Но была ли армия пропитана ненавистью к офицерству? Об этом можно спросить японских врачей, которые не нашли другого способа спасти ногу пленного русского офицера от ампутации, как только прирастить кусок живого мяса. Вызвалось двадцать человек, а выбор пал на Ивана Кантова: тот позволил вырезать у себя кусок мяса с ноги без снотворного и обезболивающего…
Грянула русско-японская…Больной, с порванными связками, Деникин подает рапорт с просьбой отправить его на фронт. В первый раз штаб округа отказал, сославшись на отсутствие указаний свыше. Во второй раз спросили, владеет ли Антон Иванович английским языком. "Английского языка не знаю, но драться буду не хуже знающих". Молчание. Наконец, начальник Деникина отправил частную телеграмму в Главный штаб - и Антон Иванович наконец-то отправляется в Заамурский округ пограничной стражи.
Ехать Деникину довелось в одном поезде с адмиралом Макаровым, который запомнился капитану характерной русской внешностью, окладистой бородой, светившимися добротой и умом глазами, верой в победу и русского солдата. Вторым именитым спутником оказался генерал Ренненкампф, который стал известен благодаря Китайскому походу. Молниеносным броском к Гирину, второму по размеру и населению городу Манчжурии, всего с тысячей казаков и маленькой батареей, он заставил китайский гарнизон сложить оружие и раскрыть ворота крепости. Было невероятно смешно смотреть на горстку казаков, окруженную со всех сторон пленными китайцами. Здесь же корреспондентом от "Русского инвалида", официальной газеты военного министерства, ехал подъесаул Краснов, будущий командир корпуса, воевавшего с большевиками под Петроградом, донской атаман, а позже - ярый сторонник Германии, чьи произведения стали любимым чтивом верхов нацистского руководства…
Роковой поезд. Адмирал Макаров и практически весь его штаб погибли, генерал Ренненкампф оказался ранен, множество его штабных убиты, несколько корреспондентов пали под Порт-Артуром…
Деникин, прибыв на место службы, понял, что судьба закинула его даже не на второстепенный театр военных действий. Тонкой паутиной расположившиеся вдоль дорог, четыре бригады пограничной стражи состояли в основном из казаков и офицеров-добровольцев. Смелые, бесшабашные, прекрасно знакомые с местностью, любящие "погулять", но отменно смелые, без робости идущие в бой с многократно превосходящим противником. Служба здесь была очень своеобразна. Первым делом требовалось умение отличить подходящего по дороге китайца: простой ли рабочий или же солдат. Нижние чины китайской армии одевались так же, как и простонародье, имея лишь некоторые, малоприметные знаки отличия. Просто все деньги, выделяемые казной на форму, присваивали офицеры.
Одинокая дрезина, ползущая по железнодорожному полотну. Где-то вперед, на насыпи, бредут трое китайцев с ружьями.
- Что это за люди? - спрашивает Антон Иванович, прикрывая глаза от яркого солнца ладонью.
- Китайские солдаты, - отвечает, ничтоже сумнящеся, командир бригады.
- А как Вы их отличаете?
- Да главным образом потому, что не стреляют по нам, - широко улыбается бригадный…
Но далекий от настоящей войны край был не для Антона Ивановича Деникина. Только очень своеобразная удача помогла ему: в более тихое место попросился один из офицеров Ренненкампфа. В его отряде было очень сложно уберечь голову. Но что нужно для молодого капитана?
Деникин попал на должность начальника штаба Забайкальской казачьей дивизии в относительное затишье, получив возможность очень хорошо ознакомиться с бытом солдат и офицеров. Спали в землянках, покрытых гаоляновой соломой, с чадящими "каминами" из найденных неподалеку камней. Многие месяцы, проведенные в таких жилищах, когда термометр показывал под двадцать градусов мороза, не располагали к хорошему настроению. Согреться получилось только в бою. Деникин и сам не заметил, как получил боевое крещение. На привале Антона Ивановича от написания доклада в штаб армии все время отвлекал какой-то свист, писк, словно от крупных комаров или мелкого шмеля. Генерал Ренненкампф, с улыбкой, заметил, что японцы в этот раз стреляют не очень и метко - их "шмели" так и не попали ни в одного человека…
После этого череда поражений, позорных отступлений и яростных атак. Раз за разом лишь самую малость не хватало для победы над "самураями". Пал Порт-Артур. Мукден окончился горьким разочарованием. Генерал Куропаткин, командующий манчжурскими армиями, так и не смог отделаться от навязчивого пристрастия к отступлениям в решающие моменты боя. Во многом из-за его ошибок правительство так и не спросило мнения армии, когда решило подписать мир. Может быть, тогда бы дипломаты пошли на меньшие уступки, узнав, то после Мукдена японцы целых шесть месяцев не могли перейти в наступление из-за потерь, а в ряды армии набирались уже старики и дети. Но все равно, Россия устала от войны. Так устала, что забурлила, загноилась раной революции. И эта рана прорвалась на Дальнем Востоке, когда Деникин возвращался домой.
