в роли рабочего на этом лайнере батрачил бы года два, и то, особо не тратясь на еду, одежду и другие естественные потребности.
Дверь в каюту я вскрыл универсальным ключом, слепок которого давно уже сделал, ненадолго одолжив его у главного распределителя работ. Оглядевшись еще раз я понял, что понятия не имею, что мне делать дальше.
Старик, а две два дятла не ошиблись, называя его стариком, лежал на кровати, сложив руки на груди, с выражением полного умиротворения, навсегда застывшего на лице. Складывалось такое ощущение, что старик лег поспать, и уже не проснулся. Или же, он знал о том, что может не проснуться и подготовился сразу же отправляться на перерождение. Гадать можно было сколько угодно. Главное, что не было ни гримас боли и страха, ни следов борьбы, ни каких-либо внешних повреждений. Абсолютно счастливый труп, умерший своей смертью от глубокой старости в постели. О чем еще можно мечтать?
Только вот опрокинутая чашка с чаем на столике портила всю такую складную картину, не говоря уже об обуви, в которой Маэда лег в кровать, чего тот в принципе не мог себе позволить сделать. Хотя, он не мог себе позволить вообще разгуливать по каюте в обуви, не тот у него возраст, чтобы до такой степени забить на традиции. Думать о том, что на этом лайнере находится не одна парочка наемников, пришедших по душу этого, на первый взгляд, безобидного старичка не хотелось, но этот вывод напрашивался сам собой. Причем, это было именно убийство, холодное и преднамеренное. Без каких-либо внешних признаков того, что в комнате, в довесок ко всему, пытались еще что-то найти. А вот то, что каюту не посещали несколько дней, если конечно этот запашок не сегодня появился, еще больше привлекло мое внимание, нежели труп в каюте. Прислуга обязана была дважды в день менять постельное белье пассажиров из випов и, как минимум, каждый вечер в менее роскошных апартаментах. Никакой таблички на двери не висит, что беспокоить гостя – чревато потерей жизни, поэтому нанятый кем-то киллер был принят на работу в качестве прислуги, и теперь работает вместе со мной и даже больше, проживает вместе со мной на одной палубе. Узнать, кто это, было делом техники, расписание дежурств всегда находятся в общем доступе у распорядителя. И узнать это как раз-таки нужно, только внимание лишний раз к себе не привлекая. Судя по всему, никто пока еще не знает, что я нахожусь именно на этом судне, пусть так и остается.
Я вновь посмотрел на тело старика и глубоко задумался. В детектива играть мне совершенно не улыбалось, опыта маловато, могу что-нибудь пропустить. Пусть трупом занимаются более профессиональные и заинтересованные в раскрытии преступления люди. Самое разумное, что я мог сделать в подобной ситуации, это тихонько выйти, заперев двери, и пускай те полудурки попытаются еще раз убить уже мертвое тело. Обдумывая подобный вариант, я довольно вяло удивился сам себе, раньше я не был настолько циничным. Жалости или чего-то похожего я не испытывал, только глухое раздражение к тому факту, что старикан помер и тем самым спутал все мои планы.
Покачав головой, я уже развернулся, чтобы уйти, но тут на меня словно ведро воды вылили. Почему я решил, что имя Маэда мне не знакомо? Ведь Маэда – это те самые мрази, которые организовали Центр распределения. Оми же тоже Маэда! Значит, этот старик имеет какое-то отношение к этому проклятому клану, и именно про Центр он хотел рассказать отцу, в обмен на что? И почему Ито не хочет, чтобы кому-то постороннему, не японцу, стало известно о Центре? Это что такая великая тайна? Нет, тут явно дело было в другом, но вот в чем именно? Что-то очень важное, если не только Ито расстарался, чтобы эта информация не дошла до российского князя. Ну, или Ито перестраховался, отправляя ни одну ту парочку вершить суд над уже отжившим свое стариком. Вот только князь Петр славился тем, что на слово никому не верил. Ему нужны были доказательства. И, вероятно, старик вез эти доказательства с собой. А значит, у меня снова появился призрачный шанс выбраться с этих островов, да еще и в компании с отцом. Осталось только найти ее и ознакомиться, а то, кто знает этого старика, может, тот совсем из ума выжил и просто решил продемонстрировать отцу фотографии глав кланов, сидящих на горшках.
Еще раз бросив брезгливый взгляд на мертвое тело, я принялся перетрясать багаж старика, в надежде найти хоть что-то, что несло бы упоминание Центра или чего бы то ни было еще более важного и секретного.
В багаже ничего не обнаружилось, хотя я не стал слишком миндальничать и даже порезал все подкладки чемоданов. Ничего: ни бумаг, ни внешних носителей данных для коммов. Личный комм располагался на столике рядом с опрокинутой чашкой. Он был включен и не запоролен. Времени копаться в его памяти у меня не было, но и брать с собой было чревато, мало ли кому еще он мог бы понадобиться на этом судне. Я мог, правда, сыграть роль неопытного и тупого воришки, но оправдывал ли такой риск полученные данные, которых, в принципе, там могло и не оказаться? Плюнув на все предосторожности, я аккуратно, стараясь не задевать расплесканную жижу, взял комм и убедился, что тот был совершенно чист, практически стерилен. Даже история открытых файлов и новостных лент была досконально вычищена. Что и требовалось доказать, как говорится. Кто-то явно постарался, чтобы уменьшить вероятность утечки информации. Но хранить что-то в памяти комма, да еще в единственном экземпляре? Сомневаюсь, ох как сомневаюсь, где-то точно есть внешний накопитель, да и не удивлюсь, если и в бумажном варианте многое было распечатано и хранилось где-то в потайном месте. Может, и до сих пор храниться, знать бы где искать.
Вспомнив, что в каждой каюте первой и второй палуб находится сейф, я огляделся, стараясь прикинуть, где таковой может находиться. Разумеется, сообщать подобного рода информацию обычным стюардом с улицы никто не спешил, но слухи всегда обрастают подробностями в тесном замкнутом коллективе. Оглядев стены, я увидел неяркое свечение за одной из безвкусных картин, с полуобнажёнными женщинами вперемешку с натюрмортами из фруктов. Сняв ее, я увидел вязь охранного заклинания. Не тронутую. А сейф был деактивирован, что говорило о том, что дедок этой корабельной нычкой ни разу не воспользовался. Ками вас раздери. Я все больше впадал в отчаянье, прекрасно понимая, что время и на этот
