вы успели прославиться как на поле боя, так и за его пределами, всегда оставаясь верной опорой трону и прекрасным примером для подражания. Кавалергарда век не долог, но оттого так сладок он! Виват!
Собравшиеся поддержали меня одобрительными возгласами и дружно опустошили бокалы. К сожалению, из всей песни про кавалергардов я смог вспомнить только две строчки — четыре если считать еще те две, где говорится, что не нужно обещать деве юной вечной любви, но они сами по себе с первыми двумя никак не сочетались — поэтому продекламировал только их. Впрочем, гвардейцы восприняли это как мимолётный экспромт и приняли его сугубо положительно.
Кавалергарды были, наверное, самым аристократичным полком русской гвардии, изначально здесь даже нижними чинами были дворяне. До 1805 года кавалергарды ни разу в сражениях не участвовали, а во время Аустерлица эти собранные в одном месте восторженные юноши толпой ринулись в самоубийственную атаку спасая попавших в окружение Семеновцев. Пехоту они спасли, но сами потеряли треть от списочного состава полка. Говорят — я тогда был маленький и в свете не вращался, — что потери кавалергардов впечатлили столицу чуть ли не больше чем само поражение под Аустерлицем. Очень многие женщины высшего света тогда облачились в черное…
Прием у кавалергардов затянулся далеко за полночь. Сашу естественно отправили спать раньше, а сами с женой решили остаться «до победного». Мы в очередной раз отбыли череду обязательных рождественских мероприятий и хотелось просто чуть-чуть отдохнуть душой и телом.
В этом плане начало девятнадцатого века было крайне интересным временем, когда император — а тем более великий князь — после тяжелого рабочего дня мог прыгнуть в карету и заехать в дом какого-нибудь своего подданного, дающего в тот вечер прием. И это даже не считалось каким-то экстраординарным случаем.
Я старался подобным не злоупотреблять по причине желания дожить до старости, но порой позволял себе расслабиться. Как показало дальнейшее развитие событий, 1824 год оказался достаточно сложным и не очень богатым на хорошие события. Впрочем, это совсем не мешало нам именно в тот вечер развлечься на полную.
В Марте 1824 году в Петербург прибыл полномочный посол Мексиканской республики, и, таким образом, Российская империя стала первым европейским государством установившим с бывшей Испанской колонией дипломатические отношения.
Казус заключался в том, что в середине прошлого года посла мы отправляли в Мексиканскую империю, но за прошедшие несколько месяцев императора горячие южные парни успели попятить, и теперь приходилось работать с тем, что есть. Как по мне, разница была не велика — республика, монархия, нам-то какое дело до их политического строя — однако спешно созванный по такому поводу Госсовет неожиданно постановил мексиканскую республику не признавать. Против высказались даже «мои», что меня изрядно удивило. Вот уж не ожидал от либерала в девичестве Сперанского такой искренней приверженности монархическим идеям.
— Господа! — Попытался я урезонить нарывающихся на дипломатический скандал членов госсовета, — мексиканцы согласны с условиями аренды Калифорнии, которые мы заключали с Фердинандом. Более того, за они готовы даже расширить арендуемую нами территорию до размеров всего штата Верхняя Калифорния за совершенно смешные деньги. Мексиканцы готовы покупать наше оружие и принять у себя военных специалистов. А еще через их территорию осуществляется транзит переселенцев в Русскую Америку. Не все ли равно республика у них или монархия? Вы действительно желаете получить войну на другом конце земного шара и потерять все преференции от наклевывающейся дружбы? Неужели у нас все более насущные проблемы уже решены?
— Было бы с кем воевать, ваше императорское высочество, — залихватски подкрутил свои гусарские усы военный министр. Кавалерийское, хуже того — гусарское, прошлое порой мешало Якову Петровичу думать более обстоятельно. Так сказать — стратегически.
— Тем не менее тысяч десять-пятнадцать штыков мексиканцы выставить вполне способны. А у нас в Калифорнии в лучшем случае пятнадцать тысяч русского населения вместе с детьми и бабами наберется, — кем вы там воевать собрались?
В зале совета повисла тишина. Совсем уж идиотов тут как не крути не водилось.
