Отдельное внимание уделили формированию танковой группы, которую возглавил капитан Васильев. Туда вошла вся техника, которая имела хоть какое-то сносное бронирование и средства борьбы с танками противника. Вид потрепанного, растерявшего почти все элементы динамической защиты, но не побежденного Т-64 вселял уверенность, что и сегодня немцам придется несладко, к нему в компанию определили БМП-1, БМП-2 и трофейную немецкую 'троечку' к которой прижился Шестаков со своими людьми.
Устали все, людям нужен был обязательно отдых. Поэтому все прекрасно понимали, что надо дождаться темноты и уходить. Никто не заикался о том, чтобы бросить бывших военнопленных и уйти в свое время, и я был рад, что не ошибся в своем выборе. Действительно подбиралась команда единомышленников и уже после всего, вряд ли кто-то из них захочет вернуться к Черненко. Именно этого я и добивался, из разрозненной группы, обездоленных и потерявших надежду осколков старого мира, произошло перерождение и теперь рядом со мной воевали уверенные в себе и своем деле люди, пережившие подлость, продажность нашего мира, страшную войну, когда все рушилось, отбросили все это как ненужную шелуху. Я их прекрасно понимал, такое же чувство испытал тогда, под Могилевом, когда ходил в атаку и забрасывал немцев бутылками с зажигательной смесью.
В бое наступила короткая пауза, и грохот вражеской артиллерии затих. Я примостился в окопе, выкопанном руками бывших военнопленных, и осматривал нашу линию обороны, хотя мысли постоянно перескакивали на окружающую нас природу.
'Вот и октябрь заканчивается. Середина осени, а все еще так тепло, днем наверно градусов пятнадцать-двадцать было, лес вон почти весь осыпался, красиво… Вытащить бы сюда моего Славку со Светланой, да побегать в саду, воздух здесь как чистый кислород, не надышишься', - как-то неожиданно пришла мысль, 'Ведь, кажется, совсем недавно в конце июня мы ввязались во все это, а уже октябрь. Столько всего произошло, приобрел новых друзей, с которыми реально уже и в разведку ходил, и под пулями бегал. А ведь уже сколько раз мог бы и погибнуть. Все-таки отмолила Светка меня перед богом, не будет же на пустом месте такого везения, сколько народа вокруг погибло'.
Мысли перешли на Артемьева, который со своими людьми ушел в леса и готовился устраивать диверсии на дорогах. Трудно ему будет. Листва на деревьях почти осыпалась и такой вольготной жизни, как летом у него не будет, да и немцы наверняка попытаются так же небольшими группами прорываться к узлам обороны. Правильно Левченко сделал, что расставил несколько секретов с пулеметами.
Опять задумался о перипетиях судьбы, рассматривая бойцов, которые рядом со мной сидели в окопе и покуривали трофейные немецкие папиросы. Неприятный дым дешевого табака немного раздражал меня, но в среде, где все курят, трудно быть некурящим, пришлось научиться терпеть. Да и тут была другая ситуация, может для некоторых из них это последняя папироса. Пожилой майор с сединой на висках и с малиновыми петлицами, и искоса поглядывал на меня, пытаясь скрыть свой интерес. Я устало повернул к нему голову.
— Вы что-то хотели спросить?
Он замялся, с некоторой поспешностью и стыдом запахнул разорванную на груди гимнастерку, но пересилив себя, заговорил, но нормально и без подобострастия. Здесь в окопах все равны перед пулей.
— Товарищ майор государственной безопасности, хоть сейчас можете рассказать, что нас ожидает и зачем это все?
Несколько сидящих тут же бойцов замолчали, внимательно прислушиваясь к нашему разговору, ведь все время пока они с нами общались, от людей в камуфляжах они слышали только команды, а поговорить по душам так и не получалось.
— Как вас зовут?
— Майор Зинин.
— Имя, отчество.
— Александр Матвеевич.
Я не стал что-то строить из себя. Поэтому просто стал рассказывать.
— Так вот, Александр Матвеевич, сейчас против нас тут действуют две пехотные дивизии 6-й полевой армии Вермахта. Эти дивизии сняты с фронта и для усиления к ним перебрасывают танковый батальон. Как военный человек, вы должны понять, что значит из порядков наступающей армии отвлекать такие силы.
Он понимающе кивнул головой. Сидящий рядом с ним долговязый капитан коротко бросил.
— Киев?
— Он самый. Сами судите. Станцию, с которой снабжалась почти вся армия, разгромили, аэродром фронтовой авиации сожгли, частям 29-го армейского корпуса по голове надавали. Кучу сил на себя отвлекли, даже если мы сейчас все тут погибнем, не сделав ни одного выстрела, то помощь фронту мы оказали. Не знаю как вы, а я умирать пока не собираюсь и в мои планы входит побывать на Красной площади и на годовщину Революции да и на Первое мая тоже.
— А мы как же? — задал вопрос угрюмый старшина с безобразным рваным шрамом на щеке.
Я устало вздохнул. Опять потер глаза.
— Мы с вами воюем уже пару дней, скажите, я вас гнал грудью на пулеметы или тупо подставлял под артиллерийский огонь?
Ответом была тишина.
— Неужели вы думаете, что в будущем мы вас просто так бросим на убой? Я не политрук и собраний устраивать не собираюсь, людей судят по делам. Думайте, голова вам дана не просто как держалка для ушей.
Народ заулыбался от нехитрой и туповатой шутки.
— Товарищ майор, а что у вас за оружие интересное и танки, таких я никогда не видел.
— Майор, а вам не кажется что для советского командира, побывавшего в плену у врага вы задаете много и весьма неприятных вопросов?
Он сразу побледнел, вспомнил, что перед ним сотрудник органов государственной безопасности.
— Я таких танков не видел никогда…Вот интересно когда такая техника в войсках появится.
— Да вы наоборот должны радоваться, что у нас в армии есть такая техника и главное люди, которые умеют ей так управлять и наносить противнику такой вред.
Чтоб подсластить пилюлю и дать людям надежду, решил чуть-чуть сгладить ситуацию.
— Ничего, скоро такие начнут в армию поступать. Это опытные образцы, новое поколение бронетанковой техники. Не завидую я вам, как прорвемся к своим, так столько придется подписок давать, о не разглашении обстоятельств этого рейда. Скорее всего, распишут, как вы подняли восстание во время авианалета на станцию, захватили оружие и били немцев. Нас здесь официально не было.
До людей стал доходить смысл сказанного. Некоторые заулыбались, поняв намек, что никто никого бросать не собирается и будем прорываться к обороняющимся у Киева частям Красной Армии.
Раздался противный свист и прямо перед нашими позициями встал фонтан взрыва тяжелого гаубичного снаряда. Все, кто сидел рядом синхронно втянули головы в плечи. И по взглядам повоевавших людей, можно было прочесть 'Все, началось'. Как бы в подтверждение этого, по нам замолотили несколько батарей, и позиции сводной бригады заволокло дымом и пылью от многочисленных разрывов.
