Узнав о поражении войск Леггорна, премьер-министр объявил об эвакуации столицы и вечером 19 декабря покинул город специальным поездом идущий на Рединг. Оборона столицы была возложена Ллойд Джорджем на генерала Фрома, прибывшего с подкреплением из Кардифа. Фром сразу объявил газетчикам, что намерен защищать Лондон до конца и в том, что это не пустые слова, все быстро убедились. На улицах города спешно возводились баррикады, создавались пулеметные гнезда. Ставшие ненужными пушки противовоздушной обороны, снимались с позиций и направлялись в южную часть Лондона, где выкатывались на прямую наводку. Паники и растерянности не было среди защитников английской столицы, занимавшие улицы и площади города войск готовились драться за каждый дом, за каждый метр.
Напрасно прождав весь день прибытия свежих частей, вечером 21 декабря, фон Хорн запросил Гинденбурга о своих дальнейших действиях и получил, лаконичный приказ: «Наступать». Эта директива Вильгельма не сильно взбодрила старого вояку. Потери войск его группировки от прежних боёв были довольно ощутимыми, боезапасов хватало на один хороший бой, при полном отсутствии поддержки, как с моря, так и с воздуха. Корабли Кайзерлихе Марине не могли оказать помощь фон Хорну из-за прибрежного мелководья, а орлы генерала Берга были полностью выключены из игры. Дирижабль «Аннхен» ещё не был отремонтирован от недавно полученных повреждений при последнем налете, а «Лотхен» по личному распоряжению кайзера готовился к секретной миссии. Причины, же породившие эту миссию, находились далеко на юге от сражающейся Европы и носили громкое имя Гибралтар.
Получив согласие британцев о передаче этого порта Испании в обмен на наступление против Людендорфа, под давлением Духонина Корнилов согласился отправить к Гибралтару несколько кораблей, для ускорения этого процесса.
Колчак незамедлительно выполнил приказ Ставки и отправил стоящий на Мальте отряд вице-адмирала Евгения Беренса, состоявшего из двух линейных крейсеров «Измаил» и «Кинбурн», линкора «Александр III», а так же отряда гидропланов и эсминцев прикрытия.
На траверс Гибралтара отряд Беренса вышел утром 18 декабря, выслав вперед, гидроплан разведчик. Вскоре пилот сообщил адмиралу, что в порту Гибралтара находятся два больших корабля, в которых моряк наблюдатель, специально отправленный вместе с пилотом, опознал два британских линкора «Бэлуорк» и «Дункан». Оставшись одни после ухода главных сил флота в Англию, они уже не были той грозной силой способной привести врагов в трепет, но полностью списывать англичан со счетов адмирал Беренс не собирался.
Едва только были получены данные воздушной разведки, как Беренс, немедленно по радио направил в Гибралтар ультиматум с требованием спустить британский флаг и позволить войти в город испанским войскам генерала де Мола. К этому времени, они уже должны были подойти к Гибралтару с суши. На принятие решения адмирал дал англичанам три часа, после чего расценивал все их действия как недружественные, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Сразу после получения ультиматума Беренса, в эфире начался интенсивный обмен посланиями между Лондоном, Мадридом и Берлином, где в этот момент находился Корнилов. Напрасно британцы пытались убедить Корнилова проявить терпение в решении вопроса об испанской скале. «Мы оставим её, но не сейчас. Потерпите немного, войдите в наше положение. Это не простой вопрос, есть свои сложности и особенности» - так можно было трактовать послания британцев, непрерывным потоком поступавших Корнилову. Однако Верховный правитель был непоколебим; он твердо обещал продолжить наступление за Эльбу в самое ближайшее время, и теперь намеревался получить Гибралтар, вернее исполнить дружескую просьбу испанского монарха.
Мадрид был так же тверд и непоколебим, ко всем призывам британцев решить вопрос о Гибралтаре мирным путем, в самое ближайшее время. Лишившись статуса великой державы, испанский король двумя руками и ногами ухватился за предложение России вернуть Бурбонам давно утраченную территорию. При этом русские были готовы сделать за испанцев всю грязную работу, а взамен просила лишь разрешение на стоянку в порту, полностью признавая испанский суверенитет над Гибралтаром.
Так прошло время, отведенное русским адмиралом для приятия решения, а туманный Альбион так и не давал внятного ответа. Напрасно капитаны британских линкоров ждали четкого и ясного ответа из адмиралтейства. Вместо этого им было предписано действовать по обстоятельствам и при этом не опозорить честь британского флага.
