сегодня буду вас судить. Секунданты, за границу площадки.
Степка и второй секундант уходят за стеклянные двери по разным сторонам арены. Глянув на трость, судья обращается ко мне:
— Небоеспособным позволяется выставить бойцов вместо себя.
Я понимающе киваю:
— Что ж, не буду против, если Корсов найдет себе замену.
— Ах ты! — злобно вскрикивает Михаил.
— Миша, помолчи, уже немного осталось. — Эва как, а судья-то за противника болеет. Хотя, это понятно, они ведь из одного клуба. Понятно, но неправильно. — Арсений, твое право отказаться от замены. Специально для тебя объясню правила. Деретесь в полную силу. Живу не сдерживаете. Добивать противника запрещено. Победа засчитывается, когда соперник сдастся либо потеряет сознание. Ясно тебе?
— Трость могу использовать в бою? — спрашиваю.
Услышав, Корсов фыркает.
— Можешь, — судья позволяет себе легкую усмешку. — Но не советовал бы. Деревяшка против доспеха не сработает, ты только затормозишься и потеряешь время для удара живой.
— Спасибо за ответ, — а совет я, конечно, пропустил мимо ушей.
— Как посчитаю до трех, начинаете бой, — Виктор отступает и начинает отсчет. — Раз.
— Я сломаю тебе последнюю ногу, — рычит громко Корсов.
— Нет, ты будешь ползать, как червяк, — скучающе качаю головой. Хотя мог вообще промолчать. Лучший ответ — действие.
— Два!
Болельщиков пробивает на крики:
— Миш, по-бырику его!
— Блондинчик, не подведи! — машут мне недавние девчонки с улицы. Ира хмурит серьезное личико, бросив взгляд на моих болельщиц. А затем сама вдруг кричит:
— Арсений, оле-оле-оле!
Я перехватываю трость за середину. Активирую живу. Чувство бодрости наполняет молодое тело, адреналин накрывает мозг. Разум превалирует над инстинктами, но это даже забавно — неопытность, внимание девчонок, вот это вот всё веселое.
— Три!
Толпа взвывает на последней секунде:
— Бе-е-ей!
Ладно, раз расстарались, не стану разочаровывать. Не знаю про хлеб, но будет вам зрелище.
— Бой! — опускает руки судья.
Корсов срывается с места и пытается провести размашистый удар. Доспех он, наверняка, включил, а, значит, кожа парня твердая, как бетон. Блоки лучше не ставить. Резко, на одних ногах, я подступаю ближе, сжимаю его руку еще на подлете. Импульс замаха гаснет в зародыше. Глаза парня округляются. Не ожидал, что калека без трости ходит. Иначе, может, был бы осмотрительнее.
В первые секунды захвата понимаю — даже с жива-анаболиками я не могу сжать до боли запястье Михала. Сустав мне не вывернуть. Все-таки доспех — очень практичная вещь. Надо бы быстрее осваивать.
Опускаю трость и зацепляю загнутой рукоятью щиколотку противника. Резко тяну лодыжку Михаила вверх. Ноги парня разводятся в стороны, и он бахается спиной на песок.
— Вот тебе и калека! — раздается с трибуны удивленный голос. — Зацеп тростью! Однако!
— Белобрысому всё равно конец. Миша в доспехе, а этот, похоже, нет.
На последнюю реплику я усмехаюсь. Верное замечание. Поэтому поторопимся, пока не растеряли преимущество.
Быстрый подскок. Бью пяткой в челюсть. Так слегка, только чтобы как следует тряхануть черепную коробку. Легкая дезориентация обеспечена.
Корсов снова опрокидывается, пытается подняться и поскальзывается на песке. Я кружу вокруг него, аки ворон, пинками в лицо не давая собраться. Для виду слегка прихрамываю. Один раз зацепляю тростью за шею, заставив Корсова целоваться с песком арены.
— Су-у-у-ка! — сплевывает он пыль, вскакивая. Парень бездумно бросается в атаку.
Именно сейчас для него это простительно. Ведь я бездоспешный, а, значит, первый же удачный захват, и готово, мне крышка.
Корсову остается проскочить пару шагов. Я даже не уклоняюсь, не выставляю блок. Лишь распахиваю полы пиджака. Так, чтобы бумажка, торчащая из внутреннего кармана, смотрела наружу. Да, заготовка с моей кровью на экстренный случай. Они у меня распиханы по всем одеждам.
Рубиновые капли вспыхивают, и стая Рарогов вырывается на свободу. Огненные воробьи накрывают Корсова сплошным красочным занавесом. Всего на секунду. Он даже не успевает вскрикнуть, как Рароги, слизав доспех, превращаются в струйки сизого дыма. Парень же оседает на колени, медленно, словно дождевая капля сбегает по окну. Глаза ошарашенные. Слишком напуган резким обессиливанием. Я подхожу и точным ударом в челюсть вырубаю противника.
Михаил распластался посреди арены. «Трибуны» молчат. В полной тишине какая-то блондинка восхищенно вздыхает:
— Это было так красиво!
Ее возглас будит цепную реакцию:
— Так Беркутов — Кмет! Вот же партизан!
— Видели? Птицы вылетели прямо из костюма. Крутой фокус!
— Я заснял! Пойдет в школьную газету.
— …Три…два…один, — считает судья, склонившись над вырубленным противником. Не дождавшись реакции, он объявляет. — Победитель — Арсений Беркутов!
Правда, даже я с трудом его расслышал. Зрители уже сами всё решили. В овациях потонули все звуки. На выходе с арены пропускаю санитара с медицинской каталкой. Затем обуваюсь.
— Вот так цапля! Вот так шажок! — обычно скромный при дворянах Степка хватает меня за плечи. — Арсений, какой же ты, барин, крутой!
— Никаких титулов в школе, — с улыбкой напоминаю регламент учебного заведения. Указом самого императора Владимира в школах с учащимися разных сословий запрещено любое разделение не по успеваемости. В стенах Альма-матер все равны.
— Да пофиг! — отмахивается Степка. — Сегодня ты даже не барин — а сам царь арены!
— Спасибо, — мне бы сошло и лорд, но отказываться не буду.
Чуть отойдя от арены, мы натыкаемся на оживленных гимназистов. Одни мне кивают и одобрительно машут, другие обсуждают использованную «технику Ярило»:
— Это точно родовой секрет, говорю вам! Чтобы придать огню столь аутентичную форму птиц никаких стандартных техник не хватит. Нужны спецзнания.
— Не зря Беркутовы раньше славились, как превосходные огневики. Еще дед рассказывал…
Я облегченно вздыхаю. С родовым стилем мне действительно повезло. Спокойно могу выставлять Рарогов нашей секретной техникой.
— Поздравляю