Понятное дело, никакой реальной способности навредить русским поселениям в Калифорнии мексиканцы не имели. Они просто не смогли бы туда дойти через горы и две тысячи километров слабозаселенных земель, а море в свою очередь полностью контролировалось русским флотом. Но вот какая мелочь — не малую часть продовольствия для более северных поселений, в том числе на Аляске, мы закупали именно у мексиканцев. Не то что бы без их зерна сразу настанет голод, но даже идиоту было понятно, что никаких выгод от войны с латиноамериканцами Российская империя получить просто не в состоянии. Ну и какой смысл тогда начинать?
— И все же не хорошо это, ваше императорское высочество, — покачал головой Голицын. — Без царя-то. Может предложим им кого-нибудь из своих, пускай даже не самодержавным… А с конституцией.
Последнее слово обер-прокурор священного Синода разве что не выплюнул.
— Ну нет, — об истории Мексики я знал мало, но то, что где-то в середине века они какого-то назначенного из Европы императора из немцев прибить не побоялись, помнил. Не хватало еще, чтобы на этот раз жертвой стал кто-то из Романовых. — В незнакомую страну на другой конец мира, где мы даже помочь, если что, не сможем. Спасибо не надо.
— Так что, — удивляясь собственным словам вздернул брови вверх Сперанский, — получается будем признавать республику?
— Париж стоит мессы, господа, Париж стоит мессы.
В начале 1824 года на рынок были выброшены экспериментальные керосиновые лампы. Доставка нефти из Баку была худо-бедно налажена, а значит пришла пора переходить от свечей на новый технологический уровень.
На самом деле, похожие по принципу работы масляные лампы тут уже существовали не одну сотню лет, благо с точки зрения теории в простой лампадке с воткнутым в нее фитилём нет ничего сложного. Я же видел перспективу именно в более сложных конструкциях, где и фитиль можно было поправлять, не залезая внутрь пальцами, и топливо для лучшего горения заранее подогревалось.
Изначально я даже хотел применить технологию с подкачкой воздуха, но тогда цена лампы становилась совсем неприличной, и всякий коммерческий смысл такого предприятия терялся начисто.
Над конструкцией ламп работали очень долго. Больше трех лет. Это был, возможно, первый одновременно потенциально массовый — я оценивал европейский рынок такой продукции в сотни тысяч штук — и с другой стороны достаточно сложный товар.
Мое требование заключалось в максимальном использовании штамповки — в первую очередь для изготовления керосиновой емкости, — простой токарки и минимизации сложных трудоемких процессов, требующих большого количества ручного высококвалифицированного труда.
Были разработаны и изготовлены лекала и шаблоны буквально под каждую запчасть, расписана достаточно подробная технологическая карта, описывающая пошагово процесс изготовления каждой детали.
Керосиновые лампы стали первым в истории товаром при изготовлении которого использовался конвейерный метод производства. Не в смысле использования самой конвейерной ленты, это было просто не нужно, а плане идеологии. Мы наняли полторы сотни хоть как-то обученных — ну или просто сообразительных на вид, поскольку нужного количества рабочих не нашлось даже в столице — парней и девушек, и выдали каждому очень узкую технологическую операцию. Так чтобы ошибиться было действительно сложно.
Вместо покраски требующих защиты от коррозии деталей, которая не вписывалась по времени в техпроцесс использовали гальваническое омеднение. Да, каждую отдельную деталь покрасить вроде как быстрее, но если считать большими партиями, то тут омеднение явно выигрывало. Плюс получалось более красиво и аккуратно.
А сколько мы намудохались с топливом. Это только в теории все просто: налил нефть в перегоночный куб и собирай текущий керосин. Хрена с два! Сначала пришлось изобретать фильтры, потому что даже в перегнанном топливе обнаружились мелкие части сажи, забивающие капилляры горелки.
Потом вылезла проблема с неиспользуемыми нефтяными остатками. Ладно ацетон можно было продать в качестве растворителя, может его в эти времена нужно было не так уж много, но хотя бы область его применения была очевидна. А что делать с бензином, дизелем и мазутом? Самого керосина то из нефти получается около десяти процентов, куда девать остальное? В реку сливать, как тут же предложили кое какие несознательные личности, за что получили суровый начальственный втык с занесением в грудную клетку?
Проще всего оказалось с мазутом. Его можно было использовать как
