руки, после чего запечатлел на лбу каждого братский поцелуй. Новообращенные стояли с неподвижными лицами, словно бы не замечая Дона Алессандра и его действий, и тем более зрителей на берегу.
Когда они снова вышли на берег, один из придворных даймё сказал, что они свободны и могут отправляться по домам.
— Но прежде чем вы уйдёте, — сказал он, — вы должны еще раз запомнить, как должен вести себя христианин. Ибо те, кто принадлежит новому богу, должны соблюдать заповеди, о которых вам рассказал Каннуси-сан! Ясно? А также почитать дайме и его вассалов — так заповедал сам Иисус!
Затем нам была коротко рассказана притча про «кесарю кесарево, а богу богово». Я даже подивился, как придворный хорошо подкован в христианском вероучении.
Народ уже потянулся прочь в город, как один из новообращенных — щуплый, плешивый мужичок снял с себя крестик, бросил его в песок. После чего достал из-за пазухи кимоно маленькую оберег-фигурку, надел на шею.
Дайме Оттомо увидел это, крикнул:
— Взять его!
Самураи бросились в толпу, расталкивая людей. Плешивого схватили, выволокли вперед.
Тут же последовал новый приказ:
— Со всей семьей!
Плешивый закричал, извиваясь в руках самураев:
— Поглядите на меня. — кричал он, — Вас всех, этот мерзкий гайдзин смог обмануть своей хитростью! Новый бог! Зачем он нам, если у нас есть свои боги?!?
— Святотатство! — задохнулся от возмущения дон Алессандро.
— Казнить дурака — дайме взмахнул веером, плешивого подтащили к лошади князя, поставили на колени — И всю его семью
— Отомо-сама! Детей. Детей пощадите!!
У меня защемило сердце, появилась слабость в ногах. А самураи уже тащили растрепанную женщину, которая выла от ужаса и двух детей — мальчика лет десяти и совсем маленькую девочку.
— Прошу! Умоляю!!
Плешивый продолжал извиваться перед лошадью дайме, но тот самый придворный, что рассказывал про «кесарю кесарево» уже заносил меч. Вжих. Одна голова покатилась по песку. Вжих, вторая!
— Остановитесь! — по-русски закричал я, раздвигая толпу руками — Не трогайте детей!!
На меня тут же навалились португальские пикинеры.
Вжих! Еще одна голова мальчика на песке. Все это под крики девочки и полное молчание всех окружающих. Все встали на колени, замерли в поклоне… Я закрыл глаза, зажмурился, что было сил. Смотреть, как убивают последнего ребенка сил не было.
* * *
Головы казнённых насадили на колья, что во множестве стояли в порту у причала. На них тут же стервятниками слетелись чайки. Я стоял в полном оцепенении, вглядываясь в лица детей, что буквально две минуты назад были ещё живы. Внезапно моё предплечье обожгло ударом линька. Я вздрогнул, Педро — гнусно улыбаясь показывал мне на колья рукой. Второй «перерезал» себе горло:
— Olha, o macaco é para ti!
Ясно. Голова «макаки» тоже когда-то будет на одном из этих кольев.
Забрало у меня упало окончательно. Стоящие рядом пикинеры и ахнуть не успели, как я взял козлину за горло, повалил подножкой на землю и принялся душить.
— Macaco merda!! — раздались крики. Потом в голове у меня взорвалась граната и свет погас.
Очнулся я уже ночью со связанными руками в какой-то халупе. Судя по плеску волн, запаху и звукам — всё ещё в порту. Понятно. Связать связали, а тащить меня здорового куда-то далеко — дураков нет. Медленно-медленно я подвел под себя ноги. Пошевелил кистями рук. Во всяком случае, пальцами я владел, кисти чувствовал. Еще минуты три подводил ноги, садился, судорожно вслушиваясь. Никто не обращал на меня внимания, все было тихо.
Я встал, сделал пару шагов. Ноги затекли, но идти, в общем, получалось. Возле порога было светлее, и я увидел, что именно валяется на полу. Встал на колени, прилег набок, захватил связанными руками кинжал — танто. Видимо выкатился во время того, как меня затаскивали, а в темноте никто внимания не обратил. Я лег набок, стал перехватывать руками лезвие. Раза три задел клинком по рукам. Боли не было — так, какое-то царапанье. Но я понимал, что могу сильно пораниться и вскрыть себе вены. А «вскрываться» я совсем не хотел — надо кое с кем посчитаться.
Трудно сказать, сколько времени прошло, пока я смог разрезать путы. Три минуты? Пять? Кинжал был как бритва, и времени ушло немного. Гораздо больше времени ушло на то, чтобы руки начали работать. Стараясь не кричать от боли, я много раз сжимал и разжимал кулаки, напрягал бицепсы, сгибал руки в локтях, делал махи — все это в тесном пространстве. Не меньше получаса ушло на то, чтобы руки заработали, пусть с ломотой в мышцах, с горящей кожей, с распухшими кистями. На них и правда было несколько порезов, но не сильных — почти сразу кровь остановилась.
Просунув танто между дверью и притолокою, я подцепил простенький засов, сбросил его на песок. Подождал. Нет, все тихо. Осторожно открыл дверь, вгляделся в туман, который пришел с моря. Слабо горело два костра впереди, слышался плеск волн.
Я лег на землю, пополз вперед к левому костру. Тут было пусто, дрова уже почти догорали. Пощупал короба, что были сложены рядом с костровищем. О, мой! «Модернизированный». Мешочки с рисом, вяленая рыба в бумаге, еще какая-то снедь. Отлично! То, что нужно.
Начал аккуратно ползти в сторону второго костра. Там тихо переговариваясь и передавая друг другу фляжку сидели двое. Я замер прислушиваясь. Португальцы!
Теоретически я знал, что делать. Дядя Серёжа, папин сослуживец, как то сидя у нас в гостях и выпив коньяка больше обычного, подробно объяснил и показал как правильно. Кинжал превосходно лег мне в полусогнутую, расслабленно опущенную руку, удобно опираясь на кость. Неопытные люди, стискивают нож, охватывают рукоятку. Я же держал нож расслабленно, почти как врачи держат шприц.
Вдох, выдох, рывок. Первый удар в спину под лопатку левому португальцу. И тут же дернуть на себя, схватить второго за волосы, кинжалом ему в шею. На, на! И каков сюрприз! Правый оказался моим местным фанатом. Педро-педрила. Господи, спасибо! Получи еще! Левый молча повалился прямо лицом вперед. Боцман же попытался встать на ноги, зажимая руками раны на шее. Ему на грудь и плечи била темная, почти черная кровь и с нею уходила жизнь.
Педро все-таки смог встать, замер в странной, напряженной позе, мучительно и дико раскрыв рот. «Сейчас заорет», — в панике подумал я. Но боцман уже не мог кричать. Он сделал еще шаг назад, опять споткнулся и стал падать навзничь. Его ноги