Из- за фактического захвата поездов демобилизованными солдатами, приходилось часами и даже днями стоять без движения. Слабые, нерешительные, напуганные разгулом толпы начальники железной дороги и командующие гарнизонами, коменданты крепости подпадали под власть всюду появлявшихся комитетов солдатских и рабочих комитетов. И это при том, что в руках военного командования находились верные, опытные части…
Приходилось брать ситуацию в свои руки. Офицеры и солдаты в составе, на котором возвращался Деникин, арестовали особо рьяных "революционеров", назначили вооруженные револьверами дежурные части в вагоны и "взяли под контроль" нескольких машинистов. Те сами вызвались вести паровоз, но попросили, чтобы со стороны это выглядело, как будто их удерживают силой: чтобы совсем не положительно настроенные демобилизованные не сотворили чего-нибудь. Они попросились где-то под Самарой, когда состав остановился у семафора из-за забастовки машинистов. В Петербург Антон Иванович вернулся только под сочельник.
Столица наконец-то пришла в себя, отдав решительные приказания по усмирению беспорядков. Ренненкампф, выйдя из Харбина, обычно гнал особо рьяных запасных километров двадцать-тридцать по сибирскому морозу. После чего те вмиг забывали о "крамоле", дума лишь о тепле да сытной еде. А из Москвы навстречу выехал генерал Меллер-Закомельский, огромной кровью усмиряя дорогу от Москвы до Читы, ставя в вину Ренненкампфу его "миролюбивый" нрав.
Только гром поражения да лопнувшие гнойники первой революции заставили правительство опомниться и начать преобразования в стране и, особенно, в армии. А еще поколебали веру офицеров в свое призвание, в верность стези, ими выбранной, повлекший за собой чуть ли не бегство из армии командного состава…
В Петербурге Деникина ждал очередной "сюрприз": не дожидаясь прибытия возвращающихся из Манчжурии офицеров, заместило все должности младшими по службе, не участвовавшими в войне, или же "воскресшими покойниками". Так стали звать тех, кто давным-давно прибыл с театра военных действий и так туда и не вернулся, пока не был подписан Портсмутский мир. Место Антона Ивановича оказалось занято, и ему пришлось пробыть "на временной должности" целый год, ожидая предоставления обещанного места начальника штаба дивизии. Снова потянулись хмурые будни. Сходили с ума от оскорблений начальства генералы, доказывая, что наследником Николая II является Петр I, начались нападки прессы на засилье иностранцев в армии (национальности не указывали при анкетировании в армии, только веру - и неправославных среди генералов было чуть больше десятой части. Погиб Столыпин, по которому скорбела половина страны - другая же половина его осуждала и припоминала все настоящие и выдуманные "грехи". А потом прогремел выстрел в Сараево, ставший зарядом взрывчатки под хлипкой конструкцией европейского мира. Всего лишь выстрел террориста - а он повлек за собой миллионы смертей. Вот что случается, когда кто-то желает использовать благие намерения как покрывало над желанием добиться собственной выгоды.
Выстрел стал началом для цепочки выступлений, более похожих на плохо скрываемый фарс: германский посол объявил Россию в подготовке к войне, указа о которой даже не было подписано. В ответ на предложение решить все на Гаагской конференции - заявление о том, что вся тяжесть ответственности теперь лежит на Николае II. А он все пытался смягчить последствия, все старался вывести Германию из войны. Не получилось.
У нас не было нормальных планов развертывания войск. У нас не было достаточного запаса боеприпасов. Не было планов мобилизации военной промышленности и источников пополнения военных запасов. У нас много чего не было: как и всегда, в общем-то, как во всех войнах, которые мы вели за многовековую историю. Но все равно, мы шли в бой, чтобы побеждать - или умирать.
