ИММАНУИЛ ВЕЛИКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В АМНЕЗИИ

«В высоком Риме, городе побед, В дни перед тем, как пал могучий Юлии, Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц Визжали и гнусили мертвецы; Кровавый дождь, косматые светила, Смущенья а солнце; влажная звезда, В чьей области Нептунова держава, Болела тьмой, почти как в судный день…» («Гамлет», Акт I. Пер. М. Лозинского)

Чтобы замедлился приход судного дня, Земля должна быть неподвижной, и в соответствии с поэтическим выражением истины, «планеты и Земля законы подчиненья соблюдают…». Эти убаюкивающие строчки будут слышны еще и через три с половиной века после Шекспира.

Видения мира в момент столкновения с огненным телом, становящиеся еще более масштабными и угрожающими, или фантасмагории небесной бягвы – все это до некоторой степени напоминание о событиях, свидетелем которых было перепуганное человечество, оказавшееся на грани уничтожения. Такие видения вновь и вновь появляются в минуты экстатических состояний, в поэзии экзальтированных лириков, в снах и кошмарах обычных людей. Высокие волны, поднимающиеся, а потом обрушивающиеся вниз; сотрясающие всю землю толчки; огненный дождь, льющийся из космоса; пылающие горы, взрывающиеся, когда их настигает приливная волна; волны, несущие глыбы на другие горные хребты, которые сами только что возникли на месте равнин – эти и сходные с ними видения объемлют почти весь репертуар бессознательного в человеке. Время от времени они поднимаются на уровень подсознания, а оттуда – в сферу поэтического прозрения или, как может случиться, в ночные кошмары людей, которые могут проснуться в холодном поту.

Обнаруживая в столь многих случаях неприкрытое отражение событий, свидетелями которых были наши перепуганные предки, событий, многие из которых связаны с природными потрясениями, происшедшими тридцать четыре столетия назад, я искал также аналогичного отражения опыта предков, которые, пережив разрушительные катастрофические события, мучались в сумраке, окутавшем мир. В книге «Столкновения миров» я показал, что выражение «тьма смертная» определяло условия, которые явились результатом посещения нас неким блуждающим небесным телом, ставшим в недавнее время планетой Венера. И я ссылался на незамеченный стих Иеремии (2:6) о населении пустыни, погрузившемся в Тень Смертную; еврейские источники утверждают, что всем этим людям суждено было погибнуть в пустыне. Германская мифология обозначает эту ситуацию понятием СоеНегсЬеттегипд.

Древние мексиканские предания, сохраненные в священных обрядах,, говорят о глубокой мгле, которая почти четверть века обволакивала западный континент, и я повторяю здесь одну обобщающую цитату из книги Шарля Этьена Брассера, исследователя и археолога девятнадцатого века: «Долгая ночь царила над всем американским континентом, о которой предание говорит с отвращением: не было больше солнца над этим разрушенным миром, который порой освещался только страшными пожарами, демонстрирующими весь ужас положения маленькой кучке человеческих существ, уцелевших после этих бедствий»1. В разделе «Тьма Смертная» («Столкновения миров») я упоминал о письменных источника^ на других древних языках, связанных с тем временем, когда небо было в обломках, день стал темным и темнота длилась целые десятилетия, а Землю населили ядовитые паразиты.

Поколение Тени Смертной почти полностью вымерло, и его потомство появилось в исключительно травмирующих условиях умирающего мира. Согласно одному исландскому преданию, во время мрачного Фимбульветра (зимы перед гибелью богов) выжила только одна человеческая пара. Все это должно было отложиться в реально чрезвычайно богатой, но обреченной на подавление подсознательной человеческой памяти.

Один из моих друзей, зная о моих разысканиях, послал мне следующее стихотворение Байрона «Тьма»:

Эта фантазия Байрона не родилась по воле поэта, извлекающей творческий эликсир из ничего, оживляющей образы и ситуации, им изобретенные и никому больше не известные.