Что означали эти слова, наверно до конца не знали сами составители этого послания. Скорее всего, Форин Офис посчитал, что русские не посмеют применить оружие против своего союзника, пока тот не назвал окончательную дату оставления им Гибралтара. Так это или нет неизвестно, но другого послания в Гибралтар отправлено не было и командиры британских линкоров, с трепетом в душе наблюдали за маневрами русских кораблей. Возможно, они бы рискнули противостоять отряду Беренса в открытом бою, но в распоряжении русского адмирала имелись торпедоносцы, которых уже успели окрестить «убийцами линкоров».
Склянки, пробитые на флагманском корабле «Александр III» известили адмирала Беренса об истечении отпущенного им британцами времени, однако адмирал не спешил предпринимать активные действия. Ещё целый час русские корабли мирно курсировали вблизи Гибралтара в надежде, что британцы спустят флаг и сдадутся испанцам, но все ожидания Евгения Беренса оказались тщетными. Гибралтар молчал, ощетинившись дулами пушек линкоров.
Возможно, прояви Беренс выдержку, как сделал это его брат при захвате Киля, и Гибралтар так же сдался без боя, как до этого сдалась ему Мальта. Однако Евгений в отличие от брата был более экспрессивный человек, предпочитая больше действовать, чем выжидать. К тому же свою роль сыграл и генерал Мола, отправивший Беренсу запрос, как долго его войскам стоять в ожидании капитуляции крепости. Эта телеграмма была расценена Беренсом как укор его флотоводческим способностям, и он решил действовать.
Корабли пришли в движение, но русский адмирал не торопился обнажать свой огненный меч. Зная боязнь британцев перед торпедоносцами, он отправил к линкорам два самолета, чьей вид должен был подтолкнуть к действию несговорчивого партнера.
Медленно и величаво приближались русские самолеты к британским линкорам застывших в бухте Гибралтара. Строго следуя приказу Беренса, они не ложились на боевой курс, дабы не провоцировать британцев к открытию огня, а неторопливо выписывали повороты, при этом ненавязчиво демонстрируя наблюдателям своё вооружение. Желая устрашить англичан, адмирал приказал вооружить бипланы мощной кумулятивной торпедой.
Так прошло десять, пятнадцать минут и пилоты уже собирались отводить свои грозные машины от линкоров, когда с палубы «Бэлуорка» раздались пулеметная очередь. Что послужило причиной к открытию огня так и осталось тайной, возможно у британского стрелка сдали нервы или он случайно нажал на гашетку пулемета. Так это или нет, но очередь из кормового пулемета била точно по пилоту биплана, только собиравшегося пролететь вдоль борта линкора.
За штурвалом торпедоносца находился молодой подпоручик Гришковец ещё не успевший принять участие в боевых действиях, и этот вылет был его боевым крещением. Трудно представить, что творилось в его молодой душе, когда из пробитой пулеметной очередью груди хлынула кровь. Трудно, да и нет в этом необходимости, ибо в оставшиеся в его жизни мгновения молодой пилот совершил подвиг. Получив смертельное ранение, он нашел в себе силы развернуть свой самолет и направить его на британский линкор.
Сделано это было неуклюже и коряво, как будто самолетом управлял зеленый новичок, но все же торпедоносец начал сближение со своим обидчиком. Как только стало ясно, что самолет Гришковца собрался атаковать «Бэлуорк», на его борту моментально ожили все четыре корабельных пулемета. Огненный град обрушили британцы на биплан, косо идущий на корабль, отчаянно пытаясь спасти свои жизни.
Пулеметные очереди нещадно хлестали по крыльям и обшивке самолета, перебивали маслопроводы, крушили растяжки и стойки. В мгновения ока гидроплан приобрел жалкий вид, но это не сбило его с пути и не позволило врагу уйти от заслуженного возмездия.
Огромный столб дыма и пламени взметнулся на «Бэлуорке» в районе носовой башни, куда врезался подбитый торпедоносец. Взорвался сам самолет, а так же детонировала торпеда, так и не сброшенная летчиком. По счастливому стечению обстоятельств не детонировал носовой артиллерийский погреб линкора, но полученные им повреждения были ужасными.
От взрыва носовая башня сильно накренилась вперед, чуть было не уперевшись своими мощными стволами в палубу. В правом борту линкора образовалась огромная дыра, через которую из безжалостно искореженных взрывом внутренностей корабля вырывались языки пожара. Стоны раненых их крики о спасении и окровавленные тела погибших матросов дополняли эту ужасную картину.
