кислятина, как ты это пьешь?
В этой истории Заграничный поход не случился, русские войска не распробовали распространённое во Франции игристое вино и не привезли привычку его пить в Россию. Боюсь «Вдова Клико» в этот раз не станет такой популярной. Ну и ладно, глядишь советским шампанским обойдемся.
— Под правильное настроение вполне подходит, — я пожал плечами, и вновь облокотился на парапет. — Веселое, с пузырьками. Тем более повод есть.
— Ну ты не торопись, пусть сначала родит, потом будешь праздновать, — буркнул Александр, у которого рождение детей было больной темой. — Вот прочитай.
Я взял протянутый мне лист бумаги, который брат достал откуда-то из-за пазухи. Быстро пробежал текст глазами. Это был манифест о признании меня наследником в обход Константина. Дата стояла сегодняшняя.
— Если ты думаешь, что я буду прыгать от радости — нет, это не так, — я подумал секунду и добавил. — А Александра вообще предпочла бы находиться от власти как можно дальше.
— Знаю, — кивнул император, — и поэтому думаю, что ты станешь хорошим правителем.
— Понятно… И когда ты собираешься это опубликовать? — Учитывая ситуацию сложившуюся прошлый раз, у меня были все основания предполагать, что и здесь меня будет ждать какая-нибудь засада. И я не ошибся.
— Хотел попросить тебя… Пусть это будет тайной до моей смерти. Об этом документе знает несколько человек, которые при необходимости выступят свидетелями, а до того… Я бы хотел, чтобы всё осталось так как есть сейчас.
— Нет, — я повернулся к брату и посмотрел прямо ему в глаза. Александр выглядел уставшим. Хоть ему еще только-только исполнилось сорок, выглядел он заметно старше. Но сильнее всего императора выдавали глаза. Потухшие и какие-то безжизненные. Глядя в них можно было поверить, что этот человек к возможной своей смерти относится как к избавлению. — Мне такое не подходит. Во-первых, не рано ли ты заговорил о наследовании, еще лет двадцать ты вполне на троне просидеть можешь. А то и тридцать. А во-вторых, я против хранения сего манифеста тайным порядком. В случае… Хм… Твоей смерти, это может привести к смуте. Кто-то недалекий или наоборот излишне хитрый может начать кричать, о том, что я узурпирую власть, пойдет поднимать гвардию, как это уже было не раз и не два. Мне бы не хотелось начинать правление с подавления бунта.
— В этом есть резон, — помолчав немного согласился император. — А насчет еще двадцати лет на троне… Я просто не выдержу. Устал. Думаю, отречься в твою пользу, в конце концов пятнадцать лет я этот груз на себе выдержал, хватит.
Естественно, даже моих не слишком великих познаний в истории хватало, чтобы понять, что этот разговор рано или поздно случится. Слишком уж часто в книгах упоминалось желание Александра удалиться от дворцовой суеты, вот только я думал, что этот момент настанет лет на пять позже. Но видимо мои успехи на ниве коммерции и государственного управления натолкнули брата на мысль, что он может выйти на пенсию пораньше.
— Давай не будем суетиться, — возможность того, что я могу занять место императора уже завтра, меня откровенно напугала. Все же позиция великого князя давала огромные привилегии и при этом не налагала слишком уж большой ответственности. Брать на себя всю текучку управления государством означало похоронить десятки проектов, которые были еще только в планах. Очевидно, что у императора на это просто не хватит времени. Я немного подумал и выдал приемлемый, как мне показалось вариант. — Предлагаю, когда ты поймешь, что действительно не тянешь, не отрекаться полностью, а сделать меня соправителем. Такое уже было в истории России минимум два раза…
— Петр и Иван, — кивнул Александр. — А кто еще?
— Борис Годунов и его сын Федор.
— Сомнительные примеры, тебе не кажется?
— Ха, — не смог я сдержать смешка, — это да. Но мы попробуем все же сделать более удачно. Да и…
— Что?
— Ты просидел на троне семнадцать лет и хочешь отречься. Если ты сделаешь это сегодня… То мне придется мучиться минимум двадцать пять, пока я не смогу передать его сыну. Давай все же попробуем распределить эту ношу более справедливо.
— Хм… Не смотрел на этот вопрос с такой стороны, хорошо, я подумаю над твоим предложением. — Александр задумчиво потер переносицу. — На меня давят. Многим не нравится, то что мы делаем.
— То что я делаю? — Приподняв бровь уточнил я.
— Да, — кивнул крестный. — После попытки переворота проявлять недовольство открыто в основном боятся, но исподволь… Количество докладных, намекающих, что ты расшатываешь устои государства я уже устал считать. Слишком много ног ты успел оттоптать в свои неполные двадцать.
Это было действительно так, сколько желающих присоседиться к строительству той же железной дороги, которую мы с Демидовым пока вообще-то тянули на свои собственные деньги, пришлось — где мягко а где и грубо — отшить, я даже не берусь считать. Почему-то немалая часть вельмож в стране продолжала считать, что их участие в том или ином проекте будет для меня огромным счастьем. Причем, на мелочь всякую — типа тех же сахарных заводов или канцелярской мануфактуры — наши князья, генералы и министры не разменивались, сразу хотели влезть с ногами в что-то более серьезное.
— Ничего. Перетопчутся.
— Это не добавит тебе любви.
— Пусть ненавидят пока боятся, — ответил я удачно подвернувшейся цитатой, и на этом темя сама собой увяла. Александр после нескольких не слишком удачных попыток затянуть меня в круговорот жизни высшего света, от которого я сознательно дистанцировался, бросил это неблагодарное дело. Благо я уже сумел доказать брату, что все, чем я занимаюсь, идет в итоге на пользу стране и династии, и что на меня можно положиться, не слишком контролируя все подряд.
Мы вновь замолчали, только передавая друг другу бутылку шампанского. Она достаточно быстро показала дно.
— Граф Кэткарт вчера на аудиенцию напросился, — спустя несколько минут нарушил тишину брат.
— Что англичанам нужно?
— Мне передали ноту английского правительства насчет увеличения присутствия наших переселенцев в Мексике и на Тихом Океане.
— Не нравится лордам что мы начали более активную экспансию, хорошо.
— Хорошо?
— Если враги нас ругают, — выдал я известную фразу Сталина, — значит мы все делаем правильно.
— Это да… Кэткарт намекнул, что следующая партия переселенцев вполне может не доплыть до места назначения, исчезнув где-нибудь в Ла-Манше.
— Думаешь они готовы пойти на открытый конфликт? — Я удивленно вздернул брови. Мне казалось, что до тех пор, пока на троне в Париже сидит Наполеон Бонапарт, Лондон на открытую конфронтацию идти не станет.
Отношение между Россией и Великобританией все так же оставались крайне холодными, но тут островитяне попали в настоящий цугцванг. С одной стороны, они не могли себе