Детали этого стихотворения – вулканы, сверкающие во тьме, внезапно обезлюдевший и обнищавший мир, стаи обезумевших от страха диких птиц, которые порхали над землей, пребывавшей в тисках голода и отчаяния, – казалось, явились отзвуком каких-то древних воспоминаний. Байрон, по-видимому, не осознавал сходства с ситуацией времен Исхода и блужданий в пустыне, когда он развернул перед читателями эту картину мира, близящегося к концу. Но именно так выжившие после первого удара, столь разрушительного, как мы знаем, должны были видеть свое существование в мире погибающем и не подлежащем воскресению: разве это не то самое реальное событие, которое было похоронено в человеческой душе более тридцати веков – унылая картина, где стаи птиц безнадежно парят над землей среди оголодавших путников в мире, окутанном пеплом?

В книге «Земля в перевороте» я попытался показать воздействие изменившихся экологических условий на животный мир, даже притом, что человек мог и не иметь об атом непосредственных впечатлений. Я нарисовал картину так, как онамне виделась через сохранившиеся кости и камни: «В изменившихся условиях, среди климатических превратностей, среди высохших пастбищ, среди растений, которые не годились в пищу, или при отсутствии животных, которые могли бы стать добычей, эти немногие последовали за прочими в изнурительной борьбе за существование, уступив в конце концов в борьбе за выживание видов.

Горящие леса, надвинувшиеся моря, извергающиеся вулканы, затонувшие земли взяли основную дань; бесплодные поля и сгоревшие леса не предлагали благоприятных условий для тех испуганных и одиноких, которые выжили, и внесли свою долю в процесс уничтожения».

Лорд Байрон не описал эсхатологической картины умирающего мира будущего, хотя сам считал, что сделал именно это: он черпал из общего для всех людей, и даже для животных, источника.

Эдгар Аллан По написал один короткий рассказ – «Разговор Эйрос и Хармионы». Закончив свою земную жизнь, старое прибыла в потусторонний мир и была встречена Хармионой: они знали друг друга еще на земле. Хармиона, уже в течение нескольких лет обитающая в Земле Обетованной («АЫепп»), говорит; «Я сгораю от нетерпения услышать подробности о грандиозном событии, забросавшем тебя к нам. Поведай мне о нем… на старом привычном языке мира, погибшего столь ужасно… Когда, покинув человечество, я прошла через Могилу и Ночь, – в ту пору, если я верно помню, бедствия, постигшего вас, никак не ожидали. Но ведь я была мало сведуща в предсказаниях умозрительной философии тех дней».

Эйрос отвечает: «Как ты сказала, бедствия, постигшего нас, совершенно не ждали; но подобные невзгоды на протяжении долгого времени составляли для астрономов предмет обсуждения. Едва ли стоит говорить тебе, друг мой, что, когда ты ушла от нас, люди истолковали те места из наших священных писаний, где повествуется об окончательной гибели всего сущего от огня, как относящиеся лишь к земному шару. Но касательно сил, посредством которых свершится наша гибель, все предположения были ошибочны, начиная с той эпохи развития астрономии, когда перестали считать, что кометы способны уничтожить нас огнем. Была точно установлена весьма невысокая плотность этих небесных тел. Заметили, что они проходят среди спутников Юпитера без какого-либо значительного изменения массы или орбит этих второстепенных планет. Мы давно рассматривали этих небесных скитальцев как крайне разреженные, газообразные скопления, никак не способные причинить вред нашему весомому шару даже в случае соприкосновения. Но соприкосновения мы ни в коей мере не опасались, ибо элементы комет были досконально известны. Что среди них должно искать носителя огненной гибели, много лет считалось недопустимой идеей. Но последнее время причудливые фантазии и вера в чудеса странным образом распространились по свету; и хотя подлинное предчувствие грядущей катастрофы укоренилось лишь среди немногих невежд, но после того, как астрономы объявили о новой комете, эта весть была принята всеми с какой-то тревогой и недоверием.