Первый секретарь обкома лишь добавлял Ненашеву проблем.
В одном из сейфов хранится полный список «восточников» с адресами, должностями, перечнем домочадцев. Рядом, в несгораемом шкафу – учётные карточки коммунистов, состоящих в партийной организации города. Утром 22 июня эти документы оказались в руках немцев. Ключи, которых должно было быть не меньше трёх комплектов, искали полтора часа. Никто не подумал ни о канистре с бензином, ни о толовой шашке или гранате!
А те учтённые в карточках люди сидели по подвалам, терпеливо ожидая, когда Красная армия могучим ударом опрокинет врага и прекратит беспорядки на улицах. Там «восточников» не просто били и грабили, а и убивали местные.
Но вместо долгожданных красноармейцев пришли немцы и спустя четыре дня в окрестностях города начались расстрелы.
Как ни странно, послушный и совсем не инициативный товарищ Теплицын находился на своём месте. Лозунг «Берите суверенитета, сколько сможете проглотить» начал решительно сдавать позиции после 1937 года. Как нужны стране исполнители, хорошо вписавшиеся во властную вертикаль!
Насчёт лозунга Панов не шутил. Традиция, понимаешь!
Во имя первого секретаря Свердловской партийной организации устраивали демонстрации. Товарищ Кабанов сказал, товарищ Кабанов выразил желание. Товарищ Кабанов гневался, остался недовольным… В местных конторах висел его портрет в обнимку с лидером страны, НКВД регулярно дегустировал компот, распиваемый вечерами в кабинетах областного руководства. А милиция… Что милиция? Она во все времена старательно козыряла вслед начальству.
Ну что, съёрничал? Панов вздохнул и задумчиво наморщил нос. Да нет, так было и у них! Вечные грабли: мы не пашем, не сеем, не строим, лишь гордимся общественным строем.
Глава 24,
или «Панику прекратить!»
19 июня 1941 года, четверг
Капитан Елизаров закрыл за собой дверцу автомобиля и помог выйти из эмки старшим командирам. Ритуальный танец пограничник повторял по два раза на каждой остановке, демонстрируя, как глубоко он уважает прибывшее начальство. На заднем сиденье машины, отгородившись друг от друга портфелями, разместились два генерал-лейтенанта.
Если самый главный пограничник Белоруссии Баданов, разминаясь после поездки, казался невозмутимым, то Колосов, начальник Главного управления погранвойск, досадливо смотрел на запылённые сапоги.
Разведчик вспомнил последний разговор с артиллеристом. Максим откровенно рассказал тогда пограничнику про методику непрямых действий. Если коротко: нет ничего хуже, чем атаковать в лоб, если хорошо просчитанный манёвр мог превратить даже врага в невольного союзника.
Елизаров, работая в разведке, сам многое знал, но впервые услышал, как практику можно свести в единую теорию. Он оценил, как переиграл его Ненашев. Очень хорошо, что просветил, иначе не может быть между ними дружбы.
А теперь Михаил проверял, как работает эта система.
Елизаров послал докладную генералу в Минск. Он имел право «прыгнуть» через голову начальника, если добыты сведения исключительной важности, но делать так следовало аккуратно. Не любят и не простят, особенно если сор вынесли из их избы.
Колосов поморщился. Проклятое жаркое лето. Даже здесь, у входа в штаб, где солнечные лучи едва пробивались сквозь тень, земля ощутимо нагрелась, но после спёртого воздуха машины дышалось чуть-чуть легче.
Тяжёлая дорога. Немилосердно трясёт на выбоинах и тошнит от запаха бензина. Окна открывать бесполезно: салон тут же забивался пылью, отвратительно хрустевшей на зубах. Вокруг поблёкшая зелень, земля словно сухой песок и парящие под солнцем болота. Лишь в одном месте блеснула небольшая водная гладь. Но не пройти – грубо поставленную запруду охраняли военные.
Прибыв в Брест днём, комиссия сразу направилась в штаб погранотряда. Внезапный налёт удался. Начальник штаба обедал дома, а майор Ковалёв находился в пятидневном краткосрочном отпуске, решая неотложные семейные дела. Отвезёт внезапно заболевшую дочку к жене – и сразу обратно.
«Как предусмотрительно, – подумал Колосов, – запрет семьям не покидать границу ещё не действовал. Указание не поддаваться панике и ждать особых указаний получено совсем недавно. А отпустил его Баданов».
Высокий гость приказал никого не вызывать. Решил обойтись теми, кто есть. Прибывшие с ним люди поработают с документами, а он желает лично ознакомиться с ситуацией. Хотя выводы у комиссии давно сделаны, но всё же стоило поколесить по дорогам и лично побывать на участках, откуда поступали «панические сообщения».
Елизарова посадили вперёд, показывать дорогу. Разведчик «внезапно» оказался самым старшим по должности в этом кирпичном двухэтажном особняке на улице имени Карла Маркса.
Две эмки сначала шелестели колёсами по мощённым плиткой улицам Бреста. Потом, вздымая дорожную пыль, направились инспектировать три ближайшие заставы к югу от города[86].
Подъезжая к первой в фольварке Пельчицы, что в километре от южного острова крепости, машины обогнали несколько тяжелогружёных двуколок, везущих ящики с боеприпасами и четыре станковых пулемёта. Их очертания хорошо угадывались под брезентом, оберегающим «Максимы» от дорожной пыли. Фуражки пограничники сдвинули на затылок, спины возничих мокры от пота.
Если Баданов спокойно посмотрел на груз телег, то Колосов несколько раз озадаченно оглянулся. Ситуация из Москвы выглядела кардинально иной. Бодрые и уверенные доклады, что шли с западной границы, казались откровенной отпиской. Лишь бы усидеть начальникам отрядов на хлебном месте. Но он же сам отдал команду прекратить любое паникёрство!
Колосов нервно заерзал, чувствуя двойственность в сложившейся ситуации. А что, если?… Нет, не может быть никогда. Есть же Народный комиссариат иностранных дел, Разведупр РККА и, наконец, внешняя разведка НКГБ. Там товарищи не спят, и случись что, предупреждение обязательно поступит вовремя. Колосов, забываясь, открыл окно и немедленно был наказан за оплошность. Сухой ветер задул пыль с дороги, запорошил глаза и мучительно заставил кашлять.
Генерал-лейтенант из Москвы не видел, как посторонился, пропуская начальство, стрелковый батальон, возвращавшийся с рытья окопов. Иначе почему у них так много шанцевого инструмента? Но люди были в полном снаряжении, с касками, и оружие с собой несли, несмотря на то что ткань под ремнями мокра от пота. У многих под пилотками виднелись смоченные водой полотенца.
Тяжело идут, но тащат на себе ротные миномёты и пулемёты ДП. За ними четыре полковые пушки, гужевый транспорт с «Максимами» и знакомыми ящиками. Замыкала колонну телега, на которой лежали два тела. Фельдшер суетился рядом, пристраивая одному из бойцов на затылок белое полотенце. Тепловой удар.
